Алый туман

— Бросай оружие, быстро! А не то ему конец! Я стою около порога невысокого, белоснежного лифта, двери которого непременно откроются, стоит лишь протянуть руку и нажать чертову кнопку вызова. Охваченный тяжелым ступором, я не в силах пошевелиться, словно по всему телу прошел электрический высоковольтный заряд, смотря на безвольно валяющееся, мертвое тело под ногами. Мне стоило приложить колоссальных усилий, чтобы стереть со своего лица ужас, за которым следует шок, накрывающий тело ледяной дрожью и неприятно подступающую тошноту в области солнечного сплетения. Из меня как-будто пытаются вытянуть кишки метр за метром. Что сейчас произошло? Неужели просчитался? Этот полковник-исполин, с совершенно невозмутимым выражением лица, уставил дуло пистолета прямо в лоб своего напарника, и с неярко выраженным презрением в серо-голубых глазах, надавил на спусковой крючок. С ужасом наблюдаю, как упало ниц на холодный, потертый пол, ставшее внезапно тяжелым, обмякшее тело бывшего охранника. Этот человек лишил жизни своего же подчиненного... А в следующее мгновение в мое тело резко прошли две пули. Боль неожиданно отозвалась уколом в трицепсе левой руки - пуля прошлась прямо по шраму, а внешнюю сторону бедра чуть ли не разорвало на куски мяса, почти также, как пару секунд назад разлетелась на части голова того человека. Этот мерзкий вид ничем не уступал куче дерьма и мне с трудом удалось сдержать рвоту. Я не помню как меня отшвырнуло в сторону от кучи кровавых тел, не помню, абсолютно не помню боли, мгновенно последовавшей от слишком сильного удара лица об холодный, сплошь пропитанный грязью и залитый чужой, еще теплой кровью, пол. И, похоже, совсем упустил из памяти то, что в этой забытой чертовым богом дыре я отнюдь не один. Разумеется... это для тебя так просто: оборванную крысу добьют и уничтожат, а дальше скинут в гниющую, разлагающуюся, совершенно неповинными чужими телами бездну, не дав ей и на шаг приблизиться к желаемой цели. Ни один человек, лежащий на ее глубине не заслужил такой смерти. Даже самый первый, уже давно разложившийся под грудой тысячи тел, раздавленный и убитый. Для тебя, дерьмо, это как раз плюнуть. Сколько же простых людей ты успел погубить? А ведь тот охранник, ничего не подозревающий, всего лишь выполнял долг перед городом, отстаивая честь и смелость... Агония и мука здесь всегда существовали... Именно так я был сбит с толку. Становится невыносимо страшно от беспорядочно всплывающих и сменяющих друг друга воспоминаний. В детстве отец неустанно твердил о несправедливости и различных жизненных трудностях, а мать умерла, когда я был ещё совсем ребенком. Помню, как он каждый вечер после охоты приходил домой озлобленный и мне не оставалось ничего, кроме как найти в доме свободный угол, дабы избежать очередного скандала. Гибель мамы оказалась для него тяжелым ударом и стала причиной многих болезней; день ото дня он увядал, как цветок. Отец как будто пытался отыскать любую ниточку, любую зацепку того, что так сильно напоминало ему о матери. Это были мучительные полгода, и в одну ночь он просто заперся в маминой комнате, судорожно хватаясь руками за простыни и не сдерживая потоки слез. В деревне отца уже стали воспринимать по-разному. Он предпочел разделить свою боль один и перестал поклоняться Элиуриас. Но вот что ему нужно было у нее просить? Мне на тот момент не исполнилось и десяти, когда на следующее утро каждый лесной житель собрался около нашего дома, образовав непроходимую серую массу. Одни хмурили свои седые брови, другие с ужасом вдыхали запах смерти, а кто-то утирал с щек редкие слезы, наблюдая за тем, как уносили завернутое в прочную ткань безжизненное, но все еще теплое тело папы. Он повесился, не оставив после себя совершенно ничего. В тот день, желание увидеть отца хотя бы на миг, каким бы он ни был, росло во мне все больше. Но случиться этому было не суждено... Меня просто увели от родного человека. Наверное, для людей является самым страшным то, когда на краю их смерти всплывают в памяти давно забытые воспоминания. Давно забытые, ушедшие люди. Есть человек, который не учил меня выживать, а напротив, подарил в один дождливый, беспокойный вечер столько заботы и добра, что еще до встречи с ним, я готов был проклясть все на свете. Мальчик, с детским выражением лица и карими глазами, подавший руку помощи и позволивший зайти в теплый дом четыре года назад. Кто бы мог подумать что такое возможно... И только, когда в памяти ожил его облик и детская ручонка, сжимающая с таким тёплым трепетом мою, вспоминаю об нависшей над нами обоими неминуемой опасности. Чувствую, как сквозь ткань теплой куртки веет ледяным холодом, словно все то, что лежит рядом окутывает пеленой призрачного, алого тумана, позволяя забыться в своей боли. Боли, которая не уступает даже этим двум нещадно кровоточащим ранам. Не думал, что такое можно чувствовать нутром. Но я не в силах даже дотянуться до выпавшего где-то во время схватки ножа и нанести противнику всего один смертельный удар. Всего лишь метнуть тонкое лезвие в широкую голову этого мерзавца... Боль давила в виски, фокусируя внимание на каждом движении, словно происходящее было в замедленной съемке, и слова того полковника я мог разобрать более чем отчетливо. — Я облегчу твои страдания, - взгляд, полный отвращения, прожигающий все мое существование насквозь. Да как ты смеешь, урод... Держась за больную руку, просто жду решающих действий. Но, кажется, что останавливаться он не собирается. Тогда я думал, что все это безнадежное дело, но, черт подери, как же сильно я ошибался. Слева от нас послышалось шебуршание, но в данной ситуации, это был вполне естественный звук корчившегося, искалеченного тела. Возможно, одного из тех, до кого нам удалось "добраться". Но в следующую секунду раздался оглушительный выстрел. Кажется, я не сразу понял, что сейчас произошло и почему кровь того ублюдка, стоявшего напротив мгновение назад, брызнула на стены, на лифт, на моё лицо... Он упал на колени, потом на пол и придерживая рукой кровоточащее горло, начал дергаться и кряхтеть в приступе боли и злости. Казалось, я не сразу понял, что это - был конец. Странно, пуля прошла в шею противника, а предательское колющее чувство заполнило моё сердце. Вот ведь... Он все знал наперед меня и решил действовать. Не понимаю как, но голова, против воли поворачивается на источник глухого щелчка, за которым последовал... Я не хочу видеть этого. Я боюсь увидеть, то, что называется реальностью. Сион уже успел найти валявшееся где-то оружие и теперь медленно шагал в сторону врага. И с каждым таким шагом я чувствовал, как все тело напрягалось изнутри, ощущал ноющую боль в животе, когда его протянутая рука с зажатой пушкой целилась полковнику прямо в лоб. — Сион, - я решил позвать его, но ни ответа, ни единого движения, объясняющего, что он хотя бы немного, но услышал меня - не было. — Что происходит? Сион, что с тобой? Холодная и липкая волна ужаса охватывает сознание, когда я, в конце концов, понимаю, что должно произойти. Сион тяжело дышал, адреналин зашкаливал в крови и требовал любых движений... Сейчас во взгляде читается абсолютная жажда мести. Боже, но почему в радужках его глаз мелькает кровавый оттенок? — Нет... оставь, прошу тебя! Но он даже не шелохнулся, рука - не дрогнула, а взгляд практически уничтожал беспомощное тело. Надежда на спасение Сиона, кажется, покидает меня с каждой секундой. Эта обстановка влияла на него, превращала в монстра, крушащего все на своем пути, побуждением которого являлось только одно - убивать. До слуха доносятся жалкие всхлипы и мольбы о пощаде, но я стараюсь не думать о них. Потому, что сердце не выбивает ритм, а бешено мечется в грудной клетке, когда палец Сиона уверенно давит на спусковой крючок. — СИОН!!! Поздно. Судорожный вздох вырвался из груди мерзавца и его тело дернулось в последний раз, оставив перед моим взором ужасную картину смерти. Сухой комок в горле не даёт сказать ни слова. Впервые за время своей никчемной жизни, я почувствовал настоящую вину. От душевной боли начало жечь глаза, и я не заметил, как брызнули слёзы. Я не верил тому, что человек, ставший для меня единственным спасением и надеждой, взял на себя непростительный грех убийства. Ни единой конечностью я пошевелить так и не смог. Открыть веки - тоже. Я был не в силах смотреть на его руки, на которых осталось доказательство содеянного, не силах видеть старую, почти идеально-белую рубашку, запачканную чужой кровью. И в том, что произошло с Сионом был виноват только я один. Уже погасла в его глазах былая ярость и плохо различались переливающиеся оттенки красного цвета. Он опустил забрызганную бурыми каплями руку, все еще держа оружие, но постепенно приходя в сознание. Мне казалось, что Сион, как и я, чувствует тошнотворный запах крови, витающий здесь. Когда спокойный взгляд остановился на мертвеце, искорки страха проскочили в его глазах, а жар во всем теле заставил бросить ту дрянь подальше от себя. Образ Сиона вновь начал медленно вырисовывать знакомые картины давнего прошлого, о которых мне меньше всего хотелось вспоминать: просторная и уютная комната, подходящая, скорее, для более взрослого человека. Мягкий занавес развевающийся на ветру, под холодный ливень. Теплые, карие глаза, которые без капли страха, с интересом, изучали странного незнакомца... — Это все из-за меня... Из-за меня, тебе пришлось... Уже не замечаю, как соленые капли стекают по моим щекам, как дрожит голос. Слёзы, тихий шепот его имени, рыдания - все это вырывалось наружу помимо воли, как рвота, которой можно было захлебнуться. Вдруг, горячая ладонь мягко опустилась на моё плечо, заставив вздрогнуть не от прикосновения, а скорее от тепла, проходящего через толстую ткань куртки. Опустившись на колени возле меня, его руки стали гладить спину, потом обратно перешли на плечи. За мучительно-долгое время, я, наконец, смог вздохнуть свободно, понимая, что Сион рядом. Нежное объятие приносит успокоение, но не избавляет от горя... Сейчас ему было очень тяжело, я в этом уверен. Наверное, даже тяжелее, чем мне. Однако, собрав последние остатки воли, поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом, пытаясь прочувствовать всю обожженную душу Сиона, которая до сих пор манила к себе легкими ароматами свежеиспеченного пирога с вишней и крепкого кофе. А некоторыми - с лёгким придыханием мимолетного счастья и детства. В моих глазах стояли слёзы, но он продолжал улыбаться все той же светлой и немного грустной улыбкой. Мне не от кого было прятаться, разве, что от самого себя. Но глядя на этого человека, просто не смог удержать внутри то, что зовется эмоциями. Поддавшись навстречу тёплым рукам, стараюсь не обращать внимания на следы крови, впитавшиеся в его рубашку. Я уткнулся лицом в плечо Сиона и прерывисто вздохнул. Больше всего на свете мне не хотелось разрывать этих объятий. Несколько мгновений - и наши лица оказались совсем близко, когда он поцеловал меня. Это было призрачное, очень нежное прикосновение губ к моим, дарящее надежду на то, что Сион остался прежним. Оно забирало с собой все недавние воспоминания, горечь и боль утраты. — Недзуми...- в тишине его голос звучал столь хрипло и непривычно, что я не сразу принял имя за свое. — Пожалуйста, не плачь. Уже все позади, все хорошо... — Нет, не все. Неужели ты не... — Я понимаю. Но так уж вышло, и с этим ничего не поделаешь. А теперь мы должны уходить отсюда. Нам больше незачем тратить время на безнадежные попытки, что-либо изменить... Сейчас, мы нужны Сафу. Пойдём... Он прав - ведь состояние Сафу и что с ней произошло, нам до сих пор не известно; той самой девочки, которую так возжаждали украсть. Но рисковать тобой, ради чьего-либо благополучия, я не намерен. Однако, у нас нет выбора. Согласно киваю в ответ, а Сион тем временем перекладывает мою правую руку себе через плечо, встает на ноги, помогает мне подняться и ведет в сторону лифта. Отбросив бесполезные мысли, в последний раз окидываю пренебрежительным взглядом помещение, в котором мы оба чуть не лишились жизни. Но все же, какая-то часть нашей души навсегда умерла здесь. Через несколько минут, белоснежные дверцы лифта раскрылись, пропуская в освещенную, пустую кабину. Я не могу знать, что может поджидать несколькими этажами выше и через какие трудности нам снова предстоит пройти. Мы оба чувствовали, что, возможно, худшее ещё будет. Его рука теснее прижимает меня к себе, когда мы на полной скорости, миновав несколько этажей ненавистного здания, остановились на последнем. Я вглядываюсь в комнату, чтобы понять, что нас окружало, но было слишком темно. Пришлось задержать дыхание, чтобы уловить хоть какой-то звук движения. И, кажется, мне удалось - впереди действительно был только один человек. Время быстро летело, его практически не оставалось и выбираться в безопасное место необходимо нам, как можно скорее. Допущу ли я смерть близкого человека? Нет... я не позволю никому ещё раз его обидеть, поэтому сделаю все возможное, чтобы спасти Сиона и ту девчонку. Даже, если придется идти на жертвы, поставив на кон собственную жизнь. Автоматические двери скрипнули, и помещение, ставшее внезапно освещенным, заставило нас зажмуриться. Мы тихо прошли в следующий зал, где нас уже ждала Сафу, оставив позади то зло, над которым теперь расстилался алый туман.