Весточка из прошлого

      — Возьми, солдат, — неизвестный протянул конверт и хрипло добавил, — от матери твоей весточка.       Антон оживлено вскочил, остановился, скрючившись от боли, медленно подошел к человеку, взял письмо и бережно прижал его к себе.       — Спаси…бо, — почтальон поспешил удалиться до того, как юноша успел его поблагодарить.       Русоволосый устроился на койке поудобнее и, убедившись, что от письма никто его отвлекать не станет, принялся осторожно, неторопливо вскрывать конверт. Бумага знакомо пахла родным и теплым, но почерк был немного странный. Наверное, у матери сильно дрожали руки.       „Сыночек мой, миленький… Как ты там, дорогой? Цел, не ранен? Я вся извелась, милый мой. Ты только отвечай мне, хорошо? Я всегда напишу тебе в ответ и всегда буду тебя ждать. У нас в больнице все хорошо, я часто выхожу гулять с Мартой. Яблони в саду так красиво цветут, если бы только ты видел, сынок. Погода у нас замечательная. Марта со мной все время возится, да про тебя, сынок, спрашивает. Такая славная медсестра она, такая милая девушка… Знаешь, в последнее время часто я смотрю на небо, да вижу твоего отца. Зовет он меня, сыночек, время моё уходит. Но я тебя дождусь, дорогой. Я так тобой горжусь, так горжусь, защитник мой родной. Ты так повзрослел, так возмужал. Матушка тобой очень гордится. В тебе есть отцовская сила, как ты стал на него похож, сынок! Ты справишься, только верь в себя и не унывай. С любовью, матушка“       Антон вздохнул. Несмотря на то, что матушка и пишет, что у неё всё хорошо, письма становятся короче и короче, а почерк с каждой строчкой скачет всё сильнее.       — Что, снова огрызки пришли, романтик хренов? — Слава с соседней койки снова принялся издеваться над Антоном. Правда, юношу это совсем не трогало и не волновало, да и остальных тоже. Каждый думал о своём, да радовался, что всё ещё жив. Слава, поняв, что Антон даже не взглянул на него, обиженно фыркнул и улегся обратно.       Бумажные письма действительно стали редкостью. Теперь, когда в армии у каждого солдата есть „информатор“, портативное устройство для коммуникации посредством записи голоса, никто больше их не отправляет. Достаточно записать голосовое сообщение и отправить, оно сохранится в „Информаторе“ и солдат сможет прослушивать его сколько угодно раз. „Информатор“ крепится на руке, так что солдаты никогда его не снимают, устройство сопровождает их даже в бою. На всякий случай там так же есть данные о носителе, чтобы можно было опознать труп быстрее (ну, если руку не оторвало). Антон не раз видел, как умирающие солдаты прослушивают запись родного голоса перед смертью.       Но его это не трогало.       Мать Антона немая и общается с помощью языка жестов. Как она писала в письмах, Марта его знает, потому девушку и приставили к ней. Но, даже если бы Амина Викторовна и могла бы говорить, она бы не стала отправлять голосовые сообщения. В своём первом письме Антону она написала: «Твой отец тоже воевал, прямо как ты. Ты у нас поздно родился, тогда о той войне старались не говорить, делали вид, что её вообще не было, но та война тоже была долгая, тяжёлая. „Информатор“ тогда ещё не изобрели, и я писала твоему отцу письма. Писала их столько, сколько могла, бегала на почту, меня там все уже знали. И он говорил, что нет ничего приятнее, чем получить от меня весточку, написанную родными руками. Говорил, даже пахнут они домом и мной. Как писала ему письма, так и тебе буду писать, сынок».       И потому Антон тоже очень любил бумажные письма. Он не просто читал их, он вдыхал запах дома, и представляя, как матушка пишет эти строки, чувствовал её руки. И никакие „Информаторы“ не могли передать всего этого.       Но сейчас Антон, получив очередную весточку, не радовался ей так, как раньше. Потому что… Что написать в ответ? Он уже довольно долго молчит о том, что давно не воюет и вот уже третью неделю валяется в местной больнице, потому что получил два ранения: в голову и плечо. И он бы мог молчать дальше, чтобы зря не волновать свою старушку, да только уже завтра его перевезут в другой город, потому что этот населённый пункт ожидает бомбардировки. А значит — он поменяет адрес, и матушка наконец узнает, что до этого отправляла письма не своему сыну, а его солдату-другу, а тот, в свою очередь, перенаправлял письмо в больницу.       Антон тяжело вздохнул и, поразмышляв немного над проблемой, лёг спать.

***

      К вечеру следующего дня Антон уже лежал в койке совершенно другой больницы. К его удивлению, почти всех тяжело раненных солдат перевезли в столицу, потому что больницы здесь намного лучше, так что раненые быстрее вернутся в строй. И правда, та же койка была больше, мягче, белье чистое и свежее, а в палате хоть и много человек, но совсем не душно. Юноша впервые приехал в столицу, и его удручал тот факт, что он здесь просто потому, что ранен. Хотелось бы погулять, посмотреть на этот город, но за пределы больницы выйти он не сможет. И дойдут ли до него письма от матушки? Как он теперь будет отвечать ей, что укажет в адресе, как будет оправдываться?       Антон решил прогуляться, чтобы развеять тяжёлые мысли, а может, даже найти решение. Наконец, спустившись на первый этаж, он вышел во двор. До заката ещё было далеко, майские дни длинные, но небо уже было освещено таинственным оранжевым светом. Солнце не спеша готовилось уйти, чтобы на замену ему пришла луна. Деревья в саду стояли очень красивые, пышные, цветущие. Среди них были и яблони.       Под деревьями стояли скамейки. На одной из них сидела молодая девушка, медсестра, с вьющимися светлыми волосами, и кожа белая, и форма белая… Таких девушек называют сёстрами милосердия?       Но она плакала. Склонившись над каким-то листом, иногда вытирала слезы и всхлипывала, стараясь сдержаться. Медсестра совсем не заметила Антона, он тихонько подошёл сзади, чтобы не напугать и попытаться успокоить девушку, но замер, случайно увидев написанное.       „Милый мой Антон“, — гласила первая и единственная строчка на пустом белом листе. Девушка всхлипывала и бормотала:       — Как бы она написала, о чём бы написала, как объяснить, что почерк немного различается? ..       Антон похолодел, но, решив, что это просто совпадение, осторожно сел на скамейку и обратился к девушке:       — Что-то случилось? — выглядел юноша холодно, хотя голос всё же у него был обеспокоенный. Его взгляд поймал табличку на груди девушки: „Марта Александровна, медсестра“.       Она подняла на него взгляд, её глаза увлажнились ещё сильнее. Она, кажется, поняла, что ей всё равно уже никуда не деться от незнакомца и отмахнуться не сможет, ведь он видел, как она плакала. Немного помолчав, Марта ответила:       — К нам два месяца назад перевезли бабушку, она болела… сильно, и я за ней наблюдала. Она была очень милая, правда, немая, а сын у неё сейчас на войне. И она, не поверите, писала ему письма. Настоящие, бумажные. И он ей отвечал. Эта старушка очень ласковая и необычная была, она часто сюда просилась, всё время на небо смотрела. И сегодня бы смотрела, да только больше нет её, позавчера скончалась, — голос её снова задрожал, — она попросила меня письма её сыну писать, а я…       Антон обнял плачущую и покрасневшую медсестру, обнял так нежно и крепко, что она расплакалась ещё сильнее. Он гладил её по голове, как в детстве его гладила матушка, иногда всхлипывал, надеясь, что Марта не замечает этого. Они долго сидели так, обнявшись.       — Меня зовут Антон Рыжев, — тихо произнес парень.       Марта подняла голову и испуганно взглянула на лицо солдата. Он, сквозь слёзы, улыбнулся и добавил:       — Если я вернусь на войну, то пишите мне письма, пожалуйста.