Рябина и можжевельник

Гаунау. Липпе. 2 год К. В., 15-й день Осеннего Ветра Когда Хайнрих размашистым шагом вошел к нему в покои, Лионель сидел в постели, навалившись на подушки, и подписывал левой рукой приказы и донесения. Сэц-Алан стоял рядом, ловко подкладывая новые бумаги и забирая уже подписанные. Они перебрасывались редкими репликами – похоже, обсуждали талигойскую армию, насколько Хайнрих понял из обрывков разговора. Лионель был одет в простую сорочку, сквозь тонкую светлую ткань виднелись повязки на раненом плече – правая рука висела на перевязи у груди. Хайнрих заметил, что Лионель старается не двигаться и не тревожить плечо лишний раз – похоже, рана оказалась серьезнее, чем он думал, хотя в своем письме, доставленном за день до прибытия самого Лионеля, тот уверял Хайнриха в обратном. Письмо было написано несколько иным почерком, с легким наклоном влево, и теперь стало понятно, почему – Лионель писал левой рукой. Вероятно, отказался от помощи и не стал диктовать письмо кому-либо, предпочтя сделать все сам. - Мне доложили, что тебе нездоровится, - Хайнрих взмахом руки заставил слуг пододвинуть к постели кресло и грузно опустился в него. – Принесите бокалы для вина и оставьте нас, - приказал он. Сэц-Алан взглянул на Лионеля и, получив одобрительный кивок, подхватил свои бумаги и вышел. Слуга принял чернильницу и перо из рук Лионеля, аккуратно поставил их на стол и с поклоном исчез из комнаты. Хайнрих хмыкнул, разглядывая гладкую поверхность стола, заставленную прозрачными пузырьками с различными тинктурами, порошками и настоями. - Как ты? Путь в Липпе Лионель запомнил отдельными эпизодами, окружающий мир то и дело выцветал, тонул в мутном тумане – два дня он провел в лагере возле Кляйнхоффа, но потом, поскольку кампания почти завершилась, решил отправиться в столицу, оставив командование талигойским и гаунаусским генералам. Лекарь предупреждал о том, что ему следует оставаться в постели, а не срываться в дорогу, пусть даже всего пару дней, но Лионель все равно поехал. Уже у самого Липпе в одном из трактиров ночью его накрыла лихорадка, но, кажется, сегодня стало лучше. Поэтому вместо отдыха он предпочел заниматься делами – подписывал приказы и просматривал донесения, отмечая особо отличившихся офицеров, и обдумывал дальнейшие планы, примерно прикидывая расстановку сил для будущего года. Вряд ли Фридрих так легко отстанет – нет, он будет кусаться, пока его не проучишь – и не так, как сейчас, а куда более жестко. Следует уничтожить в нем любые мысли о том, чтобы покушаться на Гаунау. Это возможно, разумеется. Но не сейчас, когда скоро выпадет и ляжет первый снег. - Ваше Величество, - приветствовал Лионель Хайнриха, отмечая про себя, что не видел его с начала военной кампании. – Дриксы отброшены вглубь страны, до следующей весны Фридрих вряд ли что-то предпримет. Нам удалось захватить несколько обозов с оружием и продовольственными запасами – более детальный перечень находится у генерала Хейла. В целом все прошло успешно и… - Я не спрашивал тебя о кампании, об армии или о стране, - оборвал его Хайнрих на полуслове. – Я спрашивал тебя о тебе самом. Как ты себя чувствуешь, и что ты можешь рассказать мне? О Фридрихе я прочту в донесениях, зачем мне лишний раз слушать про этого болвана? Лионель удивленно моргнул, впервые за долгое время по-настоящему растерявшись. Рассказать о себе? Но что можно рассказать о себе? Он настолько привык считать себя всего лишь частью Талига – при этом не самой значительной – что совершенно не представлял, о чем можно говорить, и не думал, что кому-либо это окажется интересным или, по меньшей мере, значимым. Кажется, Хайнрих понял это – во всяком случае, он нахмурился и покачал головой. - Болит? – кивнул он на перевязанное плечо Лионеля. - Терпимо, - все еще задумчиво откликнулся тот. - Ты принимаешь все нужные тинктуры? – Хайнрих подхватил ближайший к нему пузырек, принюхался и поставил на место. - Решили выполнять обязанности моего лекаря лично? – спросил Лионель, вдруг развеселившись. Оказалось, ему не хватало общества Хайнриха, и эта мысль вызывала недоумение. - Раз уж ты сам о себе не заботишься – кто-то должен, - неодобрительно проворчал Хайнрих. – Надеюсь, в ближайшее время ты останешься в постели, и будешь следовать указаниям лекаря. Тебе вообще не следовало покидать Кляйнхофф до выздоровления. Но я рад, что ты вернулся, - добавил он. «И я рад, что ты вернулся живым», - это он добавил уже мысленно. - Благодарю за заботу, Ваше Величество, - вежливо отозвался Лионель. Хайнрих бросил взгляд на чернильницу с пером и усмехнулся. - Думаю, теперь, когда слуги видели, как ты пишешь левой рукой, к завтрашнему дню народ окончательно убедится в том, что их второй король – Леворукий. - Люди и раньше были уверены, что я – Леворукий, разве нет? – Лионель приподнял брови. - Были, поскольку ты сам с удовольствием поддерживал эту игру, - подтвердил Хайнрих и неожиданно добавил. – Но это не помешало людям доверять тебе, - он потянулся к столу и налил вина Лионелю в бокал и себе во второй, заранее принесенный слугой. – Ну что, выпьем за успешное окончание кампании? Я слышал, твой брат выгнал Бруно за Хербсте. Есть чему радоваться. Гаунау. Липпе. 2 год К. В., 17-й день Осеннего Ветра Хайнрих навестил его и на следующий день, когда Лионелю снова стало хуже, и он лежал под одеялами в лихорадке, и на следующий, чтобы сообщить ему о прибытии генералов с границы – собирался военный совет. - Паршиво выглядишь, - заметил Хайнрих, оглядывая Лионеля – тот стоял возле постели, а слуги помогали ему одеваться. - И чувствую себя также, - хрипловато ответил тот, поморщившись, когда ткань коснулась правого плеча. - Тогда куда, позволь поинтересоваться, ты собрался? Лионель устало опустился в кресло, когда слуги закончили, и прикрыл глаза на мгновение. - Вы же сами сказали – собирается военный совет. - Он пройдет и без тебя. Ложись и отдыхай. - Это важно, - возразил Лионель. – И я хотел бы присутствовать. К тому же, я чувствую себя лучше, чем вчера. - Лекарь придерживается иного мнения. - Лекарь слишком много себе позволяет. - Отнюдь. Это я приказал ему докладывать о твоем состоянии. Лионель снова поморщился. - Я тронут подобной заботой, Ваше Величество. Однако предпочту последовать своему – пусть и эгоистичному – желанию выслушать совет. Совет проходил в одном из просторных дворцовых залов – массивный стол темного дерева, тяжелые шторы на окнах, зыбкие тени в углах, куда не достает тусклый свет начинающегося дня. - Рехнуться можно от всех этих донесений и бумажек, - признался Хайнрих как-то раз Лионелю – он всегда предпочитал действовать, а не говорить. Сам Лионель сидел по правую руку от Хайнриха и старался сосредоточиться на донесении одного из гаунаусских генералов. Пожалуй, послушать стоило – в полках состояли толковые люди, да и командующие весьма неплохо разбирались в действиях противника. Впрочем, в том, что военные у Хайнриха люди стоящие, он убедился еще у Ор-Гаролис. Если бы не они, победа над Фридрихом тогда далась бы талигойцам еще легче. - …отметить, что потери незначительны, в сравнении с… Лионель поймал себя на том, что неосознанно касается правого плеча – рана ныла, и он с неохотой вынужден был признать, что неважно себя чувствует. Ничего, отдохнет после совета. Сейчас только все выслушает, а потом можно будет не думать ни о чем несколько дней. Лионель только теперь понял, насколько устал из-за ранения. Подняв голову от бумаг, он заметил, как пристально Хайнрих смотрит на него – похоже, понял, что ему на самом деле плохо. Хайнрих еле заметно приподнял брови – «Нужна помощь?», на что Лионель отрицательно покачал головой – «Благодарю, все в порядке». Хайнрих недовольно нахмурился, но не стал ни на чем настаивать. Лионель пододвинул к себе небольшой кубок и отпил можжевеловой. В голове слегка прояснилось, и он откинулся на стуле, вслушиваясь в доклад Лауэншельда. Интересно, как там Эмиль? Хайнрих упоминал, что он выиграл у Бруно, но если Эмиль и писал ему об этом, то письмо пока еще не пришло. Пожалуй, следует написать о собственной победе и поделиться будущими планами, но лучше потом. Эмиль сразу заметит разницу в почерке, а Лионелю почему-то не хотелось писать о шальной пуле. Совет почти завершился, и с помощью можжевеловой Лионелю удалось продержаться все это время. В итоге он пробежал глазами окончательный список офицеров и солдат, представленных к повышению, и подписал его. Разумеется, левой рукой. Взгляды военных гаунау, которые он успел поймать на себе, явно выражали одобрение.