-Отрицание-
- Здравствуйте. Это Павел? – из динамика донесся уставший женский голос. - Да, это я. Подождите, а Вы кто? Почему вы звоните с телефона Юпитера? Что с ним? – в голове сразу пронеслись роем самые страшные мысли и предположения, а каждый последующий удар сердца, казалось, начал раздаваться секунды на 3 медленнее, чем предыдущий. Петя никогда никому не разрешал трогать или брать его телефон, к тому же сейчас он должен был подъезжать к дому после встречи с заказчиком, и то, что с его номера говорила какая-то девушка, было больше, чем странно. Это было невозможно. - Павел, мы нашли на телефоне Юпитера в адресной книге только Ваш номер и еще один не записанный под каким-либо именем, поэтому позвонили Вам. Мне очень жаль, но Вам придется приехать через 2 часа на опознание, - стакан, который Паша только поднял со стола, как в замедленной съемке выскользнул и стал приближаться к полу, разлетаясь по нему на мелкие кусочки. Он перевел взгляд на руку, 5 секунд назад сжимавшую этот стакан, и как будто через мутное стекло увидел, как мелко дрожат пальцы, зависнув в воздухе. - Это шутка? Что вы несете? Какое опознание? Петя вот-вот приедет домой, почему у Вас его телефон? Он забыл его, обсуждая заказ? Что вы молчите?! Отвечайте?! – по сотне вопросов и нарастающему гулу в голове было понятно, что у парня начиналась истерика. Паша уже чувствовал, как на щеках что-то мокрое прочертило 2 дорожки от глаз, не видевших уже ничего из-за мутной пелены. Он не верил в тот бред, который ему сказал этот уставший голос в телефоне. Что значит опознание?! Петька вот уже минут через 5 застучит в дверь их квартиры, а потом будет рассказывать, переодеваясь прямо на кухне, своим чуть низким, с сексуальной хрипотцой голосом о том, как стремно стоять в пробках даже в 11 вечера, и даже на мотоцикле. - Прошу Вас, успокойтесь. Сорок пять минут назад к нам привезли молодого человека после автомобильной аварии. При нем был паспорт на имя Юпитера Кива и мобильный телефон, в котором мы нашли Ваш номер. Врачи сделали все, что могли, но сильный ушиб сердца, сломанные ребра и серьезная травма позвоночника… После такого выживают немногие. Мне очень жаль, Павел. Ваш друг был таким молодым. Паша повернулся спиной к барной стойке, заменяющей им и стол, и поверхность для готовки, и медленно съехал по ней, не замечая, что садится почти буквально на битое стекло. Голову разрывало какое-то шипение и тяжелый гул, а в висках набатом стучало: «…приехать на опознание», «…автомобильная авария…», «…выживают немногие». Как то резко захотелось загнать себе что-то острое под кожу, чтобы проснуться после этого страшного сна и, глядя потом на шрам, вспоминать, что это был лишь кошмар, что этого не могло случиться на самом деле. А потом напиться и набить Киви морду, чтобы не шутил так, подговаривая своих подруг. Хотя какие подруги?! У него же никого не было вообще, даже из знакомых, кроме Паши. Кстати, Петьку так называли преподы в универе, путая его фамилию с экзотическим фруктом, а он не обижался, говорил, что круто быть и назваться не как все. Этот юный искатель приключений на свою задницу и имя в паспорте поменял после этого, и обычный Петр Кива превратился в Юпитера, хотя Паша всегда называл его по-прежнему «Петя», «Петька», ну и иногда «мое чудо». Вот только это была нихрена не шутка и не сон, потому что кровь, текущая из ладони, зажавшей осколок разбитого стакана, была до невозможности реальной, а сам парень, почему-то не просыпался. - …ерез 2 часа, Вы запомнили? Павел, Вы меня слышите?! Павел! – этот треклятый голос, раздававшийся из динамика, ворвался в сознание Паши, заставляя его моргнуть, от чего по щекам пробежали новые влажные дорожки, и он сморщился от зуда в ладони, с которой накапала уже приличная лужа крови. Но боль от пореза была ничем по сравнению с тем, что чувствовал парень внутри. А он не чувствовал ничего, как будто его резко выключили, забрали все эмоции, и чувствовал сразу все, все то, что люди называют словом «боль». - Вам жаль?! Вы говорите мне о сочувствии?! Да засуньте себе его куда подальше – ваше сочувствие! Вы только что, блять, сообщили, что «мой друг», как Вы выразились, умер! Так вот этот «друг», девушка, мой парень! Тот, ради кого я встаю по утрам! Вы вообще нормальная?! Я не верю Вам, этого не может быть, он просто задержался с этим заказчиком, живущим на другом конце города, но Петя скоро приедет! Он не мог умереть, какое сочувствие!? Это очень жестокая шутка! Нет! Нет, он жив! – Паша уже просто орал в трубку, быстро поднимаясь с пола и задыхаясь от слез, - скажите, что Вы пошутили! Откуда у Вас телефон Юпитера?! – его колотило в реальной истерике. -Паша, возьмите себя в руки! Я действительно искренне вам соболезную, но у нас каждый день умирают люди, и такими вещами не шутят! Вы знаете, где находится Первая Областная больница? Вас ждут там для процедуры опознания через 2 часа. Вы справитесь с этим, у вас просто шо… , - в телефоне раздались короткие гудки, сообщающие о том, что абонент сбросил звонок. «Надеюсь, он доедет живой», - промелькнуло в голове у медсестры прежде, чем она опустила трубку на стационарный аппарат.-Гнев-
Их первый поцелуй был ванильным и «девчачьим» настолько, насколько он мог в принципе быть между парнями. Но сказать то, что он был лучшим в Пашкиной жизни, значит не сказать ничего. Ему казалось в тот момент, что он каким-то невероятным образом попал в космос, но дышать было трудно не из-за отсутствия там кислорода, а из-за тех совсем немужественных спазмов, что так душили горло. Паша тогда едва удержался от слез, потому что понял, что он нашел своего родного человека, за которого он будет умирать, сражаться и жить, чтобы его личное чудо никуда и никогда не исчезло. Он просто не смог бы отпустить. Это была самая идеальная ночь в его жизни, которую они с Киви закончили на крыше какой-то обшарпанной девятиэтажки, взявшись за руки и смотря на то, как всходит солнце. Они катались на байке Юпитера с самого заката по пустынным улицам города, и Паша почувствовал в эту ночь, что он живет, что жизнь – самое охуенное, что может быть на свете. Стоя там, на кем-то вскрытой крыше, он повернул голову направо и увидел залитого солнцем Петю, который смотрел точно так же на него самого. И тут все последние предохранители сорвало у обоих. Паша не помнил, кто потянулся первым, он помнил лишь чуть обветренные губы, целовавшие его с надеждой и доверием, постепенно переходящим в страсть и желание. Он помнил мягкие, чуть спутанные волны волос, поднятые лаком в модную укладку, которые казались золотыми в лучах встающего солнца и такими идеальными. Он помнил сорвавшееся тогда с зацелованных губ Юпитера: «Мой», - и засос под правой мочкой уха, который подтверждал это. В ту ночь Паша побывал в раю. *** Парень стоял перед мотоциклом, сиденье и руль которого были покрыты засохшими красными пятнами. Он сжимал кулаки в карманах куртки, желая разнести этот гребаный байк на мелкие кусочки, так же, как он разнес его жизнь. К Паше подошел сотрудник ГАИ, принося документы с печатью и спрашивая, как он планирует забрать мотоцикл. - Я уеду на нем, - выдавил парень сквозь зубы, - Спасибо. - Как знаете, но он довольно ощутимо поврежден, так что не советую долго на нем кататься без ремонта. Поврежден. Юпитер был мертв, а этот его проклятый любимый байк был всего лишь поврежден. Смешно? Нет, Паша так не думал. Он думал, что и кому в жизни плохого сделал Киви, а что хорошего сделала эта груда железа, что она работает, как и должна, а его человека больше нет. Гнев рос внутри в геометрической прогрессии, и Паша просто ждал, когда же этот «советчик» свалит, чтобы уехать с этой штрафстоянки и выплеснуть все, что так свербило изнутри. *** Стрелка спидометра показывала 170 км/ч, а на трассе было пусто, прямо как в Пашиной душе. Он свернул направо, съезжая на более узкую дорогу, ведущую к промзоне. Как хорошо все-таки, что Петька заставил его научиться водить мотоцикл, ведь теперь он мог беспрепятственно сам отвезти его, куда хотел. Паша, подъехав к пустырю за каким-то заброшенным заводом, выключил зажигание, слез с байка, снял рюкзак с плеч и достал оттуда разводной ключ. - Прости, Петь, но я не могу смотреть на него. В мире должна быть справедливость, так вот я сейчас ее восстановлю, - первый удар пришелся на руль, оставляя на нем вмятину. - Повреждена эта сволочь! Его больше нет, а этому гребаному куску железа хоть ремонт, блять, подавай! – второй удар обрушился на топливный бак, после которого сколы и царапины на панели приборов превратились в дыры, а кожа на седлах порвалась спустя еще 3 удара. -Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! – с каждым гневным выкриком Паши мотоцикл становился все более похож на груду металлолома. Он колотил по колесам, по двигателю, по фарам, по тормозам, которые у него самого сорвало по полной. Двадцать минут борьбы превратили вполне новый мотоцикл в набор запчастей, из которых невозможно было собрать даже самый старый. Паше было абсолютно все равно, как он будет добираться потом до дома, он лишь хотел уничтожить даже сам факт существования байка, на котором две ночи назад разбился Юпитер.-Торг-
Похороны были во вторник. Хотя сложно было назвать процессию из двух работников кладбища и одного Пашки похоронами, но все же Юпитера больше не было, а были кресты и мраморные памятники вокруг. В четыре руки мужики в одинаковых кепках быстро справились со своей основной задачей, и Паша остался один, в буквальном и в переносном смысле. Он сглотнул, опустился на землю рядом со свежим холмиком, достал телефон и, проведя пальцем по экрану, уставился на фотографию Киви, стоявшую у него на заставке. - В горе и в радости, в болезни и в здравии, вместе до конца, помнишь? – его надломленный тусклый голос буквально прорезал тишину, царившую вокруг. Если бы боль можно было измерять тонами и оттенками тех звуков, которые производят голосовые связки, Пашкины показатели зашкалили бы за «перенорму». Он смотрел на пиксели, составлявшие его любимые темно-зеленые с невероятным узором глаза, на обрамлявшие их длинные черные ресницы, на худые скулы, которыми Петя так гордился, и вспоминал их третью годовщину. Тогда Юпитер признался ему, что у него есть счет в банке, на котором лежит достаточно денег для того, чтобы им обоим не работать еще лет 5. На удивленный вопрос «откуда?» он лишь пожал плечами и с горькой усмешкой произнес: -Привет из прошлого. Не бери в голову, Пах, - а потом добавил, что, если что, у него есть проверенный адвокат, который и заведовал этим счетом, помогал по всякой документации. - Почему ты не сказал раньше? - спросил тогда Паша, а Киви, положив ладонь ему на щеку, улыбнулся: -Боялся, что ты уйдешь. У меня итак слишком много темноты за спиной. -Идиот ты, от своих людей не уходят. Просто говори мне теперь все и не думай за нас обоих, ладно? - В горе и в радости? – немного с иронией, но больше опасливо - а вдруг оттолкнет? - В болезни и в здравии, - уверенно, так, чтобы поверил. - Вместе до конца, Пах, - с любовью. Так, что без сомнений. - Чувак, по нам плачет «Титаник»! Я думал сопливее, чем там, невозможно! Прикинь, ты стоишь на корме в развевающихся кружевах, а я тебя типа ловлю и кричу: «Давай, Киви, ты летишь!» - чуть хриплый смех Юпитера было тогда слышно, наверное, в соседнем районе. Паша поднял взгляд от экрана на свежий насып и, возвращаясь из воспоминаний в реальность, снова ощутил, как мертво и больно было внутри. Как будто кто-то просто выжег его с изнанки, не забыв особо тщательно и жестоко спалить душу и даже пепла не оставить от сердца. Впрочем, снаружи он выглядел не лучше: не то что бледная, а какая-то прозрачная с болезненной синевой кожа, чернота под воспаленными глазами и всегда задорно поднятые уголки чуть полноватых губ, сейчас опущенные вниз. - Почему ты, Петь? А? Почему не любой другой из 7 миллиардов человек, живущих на этой ебаной планете, на которой так легко потерять в один миг все?! Скажи, почему ты никогда не надевал этот чертов шлем? Почему тебе всегда так хотелось адреналина? Юпитер, ну какого хрена ты молчишь?! Почему ты мне не отвечаешь?! Чувак, ты же сам «вместе навсегда», так какого ты не здесь!? Где ты, блять, сейчас вообще?! – злые слезы быстро сорвались с ресниц, упав на рукав толстовки. Паша поднял голову наверх и сорвался на отчаянный малосвязанный шепот: - Бог, если ты меня слышишь, верни мне его, а? У тебя их много, а я без него же сдохну. Как еще не сдох?! Хочешь, поменяй нас, но только чтобы он жил. Петь, ну а ты? Я же ничто без тебя, поодиночке же не живут. Пожалуйста, Господи, ты же помогаешь людям! Сделай так, чтобы не чувствовать, словно от тебя отрезают по кусочку, а потом заставляют жрать собственное мясо! Это слишком больно, ну пожалуйста, Боже, верни мне его! – последние слова застыли в воздухе на пару секунд. Как будто их мог там кто-то услышать. Парень бессильно уронил голову на грудь и закачался вперед-назад, обняв колени руками. *** -Ты же Паша, да? – раздался тихий нежный голос справа. Парень поднял голову, незаметно вытирая слезы на щеках, и его сердце просто провалилось куда-то вниз – на него смотрели его любимые темно-зеленые с невероятным узором глаза в обрамлении пушистых длинных ресниц. Но перед ним стояла незнакомая девушка, и Паша не мог поверить, как такое бывает. У нее были глаза его Пети, а незнакомка знала, как его зовут. - Да. А ты кто? – получилось несколько грубее, чем он хотел, но голос всегда становился таким после долгого молчания. - Меня зовут Мирослава. Я сестра Пети. Он очень много о тебе рассказывал, Паш, буквально о тебе только и говорил, - ну конечно же, эти скулы! Приглядевшись, парень понял, что девушка действительно была очень похожа на Юпитера, но он точно знал, что у его парня не было больше никого из семьи и друзей, кроме него. Мог ли Киви просто скрывать свою сестру? Но зачем? В голове внезапно всплыли слова медсестры, звонившей в тот самый вечер: «…в адресной книге только Ваш номер и еще один не записанный под каким-либо именем…». «Неизвестный» рассекречен.-Депрессия-
Паша просто лежал и смотрел в потолок. Он сбился со счета дней, прошедших после похорон, остановившись где-то на восьмом, так что он не был уверен, насколько больше времени прошло на самом деле. Ему было безразлично. Ему было абсолютно плевать на все, что происходило и могло произойти с ним: на оседавшую пыль в квартире, на пустой холодильник, на протухающие в нем сырники, которые он приготовил Юпитеру в тот вечер, когда услышал в трубке уставший женский голос, на универ, на пропуски в нем, на то, день был или уже ночь. Все, что делал Паша, это спал или тупо смотрел в потолок, считая капли, капавшие с закрытого не до конца крана в ванной. Слез уже не было, все молитвы закончились, злость превратилась в тупую тоску, с ним осталась только боль. Говорят, что человек привыкает ко всему – не обманывают. Вот только легче не становилось. Когда Паша засыпал, ему снились либо кошмары, либо Петя. И если честно, он был рад, когда видел всяких тварей и ужасы во сне, это доставляло меньше боли, чем счастливые воспоминания о том, как они выбирали себе квартиру, о каждой их дате, о первом разе, о последнем походе на каток, Киви тогда еще умудрился порезать запястье лезвием конька. Паше не раз приходили мысли о суициде, о том, что он может пойти за «своим чудом», но у него банально не было сил встать и добраться до аптечки с таблетками, или повернуть все ручки на газовой плите, или провести ножом вдоль вен. Он просто лежал и сгорал. *** Его преследователь, чьего лица было не видно, равномерно, не ускоряясь, бежал за ним с топором, а даже второе дыхание было уже совсем на исходе. Вдруг Паша увидел какой-то дом впереди и, собрав последние силы, рванул к нему. Подбежав, он распахнул дверь, ворвался внутрь, закрываясь на всевозможные замки, и прислонился спиной к противоположной стене. Секунды медленно проплывали в воздухе, приближая тот момент, когда преследователь добежит до этого ненадежного укрытия. Ничего не происходило, не было слышно ни топота, ни прерывистого дыхания, как вдруг раздался звонок. Он повторился довольно настойчиво, и Паша в диком ужасе подумал о том, что за псих гнался за ним, если решил позвонить в дверь, прежде чем убить его. Настойчивый звук не смолкал, и парень, открыв глаза, резко сел на кровати. Звонил не псих из кошмара, а какой-то вполне реальный человек. По настойчивости звонящего Паша понял, что уходить он не собирается, поэтому ему пришлось, еле волоча ноги, подняться с кровати и дойти до двери. Справившись с замком, он увидел, что на пороге стояла Мирослава, прижимая к себе коробку с логотипом какой-то фирмы доставки еды. - Выглядишь не очень. Ты ел? – девушка отодвинула его с прохода и, разувшись, прошла на кухню,- глупый был вопрос. У тебя в холодильнике даже мыши повесившейся нет, - она немного брезгливо достала тарелку с испорченными сырниками и опрокинула ее содержимое в помойку. Паша, собери себя хотя бы немного в кулак и дуй в душ, от тебя воняет, а я пока еду разогрею. От такой решительности и чувства опеки парень немного опешил, ощутив впервые за недели две какое-то чувство, а именно - желание реально встать под горячую воду и постоять так минут двадцать. Возможно, он послушался Миру и потому, что частенько засиживался до утра с курсовыми и проектами, а Киви, проснувшись, без возражений выпинывал Пашу из-за стола в ванную, пока сам готовил кофе и завтрак. Надо же, а брат с сестрой были похожи не только внешне. Встав под горячие струи, Паша чуть не застонал от блаженства. Было тепло и приятно, и вода как будто забирала с собой боль понемногу, принося едва чувствовавшееся облегчение. Переодевшись в чистые вещи, он вернулся обратно на кухню, на которой кипела жизнь. Парню показалось на мгновение, что прошедшие две недели были дурным сном, действительно кошмаром, после которого он, наконец, проснулся, потому что Мира, колдовавшая над едой, со своей короткой стрижкой и этими невозможными родными глазами была так похожа на Петю, что в груди все защемило, сердце болезненно сжалось, а в глазах защипало. На кладбище Мирослава рассказала Паше, что сама узнала о том, что ее брат жив и здоров, не так давно, Юпитер сам нашел ее, вероятно, при помощи того адвоката. Их родители пропали, когда детям было около тринадцати лет, а они попали в детский дом, потому что родственники не сильно хотели обременять себя чужими отпрысками, даже, несмотря на состояние, которое доставалось в наследство Пете и Мире. Сестре повезло больше, чья-то добрая семья забрала ее спустя всего полгода, а вот Киви жил в детдоме до своего совершеннолетия, не имея представления, что стало в новом доме с девушкой. - Он был готов уже рассказать тебе про меня, Паш, но не успел. Не вини его, это я настаивала на том, чтобы оставаться тайной. Я тебе расскажу обязательно все когда-нибудь, но не сейчас. Ты должен думать теперь только о себе и о том, что бы хотел Петя, чтобы ты сделал, даже когда его не стало. - Мира, откуда у тебя сил? Почему ты не бьешься в истерике, не думаешь о смерти, не проводишь все время у его могилы? – Паша искренне не мог понять, как она держится и откуда в ней столько тяги к жизни. - Просто он будет жив для меня всегда, вот здесь, - она положила руку на то место, где в грудной клетке билось сердце, - а еще потому, что он будет вечно жив в тебе, Паш. Ваша связь, она не подвсластна даже смерти, потому что это больше, чем любовь. Вы двое были одним целым, и теперь ты будешь хранить вашу связь, пока вы снова не встретитесь. А я просто буду помогать тебе, в конце концов, мы, можно сказать, семья. Потому что, знаешь, Паш, а Петя уже купил кольцо на вашу пятую годовщину…-Принятие-
Паша остановился возле подъезда и понял голову наверх, находя глазами ту самую «их» крышу. Старенький лифт открыл двери на последнем этаже. Удивительно, но проход наверх был все так же вскрыт, как и 5 лет назад, ну или же домоуправлению было настолько плевать на состояние домов, что оно не ремонтировало двери и замки с того самого дня. Парень вышел на открытую площадку, постоял, вдыхая свежий ночной воздух, и сел ближе к краю, поворачиваясь так, чтобы видеть горизонт. Без десяти семь самый нижний край неба стал светлеть, постепенно меняя свой цвет с бледно- желтого на оранжевый, красный, пурпурный. Паша поднялся на ноги, засунул замерзшие руки в карманы и повернул голову направо. Он увидел стоявшего рядом, залитого солнцем Петю, который смотрел точно так же на него самого. Его волосы казались золотыми в лучах восхода, а губы растягивала нежная улыбка. Юпитер протянул руку к Паше, а тот поднял свою, касаясь чуть покрасневшими пальцами со сбитыми костяшками воздуха. - Я люблю тебя. Вместе навсегда, помнишь? – прошептал Паша, переведя взгляд на край крыши.