Цвет радости

      С некоторых пор я знаю, какого цвета радость. Это звучит совсем по-детски, но та, что показала мне этот цвет, сохранила в себе так много от ребенка, невзирая на обстоятельства, что неудивительно.       Ни-ки-та… Моя маленькая девочка… ростом с меня. Это всегда забавляло: высокая; сильная, как мужчина; бесстрашная, как львица — и такая нежная, ранимая. Сколько боли я причинил ей, сколько шрамов оставил в душе… Она терпит, прощает. И любит.       Если бы я мог быть с ней таким, какого она заслуживает! Невозможно. Не здесь. Все, что я могу ей предложить — редкие свидания и относительную безопасность. Причем второе напрямую зависит от первого. Чем чаще я прихожу к ней, тем большей опасности подвергаю. Проклятье, я вообще не хочу приходить! Я хочу жить с этой женщиной, ложиться спать в одну постель, чистить зубы рядом в ванной. Я хочу, чтобы она рожала мне детей, по ребенку каждые два года! Хочу иметь право запретить ей улыбаться посторонним мужчинам; иметь право взять ее тогда, когда появилось желание; иметь право рявкнуть, когда она мне перечит!       Вместо этого я скольжу по ней безразличным взглядом и выдавливаю пару слов по необходимости. Но когда есть возможность оставаться незамеченным, я смотрю на нее, не отрываясь.       Красивая, да. Но это не главное. Годы в Отделе так и не погасили ее внутреннего огня, и она по-прежнему готова дарить свой свет всем, кто в нем нуждается. Она улыбается, и окружающим кажется, что все не так уж плохо, а будет еще лучше. Она проявляет сочувствие или участие — и у людей открывается второе дыхание. Ей не место здесь, и я с ужасом понимаю, что каждый день проведенный в Отделе, только приближает ее смерть. Она никогда не станет частью «команды».       Сколько раз я слышал от нее слова любви? Хватит пальцев на одной руке. Сколько раз она слышала эти слова от меня? Одного пальца будет достаточно, и то это было во время задания.       Как это было здорово! Можно было притворяться обычной парой: улыбаться друг другу, дотрагиваться, целоваться, ложиться в одну постель. Сука Мэдлин! Знала, чего мне будет стоить секс с моей девочкой, и все равно заставила ее! А чего это стоило ей! Но я помню, что чувствовал той ночью.       Огонь. Он горел во мне и моя Никита сгорала в нем вместе со мной. Тело плавилось, стекая в нее. Растворяясь в ней. Мысли… их не было. Я весь был одно осязание. Один раскаленный лоскут кожи с обостренной чувствительностью. Ее прикосновения будоражили и успокаивали одновременно, как текучая прохладная вода. Той ночью все стало на свои места: я — огонь, сжигающий все на своем пути, оставляющий лишь пепел. Она — вода, что растит траву на пепелище.       И я помню, как наступило утро. Быстро, срочно все спрятать. Только как спрятать это счастье, простое счастье удовлетворенного тела и успокоенной души, что рвется из каждой поры кожи? Моя милая сияла, я никогда не видел ее красивее. И я обязан был потушить это сияние. Снова стать ледяной глыбой, загнать под нее свой вновь обретенный огонь. Чтобы она снова стала из полноводной реки — крошечным ручейком, что точит эту ледяную глыбу.       Она «точила» меня годами, прежде чем я признался сам себе: не буду без нее жить. После этого открытия все стало легко и понятно. Жить для того, чтобы жила она. Жить, чтобы быть с ней. Жить, чтобы хранить ее. Два человека мне одинаково дороги и за них я не то что жизнь отдам — полмира перебью, если понадобится. А мало будет — и вторую половину туда же! Моя женщина и мой сын. Как жаль, что не она мать Адама! Впрочем, я счастлив и тем, что есть. Где-то мой сын жив и здоров. И чем дальше я от него, тем больше у него шансов оставаться живым и здоровым. А здесь, со мной — моя женщина. Та, что меня знает лучше, чем я сам. Та, что ровня мне. С которой не нужно притворяться. Которая прикроет в бою и вытащит из плена.       Любить которую приходится тайком.       Решетчатый пол и стальные стены коридоров и лестниц Отдела не располагают к теплым отношениям. И все же она источает тепло и свет всем своим существом. Я всегда чувствую ее, когда она проходит где-то неподалеку. Ощущаю тепло. Все ощущают! И никто не остается равнодушным. Можно ее любить. Как Биркофф или Вальтер. Не говоря обо мне. Можно ненавидеть, как Шеф. Но невозможно ее не заметить. Где бы она не появлялась, вместе с ней входит Радость. Она смотрит из ее глаз небом, которого мы порой не видим неделями. Так что да, я точно знаю, какого цвета радость. Она цвета безоблачного неба. Цвета глаз Никиты.