Чёрное платье

      «Что тебе нужно?»       Я должен был рассчитывать на такой ответ. Бóльшую часть наших юных жизней эта девочка вела себя по меньшей мере оскорбительно по отношению ко мне. Когда мы были младше, ей не составляло никакого труда выставлять меня на посмешище перед одноклассниками, обвиняя меня во всех грехах. Теперь она раздражала меня чуть-чуть меньше и в целом стала для меня скорее кем-то, над кем можно посмеяться, нежели строить ей козни. Мы вместе работали в местной больнице, она — санитаркой, а я — в почтовом отделении или бегал по поручениям администрации.       — Ничего. Просто поздоровайся, — сказал я ей. Иногда быть с ней вежливым было сложнее, чем сражаться с ней. — Так вот, я вечером иду на представление.       — Мне всё равно.       — В теа…       — Мне всё равно, где это.       — Будет выступать новый певец. Он…       — Мне всё равно, кто выступает. Почему ты вообще тут стоишь и со мной разговариваешь? Зачем ты мне всё это рассказываешь? — спросила она со смесью замешательства и злости на её лице.       Честно сказать, я сам не знал, зачем всё это ей говорю. Может, это была попытка пригласить её пойти со мной? Почему я внезапно стал таким робким? Когда я рассказал об этой головоломке своему дедушке, он ясно дал понять, что я должен быть прямолинейным, иначе она разозлится и отвергнет меня.       — Ну, я знаю, что… — начал я, осматриваясь по сторонам практически безлюдной улицы, на которой мы стояли.       Несколько магазинов были открыты, было почти семь вечера, и редкие уличные фонари начинали загораться один за другим.       — Я не видел тебя на прошлой неделе в больнице… Из-за твоей бабушки и всего такого. Я просто подумал, ты бы хотела…       — Откуда ты знаешь про мою бабушку? Я никому не рассказывала… — тихо сказала она.       В первый раз за многое время она не казалась сердитой на меня. Она как будто… Ну, я не знаю, что это было, но это было что-то совершенно отличное от того, что я привык слышать по отношению к себе.       — Я видел её в мясной лавке. Она сказала, что ты осталась дома, чтобы помочь ей, когда она сломала ногу, — сказал я, сев на деревянную скамейку, надеясь, что она присоединится.       Что она и сделала несколькими секундами спустя, но села на противоположный край, вжавшись в подлокотник.       Я отметил, что это прогресс, хоть и не совсем такой, как я действительно хотел:       — Как она сломала ногу?       — Она устроила реконструкцию Гражданской Войны у нас во дворе. Она очень эксцентричная. Как и большинство женщин в моей семье, — объяснила она, выдавив из себя улыбку. Было приятно видеть положительные изменения в её поведении.       — Понимаю, — заверив, что пусть члены моей семьи редко делали что-то безумное, но у моего дедушки была странная манера поучать. Однажды зимой он решил, что надо больше работать, чем развлекаться, и преподал мне урок, бросая в меня снежком.       — Я просто подумал, что если хочешь, то можешь пойти тоже.       Она секунду посмотрела вверх и вдоль тротуара:       — С тобой? — спросила она. В любой другой ситуации этот вопрос бы прозвучал как оскорбление; как если бы это предложение было бы принято, сделай его кто угодно, кроме меня. Однако в этот раз она была скорее шокирована.       Я кивнул, и она последовала примеру, давая лёгкой улыбке отразиться на её лице. Мы договорились встретиться на углу возле её дома, чтобы пойти туда вместе, и она посетовала, что ей нечего надеть. Я знал, что она привирает: на работе в больнице ей платили не так много, чтобы покупать дорогие обновки, но я видел, как иногда она наряжалась.       Я точно знал, что больше розового со времён школьной скамьи и белого, который она надевала каждый день на работу, Герти шёл чёрный, в котором она выглядела просто потрясающе.