«Под небом голубым есть город золотой. С прозрачными воротами и яркою звездой. А в городе том - сад, все травы, да цветы Гуляют там животные невиданной красы.»
В огромном особняке Рейнсворт непривычно тихо. Не слышно обычного перешептывания молоденьких служанок, не слышно звонкого и такого кристально чистого смеха юной госпожи Шерон, не слышно шагов каких-нибудь гостей, пришедших навестить герцогиню. Не слышно и тяжелого, монотонного стука колес о мраморный пол. Герцогиня сегодня тоже отдыхает. Как и все в этом, столь непривычно тихом, доме. Даже природа в саду за окном, казалось бы, замерла в ожидании какого-нибудь… Чуда? Смешное слово. Смешные мысли. Вчера герцогине стало плохо. Она вообще после свадьбы горячо любимой внучки чувствует себя всё хуже и хуже. А ведь сегодня чудесный день. Тёплый и солнечный. Такой, какие она всегда очень любила. Ничего удивительно, ведь сегодня самое начало апреля. Прошло всего полгода. Герцогиня вовсе не спит, как думает прислуга. И даже не лежит в постели, обмахиваясь любимым веером и читая какой-нибудь лёгкий роман, как было предписано врачами. Пока беспокойной внучки и её столь суетливого мужа, которые, конечно, в первую очередь волнуются о ней, нет рядом, Шерил играет. Играет на идеально белом фортепиано. Белом фортепиано так сильно контрастирующем с её тёмно-фиолетовым шелковым платьем. И мягкой, такой приятной на ощупь, вязаной шалью цвета кофе с молоком. Тонкие пальцы, не облаченные сегодня в перчатки, скользят по клавишам. Так уверенно и легко. Создавая чудесную мелодию. Очень красивую мелодию. Нет, она вовсе не грустна. Ну, может лишь немного. Совсем чуть-чуть горчит. Да и то лишь от воспоминаний. Мелодия распространяется не только по спальне герцогини, но и доходит, кажется, до каждого уголка поместья Рейнсворт. Может быть, лишь кажется. Она не против. От мысли о том, что буквально весь её дом замер, слушая эту столь дорогую для неё мелодию, на губах Шерил появляется лёгкая и чуть горькая усмешка. Такая же горькая, как и тот настоящий шоколад, который он так любил и который она так ненавидела. Шерил улыбается, потому что знает. Знает, что эта песня принадлежит лишь им двоим. И сам по себе, в голове нежно улыбающейся герцогини, возникает образ. Образ вечно молодого юноши с столь редкими для их страны алыми волосами и гордым взглядом полуприкрытых тёмно-зелёных глаз. Глаз, что всегда смотрели лишь на неё с такой преданностью, а ещё печалью и иногда, совсем редко, но всё же… С отчаянием. Она навсегда запомнила этот взгляд. И будет помнить до последнего дня, до последней своей минуты. А тем временем, образ этого юноши внезапно начинает петь. Так тихо, почти шепотом произнося слова. И его голос такой спокойный и нежный. «Одно, как желтый огнегривый лев, Другое — вол исполненный очей.» Он рассказывал ей сказку. Не такую, какие она читала всё детство в книгах с красочными картинками. В ней не было храбрых принцев и беззащитных принцесс, вечных приключений и бессмертной любви. Зато в ней был покой и безмятежность. Это была сказка, в которую он сам мечтал попасть. Вместе с ней мечтал попасть. В тот самый золотой город под звездой с прозрачными вратами, необыкновенным садом и невиданными животными в нём. И тогда она тоже стала мечтать. Мечтать об этом городе. Хотя бы раз его увидеть. Ведь в этом и заключается смысл мечтаний, верно? В том, чтобы пытаться достичь того, чему просто не дано осуществиться. Так всегда казалось Шерил. Он воодушевленно говорил, что это возможно. Она звонко смеялась и лишь нежно касалась своей рукой его необыкновенных алых и очень мягких волос, приговаривая: «Хо-хо-хо~ Не будь ребёнком, Ру! Сказки это лишь детский способ уйти от реальности.» Он недовольно хмурился и картинно отворачивался, но никогда не обижался по-настоящему. Её это веселило. Его раздражало. Она знала, что он злится. Он знал, что она улыбается. Но это было неважно. Ведь, пускай она и не признавала этого, но герцог Барма и так знал, что она до сих пор мечтает об этом городе. И втайне надеется на исполнение их мечты. А потому каждый раз, продолжал тихо напевать знакомые им слова, кладя голову на руки, сложенные на спинке стула, чуть улыбаясь и устало обращая свой взор на любимые розы, цветы что всегда были ей не по душе, но которые она так бережно выращивала в своём саду. «С ними золотой орел небесный Чей так светел взор незабываемый.» И она ясно помнила, как очаровательно и завораживающе звучал его голос, когда он очень тихо напевал эту песнь лишь ей одной. Теми долгими вечерами, которые они проводили вместе. Эта песня была их маленькой тайной. Нет, мелодию знали многие. Мелодию, но не слова. Они были только для них двоих. Слова песни… Те, которыми они не делились ни с кем. Те, что она скрывала за своей беспечной улыбкой, а он — надменным взглядом. И которые были скрыты в их прошлом, так же, как и их клятвы в дружбе между их Домами. Так же, как серёжки с цветами и памятью. Так же, как и серебряный медальон. Так же, как и их взгляды встречающиеся на балах, как будто не специально. Так же, как и мимолетные, но столь частые встречи в саду. И письма. Письма, что он бережно хранил в сундуке, как одно из немногих сокровищ, что были у него в жизни. Часто перечитывая и вдыхая аромат чернил вперемешку с её лавандовыми духами и маслом для рук с запахом перечной мяты. А она просто и легко предавала их огню с такой привычной для неё улыбкой на лице, весело размышляя о том, что её Ру никогда не изменится, эгоистичный мальчишка. Каким был, таким и остался. Но от этого герцогине всё же было только радостнее. Всё это, несомненно, было частью их совместного прошлого. Важной частью. Которую ни один из них не хотел бы потерять. Поэтому она хранила глубоко в себе тот самый тихий, почти не слышный, такой родной и успокаивающий голос, что просто пел ей колыбельные на ночь. Даря умиротворённый сон и защищённость от всех бед этого мира. «А в небе голубом горит одна звезда. Она твоя, о, ангел мой, она твоя всегда.» Она сидела у его кровати в тот самый день. В правой руке она держала свою любимую книгу, негромко читая вслух, а в левой руке мягко сжимала его ладонь. Он спал. Последнее время, он всё реже и реже приходил в сознание. Она же напротив, навещала его всё чаще и чаще, почти каждый день, если это позволяло собственное здоровье. Она боялась пропустить, боялась не быть рядом в самый нужный момент. Он пытался развлекать герцогиню разговорами и ничего не значимыми рассказами. Как раньше. Но Шерил всё время велела ему отдыхать и не тратить силы. Он немного спорил, но в конце концов, усталость брала своё и он сдавался. Как это и всегда случалось, он сдавался ей. Поэтому сейчас он спал. Или всё же делал вид, наслаждаясь рассказом, как хотелось бы думать герцогине. Рассказом, который он, к слову, никогда не любил, но в этот раз сам попросил прочесть именно его. Потому что неважно было, что она читает. Он наслаждался ни рассказами, ни мирами описанными в книгах, ни приключениями героев и даже ни знаниями и информацией, что они получали от своих похождений, а её голосом. Который даже спустя все эти годы был также мелодичен. А когда она читала то, что нравилось именно ей, он звучал по-особенному прекрасно. Руфусу этого было достаточно. В комнате было очень тихо, помимо красивого голоса Шерил и неприятно режущих слух часов, которые всё никак не хотели умолкать, не было ни звука. В комнате была приятная полутьма. Тяжелый красный портьер наполовину закрывал высокое окно, сквозь которое лился такой волшебный золотой свет. И за окном все было в золоте. На дворе стояла осень. Поздняя сентябрьская сказка, которая всегда восхищала её и никогда не впечатляла его. До сегодняшнего дня. Город засыпанный золотыми листьями и залитый чистым солнечным светом. Вот то, что он всегда искал. Тот самый мифический город из маминых сказок. Из старинных легенд. Из их колыбельной. Руфус чуть улыбнулся прислушиваясь к родному голосу Шерил, пытаясь запомнить его именно таким: тихим, мелодичным и спокойным. Сосредотачивая взгляд тёмно-зелёных глаз на том осеннем городе облачённом в золото, что виднелся ему сквозь прозрачное стекло окна. Герцог чуть прищурился от слепящего света и посильнее сжал руку Шерил. Почти одними губами прошептал слова, что могла бы услышать только она. Его Шерил. «Кто любит тот любим, кто светел тот и свят Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад.» И она, разумеется, услышала. Её повествование прервалось на полуслове. Мелодичный голос герцогини больше не заполнял покои герцога Бармы. Женщина всё ещё просматривала строчки в книге, на которых остановилась, на секунду даже перестав дышать. И потому не сразу обнаружила, что не только её голос перестал разбавлять тишину этого места. Часы тоже остановили свой ход. Герцогиня обернулась к ним. Тем самым, огромным резным часам из красного дерева с потускневшими золотыми стрелками и высеченными римскими цифрами, что стояли в самом углу комнаты. Руфусу они никогда не нравились. Они раздражали его. Он неустанно повторял, что они будто отсчитывают время отведённое ему в этом мире. Он хотел избавиться от них, но это была семейная реликвия, привезённая ещё с родины его семьи. Традиция передавать их из поколения в поколение семьи Барма была неизменной, хоть и непонятной самому Руфусу. Но традиции герцог уважал. Тем более, семейные. И вот, наконец, они умолкли. Стрелки остановились навсегда. И герцогине на секунду показалось, что время в этом месте тоже остановилось. Шерил перевела взгляд на Руфуса, отмечая что его хватка немного ослабла. Лицо герцога Бармы выражало бесконечное спокойствие и, возможно, радость? Нет, не то… Но что-то похожее. Шерил так и не смогла подобрать подходящее слово в тот день. Да и после не особо старалась. Женщина просто искренне обрадовалась, увидев это «что-то» на его лице. Она закрыла книгу. По щеке покатилось что-то мокрое и упало на платье. Она плачет? Ха-ха, нет, конечно же нет. Ведь она обещала. «Никаких слёз, обещай мне, Шерил…» Её Ру всегда знал, что если она дает обещание то ни за что и никогда его не нарушит. А потому был спокоен. Она не нарушит. Но в душе стало как-то пусто? Глупости. Это совсем ненадолго. На прощание она лишь легко коснулась губами его ладони, что держала в своей руке. И вновь посмотрела на его лицо. Тёмно-зелёные глаза были закрыты. Теперь уже навсегда. На губах была улыбка. Такая не похожая на его привычную, чуть надменную, самовлюблённую и всегда такую хитрую. Голова была повёрнута в сторону окна. Шерил проследила взглядом и на мгновение замерла, вглядываясь в ослепительно золотой мир за окном, перед тем как звонко рассмеяться. Её взгляд потеплел, но в глазах всё равно что-то поблёскивало и неприятно щипало. Слёзы? Но ведь она же обещала. Нет, это что-то другое. Определенно. Герцогиня провела правой рукой по необыкновенным алым и мягким волосам герцога, а левой рукой осторожно отпустила его ладонь. Теперь уже навсегда. А он как будто спит. Спит в этом самом золотом городе под яркой звездой. И так теперь будет всегда. А может, нет? Шерил оставила свою любимую книгу на тумбе, зная что больше никогда за ней не вернётся. И уже у самого выхода произнесла свои последние слова в этой тихой комнате, где каждый сантиметр отражал своего хозяина: «Спокойной ночи, Ру.» Эти слова утонули в мёртвой тишине. Мелодия затихает. Герцогиня заканчивает свою игру, закрывает идеально белое фортепиано. Прекрасно зная, что в конце концов, завтра или через пару дней, когда станет лучше, откроет его снова, начиная играть уже выученную всеми в этом доме, но ненадоевшую ещё никому, мелодию. Только для того чтобы образ вечно молодого юноши с необыкновенными и мягкими алыми волосами, тёмно-зелёными глазами и уставшей улыбкой вновь спел ей их колыбельную. И она никогда не забудет их вечную сказку, которую он пел только для неё. И этот золотой город в ней, который был столь же прекрасен, как и весь тот мир о котором они мечтали всё детство. И в котором жили повзрослев, но не замечая всю оставшуюся жизнь. Он может быть спокоен. Пройдёт совсем немного времени и они, возможно, встретятся вновь. В тишине спальни герцогини Рейнсворт, где каждый сантиметр отражал свою хозяйку утонули последние слова этой очаровывающей песни, что они хранили лишь друг для друга. Только на этот раз они звучали, как реквием перед монотонным погребальным звоном.«Тебя там встретит огнегpивый лев И синий вол, исполненный очей. С ними золотой орел небесный Чей так светел взор незабываемый.»