Долог путь до Киферона

– Кровавая заря занималась над лесом! Геракл поморщился. – Иолай, опять ты бардов наслушался. – А что, красиво звучит. – Кровавое не может быть красивым. Не говоря уже о том, что сейчас вечер. Геракл отошел к краю поляны, выбирая дерево с подходящими нижними сучьями, чтобы пригнуть их к земле и устроить более-менее плотный навес. Ведь, судя по темным краям облаков и потяжелевшим головкам цветков журавлиной травы, ночью скорее всего будет ливень. Ничуть не сбитый с возвышенного настроения Иолай отставил левую ногу, раскинул руки и прокричал: – Кровавый закат... Не успел он придумать, что делал кровавый закат с лесом, как изменившееся выражение лица Геракла заставило его насторожиться. И нюх и слух у полубога были получше его собственных, что когда-то страшно его раздражало, но за последние лет пятнадцать-двадцать он просто научился использовать это как их общее преимущество. Так что он подошел к другу, по пути вынимая меч из ножен. – Где? – шепотом спросил Иолай. – В деревне, – так же тихо ответил Геракл. Маленькую деревушку, в которой жили всего несколько семей, полусонную и не слишком гостеприимную, они покинули совсем недавно, купив молока и хлеба. Мужчины там все хмурые и неприветливые, женщины хмурые и неаккуратные. И что, спрашивается, могло произойти? Когда друзья осторожно приблизились к ограде дома, стоявшего ближе всего к лесу, уже и Иолай чувствовал тот запах, что привлек тревожное внимание Геракла. Усталость, накопившаяся за день пути, куда-то сама собой исчезла. В руке, сжимавшей рукоять меча, остались лишь уверенность и сила. Неясно было только, на кого обрушить удар. В деревушке было неестественно тихо. Точнее, звуков было достаточно, но среди них – ни человеческого голоса, ни колодезного скрипа, ни стука калитки, ни топота. Лишь мычание коров, переполошенный крик домашней птицы и грохот ставни, которую бьет о стену налетевший ветер. Очень скоро друзья убедились, что людей в деревне не осталось. Живых людей. – Кровавый закат... – прохрипел Иолай, пытаясь справиться с тошнотой. Геракл промолчал. В молодости, когда они принимали участие в войнах, да и после, переходя из царства в царство, они не раз видели поля, усеянные трупами, иногда полуразложившимися и обглоданными, иногда еще совсем свежими. Геракл прикрыл глаза. Хотелось бежать, бежать без оглядки и потом внушить себе, что приснился дурной сон. Но он знал, что всех погибших нужно похоронить, хотя старался не представлять, как прикоснется к обезображенным телам. Знал, что нужно позаботиться о животных. Знал, что обязательно надо сообщить местным властям, чтобы передали родственникам и вообще... Он поднял веки, внезапно непослушные, словно каменные. Посмотрел на бледного и злого Иолая. – Мы найдем их. – Конечно. Но это ничего не изменит. – Ничего – для этих. Но всё – для других. Тех, до кого они не дойдут. – Герк, – Иолай тяжело сглотнул, – это люди? – Ты видел следы. – Я не о том! – Тогда сам отвечай на вопрос! – Получилось резче, чем нужно. Геракл глянул на заходящее солнце. Глаза жгло. – Мне тоже хотелось бы, чтобы это были драконы, грифоны, гидры, львы, кабаны, пьяные сатиры, посланники Геры или еще что-нибудь в том же духе. Но это люди, Иолай. Тот покачал головой, а затем упрямо поднял подбородок. – Это нелюди. И мне всё равно, как они выглядят. Выглядели они вполне обыкновенно. Семеро здоровенных парней, одетых в дорогую, но помятую и испачканную одежду, с мечами на поясах, кинжалами в рукавах и засапожными ножами. Иолай дал волю безудержной ярости, сражаясь одновременно с двумя и задевая еще одного. Опытный воин, отлично знающий, что в схватке нельзя терять самообладание, на этот раз он позволил эмоциям захлестнуть себя. Он не заботился о том, чтобы отражать удары, только наносил их, доверяя тренированности своего тела. Иолай не думал, не чувствовал, не существовал, превратившись в сплошное неумолимое лезвие, жаждущее лишь одного – отнять жизнь. Их фигуры и лица свидетельствовали о том, что они не знали ни голода, ни жажды. А скорость и разнообразие используемых движений доказывали, что у них была обширная практика. Вот только наглое превосходство, смешанное с веселым предвкушением очередной забавы, сменялось постепенно неудовольствием, а затем и жгучим страхом. Геракл поймал себя на том, что мог бы убить их быстрее, но тянет, нарочно тянет, потому что хочет видеть, как придет к ним понимание неизбежности конца. Не слишком приятно было такое в себе обнаружить, и он почти ускорил атаку, но вспомнил молодую женщину с распоротым животом, руки которой судорожно сжимали недоразвитую ножку выпавшего в коровий навоз зародыша. Вспомнил раскрошенные черепа детей и сломанные позвоночники стариков. И ощутил, как меняется течение времени – оно почти замерло, когда он заставил противника смотреть себе в глаза. Смотреть и видеть смерть. Семь трупов лежали на берегу мелкой реки, на перекате дробилась лунная дорожка, ветер становился все настойчивее, нагоняя тяжелые тучи. – Это нелюди, – сказал Иолай. – Видишь, керы не прилетели забрать их души – это потому, что душ нет. – У всего живого есть душа. – Значит, они никогда и не были живыми. Это было похоже на спор, но они не спорили. Оба знали, что люди не убивают других людей, наслаждаясь болью и кровью, не убивают ради нескольких жалких монет, мешка лепешек и пары кувшинов вина, не убивают беззащитных, беспомощных и невиновных. И оба знали, что это всё-таки были люди. Какое-то время они шли молча, потом Иолай сказал: – Как бы нам не опоздать на праздник. Геракл пожал плечами. Думать о веселье не получалось, перед глазами всё еще мелькала лопата и летели комья земли. Сколько могил они выкопали в маленькой деревушке, дорога к которой скоро зарастет, поскольку там никто больше не живет? Десятка три... Иолай развернулся и встал поперек пути. – Нас постоянно что-то задерживает и мы уже не успеем зайти в Фивы, придется сразу отправляться на Киферон. Есть какие-нибудь идеи насчет того, как добраться побыстрее? Его друг не остановился, обогнул препятствие и двинулся дальше всё с тем же отсутствующим видом. – Герк, очнись! Мы должны там быть вовремя. – Знаю, – процедил Геракл. "Еще бы тебе не знать, не я ведь обещал участвовать в состязаниях." – Что будем делать, я спрашиваю. – Пока ничего. – Свежая идея. Геракл обернулся и слегка виновато попросил: – Давай чуть-чуть пройдем просто так, спокойно. Однако спокойного пути им выпало немного. Девочка лет пяти сидела на грязной дорожной обочине. Она была одна. Она плакала. Отчаянно. Навзрыд. Иолай беспомощно посмотрел на Геракла. Тот ответил растерянным взглядом. – Что? – Ты же у нас главный по любви к детям. Сделай что-нибудь! – Да что?! Прозвучавшая в голосе полубога отчетливая паническая нотка дела не улучшила. Девочка захлебывалась рыданиями. Иолаю внезапно захотелось быть ядовитым и он не стал себе сопротивляться: – Станцуй, например. Но Геракл был примерно в таком же настроении. – У тебя лучше получится – ты же вечно глазеешь на танцовщиц, Им приходилось говорить очень громко, чтобы рев не то горюющей, не то расстроенной, не то обиженной девочки не заглушал их слов. Геракл присел на корточки рядом с ней и постарался сделать очень доброе лицо. – Ты потерялась? Мы отведем тебя домой. Она продолжила свой самозабвенный плач, а Иолай наклонился и зашептал в самое ухо полубога: – Ну конечно! Этого только и не хватало! Даже если она сможет толком объяснить, где ее дом – пока мы туда доберемся! Мы опаздываем, помнишь? Геракл подтянул друга поудобнее и прошипел в ответ: – Предлагаешь бросить ее здесь? Иолай высвободил шею из захвата широкой пятерни. Они совершенно не выспались, плохо позавтракали и им предстоял немалый путь, значительная часть которого пролегала в гористой местности. От невероятно громких звуков, издаваемых очередной дамой, нуждающейся в их помощи, начинала разбаливаться голова. Он наклонился к девочке, упершись руками в колени. Когда их глаза оказались примерно на одном уровне, Иолай продемонстрировал, на что способна крепкая глотка здорового мужчины. Геракл от неожиданности едва не потерял равновесие, а ребенок наконец замолчал. – Вот, – буркнул Иолай и приглашающе мотнул головой. – Теперь можешь спросить ее. – Что б я без тебя делал... Милая, не бойся нас. Меня зовут Геракл, а этого дядю – Иолай. Девочка всхлипнула. – Скажи нам, пожалуйста, как тебя зовут и что с тобой случилось. – Тир... Тир... – она всхлипнула решительнее, но тут Геракл подолом платьишка вытер ей сопливый нос. – Тиртея. – Так что же случилось с тобой, Тиртея? – Она ушлааааа! Рыдания снова огласили окрестности. Спасители переглянулись. Кто ушел? Мать, старшая сестра, бабка? Ушла и оставила малышку на обочине?! Или все-таки девочка потерялась, пока собирали ягоды в лесу, и ей только кажется, что ее покинули? Геракл сделал глубокий вдох, набираясь терпения. Иолай понял, что и ему стоит сделать то же самое. Можно было бы отвести Тиртею в ближайшее поселение и найти там кого-нибудь, кто согласится за ней присмотреть, дождется возможности поговорить и потом найдет ее родителей. Иолай покосился на Геракла. Не согласится, незачем и обсуждать. Полубог тем временем устроился поудобнее и посадил девочку к себе на колени. Она обрадованно вцепилась в его безрукавку, на мгновение затихла, но тут же ткнулась лбом ему в ключицу и заплакала с такой силой, будто только что начала. Иолай поднял глаза к небу, почти ожидая там увидеть какой-нибудь знак, доказывающий, что это всё проделки Геры. Однако небеса после ночной грозы были умытыми и ясными, и ничего на них написано не было. – Тиртея, будь умницей, мы хотим тебе помочь. Скажи нам, где твой дом? Геракл задавал вопрос неведомо в который раз, то гладя девочку по голове, то вытирая ей слезы и сопли. Они уже перепробовали все, что только могли придумать: хлопали в ладоши, предлагали попить, делали смешные рожицы и пытались рассказывать занятные истории. Геракл показывал ей свой узорчатый наруч с камнем, а Иолай сплел из травы куколку, надев на головку шляпу из колокольчика. Друзья даже немного охрипли от усилий, но малышка продолжала то хлюпать носом, а то выть в голос. Порой она что-то невнятно бормотала, однако те слова, что удалось разобрать, дела не прояснили. Стало даже хуже. Получалось, что таинственная "она" не просто ушла, а улетела, причем далеко и быстро. Когда им в третий раз пришлось переместиться из-за того, что они снова оказались на солнцепеке, Иолай мрачно возвестил: – Или ты что-нибудь сделаешь, или я сам сейчас реветь начну! Геракл, у которого промокла уже не только безрукавка, но и рубашка под ней, сочувствия не проявил. – Почему это я должен "что-нибудь" делать? – А кто?! Их прервал цокот копыт, нараставший из-за поворота. Иолай на всякий случай полувытащил меч из ножен. – Один всадник, – сказал Геракл. Иолай слышал это и сам, но с ребенком он предпочитал подстраховаться, поэтому опустил оружие только когда увидел, что скачет женщина. Она остановилась около них, вихрем слетела с коня, выхватила Тиртею из рук Геракла и немедленно ее отшлепала. Наступившая вслед за этим тишина показалась друзьям неестественной. – Эээ, вы... то есть... – Геракл присмотрелся повнимательнее. Женщина была подвижна, весьма недурна и в ее темных волосах не было ни одной седой нити. Тем не менее, что-то в ее повадке выдавало старшую в доме. – Вы бабушка Тиртеи, да? Она прижала пальцы к губам и пару раз легонько стукнула. – Ой, какая я невежливая. – Похоже было, что она искренне расстроилась. – Вы приглядели за этой неугомонной, а я даже не поздоровалась. Желаю вам хорошего дня. – Почему вы так надолго ее оставили? – спросил Иолай, хотя не так уж это его интересовало. Надо было идти, идти скорее, если его спутник не хочет нарушить данное слово. Но нельзя же вот так сразу неизвестно кому отдать девочку. Мало ли что. Она улыбнулась. – Да, я бабушка. Меня зовут Рамина. А долго – это потому что она сбежала из дома, пока я развешивала белье и на какой-то миг упустила ее из виду. Из дальнейшего разговора выяснилось, что Тиртея питала необъяснимую страсть к большим стрекозам, обитавшим на берегах озера, что неподалеку. И каждый раз, когда выдавался случай, малышка отправлялась именно туда. Поэтому Рамина в первую очередь, обнаружив отсутствие внучки во дворе, обыскала окрестности озера. А уж потом стала просто метаться в разных направлениях. – Не знаю, что ей сегодня в голову пришло. Почему она очутилась здесь, на дороге в Тиссу. – Кажется, можно догадаться. – Геракл устало потер щеки. – Какая-то особенно приглянувшаяся ей стрекоза полетела в эту сторону. Или ей так показалось. В любом случае, она говорила, что кто-то далеко полетел, а она, видимо, побежала следом. Рамина еще раз благодарно улыбнулась, подхватила девочку, которая старательно вытирала лицо о ее юбку, и раньше, чем Иолай собрался галантно придержать стремя, была уже в седле. – Да помогут вам боги, добрые люди! Это было последнее, что они услышали. Облачко дорожной пыли и затихающий топот. – Боги помогут... обязательно, – проворчал Геракл, раздеваясь до пояса. Он подобрал длинную ветку и, повесив на нее свою намокшую одежду, хлопнул приятеля по плечу. – Вперед! Иолай критически осмотрел переносную сушилку. – Так и собираешься идти? – Ты не заметил, что здесь не слишком оживленно? – А вдруг еще какая-нибудь бабушка встретится? – Тогда я втяну живот и расправлю плечи. Колесница Гелиоса – как мог бы сказать Иолай, если бы все еще продолжал цитировать бардов – опускалась всё ниже. Друзья сидели у кострища, на углях которого пеклись птичьи яйца, обсуждая свое недостаточное знакомство с приемами воспитания. – Мы не использовали единственный метод, который сработал! – И всё равно я вряд ли бы смог ее отшлепать, – сказал Геракл, неуверенно покачав головой. – Я бы тоже не смог, – ответил Иолай и, усмехнувшись, добавил: – По крайней мере, сначала. Внезапно сзади что-то взвыло, вспыхнуло и бабахнуло. Иолай подскочил в воздух, Геракл упал на землю. – Дита, неужели нельзя... – Если эта мерзкая тварь еще раз откроет свой жральник, я ему мурло расквашу! – Афффро-ой-дита... – Крысодушный подлюк! – И чем мы можем тебе помочь? – вежливо предложил ей хорошо воспитанный брат, делая вид, что совершенно ничем не удивлен. Иолай почесал в затылке. Если теперь еще заняться проблемами Афродиты, то исчезает последний шанс попасть хотя бы к середине праздничных состязаний. Судя по тому, какие небожественные слова она употребляла и какие визгливые нотки появились в ее обычно лениво-соблазнительном голосе, дело было дрянь. – Не нужно мне помогать! Теперь каждое убогое кабанье вымя в штанах... Оба ее собеседника непроизвольно глянули вниз. Иолай почувствовал, что вечерняя прохлада неожиданно сменилась жарой, Геракл сглотнул. "Подождем, пока она выдохнется," – шепнул он на ухо другу. Тот согласно кивнул головой – не слишком удачно, ибо как раз в этот момент рассвирепевшая красавица весьма необъективно и столь же беззастенчиво высказалась обо всех существах мужского пола скопом. Иолай, воспоминания которого о кошмарном дне, когда Афродита решила сменить род занятий, были еще очень даже свежи, живо представил себе, что случится, если на этот раз она накажет всех мужчин из-за какого-то одного негодяя. Он заставил себя сделать шаг вперед, надеясь, что она не заметит, насколько кривая у него улыбка. – С твоей потрясающей фигурой не стоит бояться проглотить лишний кусочек. Наш ужин почти готов, присоединяйся. Заодно расскажешь, что случилось. Но Афродита едва ли расслышала, что он сказал, продолжая поносить самыми неподходящими для ее губок словами неведомого типа. Если верить ее характеристикам, хуже него никого не только не было, но и просто не могло быть. На самом красочном моменте в описании "прогорклого паскудника" от возмущения у нее перехватило дыхание. Геракл, молчаливо поддерживаемый Иолаем, не замедлил воспользоваться паузой: – Сестренка, ты же у нас богиня любви, так почему бы тебе... К сожалению, пауза оказалась короче, чем его фраза. – Любви ему?!!! Да на его сучок! На сухой стручок! На незрелую горошину! Никто и не взглянет и не польстится! А у самого всегда руки будут коротки! Оба героя несколько изменили цвет. – И не пытайтесь меня отговорить! Иолай встретился взглядом с Гераклом. – Лучше ее отшлепать, – беззвучно произнес он одними губами.