Если я упаду

Желтая тревога – не самое, мягко говоря, удачное время для разного рода психоэмоциональных срывов. Когда корабль в опасности, то всегда хорошего мало, но особенно он не выносит, если это сваливается на них как снег на голову при таких вот нелепых стечениях обстоятельств. Сначала утром произошел какой-то сбой турболифтов, так что Скотти пришлось отключить всю систему на время ремонтных работ. Потом – как раз во время очередной игры в шахматы со Споком в рекреационном зале номер два ни с того ни с сего репликаторы взбунтовались и извергли все свое содержимое на ближайшие четыре стола. И, в довершение ко всему, он еле успел переодеться, как вдруг прозвучал сигнал желтой тревоги, когда сенсоры зафиксировали неизвестный тип излучения от близлежащего пояса астероидов. И в результате – вместо того, чтобы быть на мостике, он сейчас висит в шахте турболифта, до боли в руках вцепившись в аварийную лестницу и пытаясь заставить протестующее тело повиноваться голосу разума. Он – Джеймс Т. Кирк, капитан ЮСС Энтерпрайз. Он получил лучшую подготовку, которую только мог предоставить Звездный Флот, не говоря уже о солидном послужном списке. У него лучший экипаж и лучший корабль во всей галактике, а также, что немаловажно, самый логичный старший помощник, который уравновешивает его несколько импульсивный стиль работы. Имя капитана Энтерпрайз известно практически всем высокоразвитым расам в галактике… и тем не менее, сейчас Джим абсолютно ничего не может с собой поделать. Он просто судорожно сжимает перекладину лестницы, на которую ложатся призрачные красные отблески, отчаянно пытаясь хотя бы оставаться в сознании – будет крайне неудобно, если его в таком виде обнаружит какой-нибудь незадачливый член экипажа, решивший воспользоваться этой же шахтой. Ну разумеется, это совершенно нелепо, стены вовсе не смыкаются вокруг него, неумолимо надвигаясь дюйм за дюймом, а воздуха остается все меньше, вокруг только темнота и выхода нет… Конечно, ничего этого не происходит, но он все так же продолжает цепляться за перекладину, как будто это единственная оставшаяся у него точка опоры во всей вселенной, не в силах сдвинуться с места, не в силах даже просто пошевелиться. Остается только надеяться, что рано или поздно Боунс (только бы Боунс, а не Спок) сообразит, что он слишком задерживается по дороге на мостик и отправится на поиски. Да, он и сам отлично знает, что фобии – это нелогично, но напоминание об этом вряд ли поможет. Стены начинают слегка вибрировать – значит, корабль переходит на варп-скорость. Сигнал желтой тревоги неожиданно умолкает. Очевидно, угроза исчезла так же внезапно, как и появилась, и Джим ощущает прилив горячей благодарности за то, что, по крайней мере, его Серебряная Леди не подвергается опасности, пока он тут трясется, как испуганный ребенок. Где-то слышится приглушенный голос Спока, пытающегося вызвать его по громкой связи. Джим невольно замирает, ощущая острый стыд пополам с надеждой, что его скоро обнаружат. При любом раскладе ему придется как-то сдвинуться с мертвой точки. Но он не может. Не может, потому что знает – стоит ему только пошевелиться, как стены окончательно сомкнутся, и он упадет вниз, в пустоту. Конечно, аварийное силовое поле должно сработать, но он знает, что снова упадет, и останется только темнота, боль и ощущение собственного бессилия. Лейтмотивом его худших кошмаров всегда было одиночество, и после инцидента с Тристраном Адамсом стало еще хуже, хотя прошел уже целый год. Джим даже думать не хочет, сколько часов – или минут, кто знает – он провел в том кресле, задыхаясь, один в этой адской пустоте. Ну и, конечно, последняя миссия… Она тоже сыграла определенную роль, и эта реакция на практически абсолютно темную, не считая таких бесконечно далеких аварийных огней, шахту, была неизбежной. Несмотря на сильное головокружение и слабость, он отчетливо осознает, что если все это станет известно командованию Звездного Флота, этот срыв вполне может стоит ему капитанского кресла. Темнота ему никогда особенно не нравилась, хотя страх перед ней он благополучно оставил в детстве. Нет, он не боится ни темноты, ни полной изоляции в одиночестве, ни замкнутых пространств, даже если при этом упрямо всплывают в памяти воспоминания о том проклятом подземелье - ни света, ни звука, ничего, что позволяет человеку остаться человеком, только пустота и абсолютная беспомощность – где он провел шесть дней, пока, наконец, Спок с Чеховым не обнаружили энергетические следы захватившего его в плен существа и не вытащили его оттуда, пока он не сошел с ума. Темноты он не боится. И замкнутых пространств тоже. Жаль только, что в этот раз память отказывается подчиниться воле… Это только кажется, или стены шахты действительно еле заметно надвигаются на него? Сложно сказать, а открывать глаза, чтобы проверить, не хочется совершенно. Где-то сверху раздается приглушенное лязганье, и он вздрагивает, едва не потеряв равновесие, с удвоенной силой обеими руками вцепляясь в перекладину и прижимаясь лицом к холодной металлической поверхности. Пытаясь хоть как-то взять себя в руки, Джим начинает вспоминать те дыхательные упражнения, которым когда-то учил его Спок. Бесполезно. Красноватые отблески становятся немного ярче – теперь, когда щиты опущены, энергообеспечение снова работает в нормальном режиме, так что он может, по крайней мере, различать стены шахты, но это не особенно помогает, так как они все равно продолжают неумолимо надвигаться, парализуя волю, сейчас он упадет, и снова… Чувствуя, что к горлу подступает тошнота, он вдруг отчетливо слышит звук шагов – где-то внизу кто-то поднимается на мостик по этой же аварийной лестнице. Кто бы это ни был, вскоре данному члену экипажа предстоит столкнуться с препятствием в лице своего капитана, переживающего далеко не лучшие времена и готовому расстаться со своим завтраком, отправив его, завтрак, в долгий полет в шахту турболифта. Снова устало опустив голову на перекладину, Джим закрывает глаза, изо всех сил пытаясь унять слабость и дрожь. Как бы унизительно ни было его нынешнее положение, по крайней мере, он так или иначе получит какую-то помощь. Звук шагов раздается все ближе. Чего он сейчас определенно не ожидает, так это услышать бесстрастный голос своего старшего помощника. - Капитан? – рука осторожно касается его левого сапога, и, хотя Джима продолжает бить дрожь и голос отказывается повиноваться, сознание с благодарностью инстинктивно откликается на этот жест моральной поддержки. - Капитан? С вами все в порядке? Нет! - раздается в ответ его мысленный крик (или лучше сказать вопль? Он уже не уверен), хотя он по-прежнему не может произнести ни слова. - Спок, - наконец удается выговорить ему, и он бесконечно благодарен судьбе за тот факт, что, по крайней мере, его голос не срывается на крик от паники. Однако наблюдательности Споку не занимать, не говоря уже о вулканском слухе, так что в следующее мгновение Первый офицер, легко подтянувшись, непринужденно зависает рядом с Джимом (безупречной координации движений вулканца тот сейчас может только завидовать черной завистью), при этом осторожно потеснив своего капитана всего на пару дюймов. Джим по-прежнему не открывает глаза, опустив лицо на побелевшие от напряжения костяшки пальцев. После небольшой паузы на его плечо неуверенно ложится рука, и только теперь он осознает, насколько ему холодно и как сильно его трясет. Джим слышит, как у вулканца вдруг перехватывает дыхание, и понимает, что теперь определенно придется распрощаться с последней надеждой скрыть свое плачевное состояние. - Джим, - удивительно, как, даже несмотря на смыкающиеся стены шахты, от одного слова на него могло повеять таким теплом. – Позвольте мне вызвать доктора МакКоя? - Нет, - с трудом выговаривает он сквозь стиснутые зубы, ощущая, как онемевшие руки начинают пульсировать от боли. – Это… не поможет. Снова тишина. Он вздрагивает, пытаясь дышать глубже и не затапливать Спока своими эмоциями. Вулканец неуверенно убирает руку, но он все еще здесь, так же, как и Джим, цепляется за узкую лестницу. Сейчас было бы вполне логично услышать пространную научную лекцию об иррациональности клаустрофобии, равно как и прочих видов фобий, однако Джим с облегчением понимает, что сейчас – один из тех редких моментов, когда его старший помощник сдерживается и позволяет взять верх своей человеческой половине. - С кораблем все в порядке, капитан, - тихо произносит Спок. Просто удивительно, как такая обыденная и при этом деловая фраза может звучать настолько мягко и успокаивающе. – Возникла незначительная флуктуация показателей, вызвавшая сбой калибровки. В данный момент мы остаемся на курсе к Звездной базе тридцать семь. Джим не отвечает, опасаясь, что вместо слов у него вырвется просто нечленораздельный крик о помощи – как бы ни был он рад видеть Спока, это ничего не меняет, он по-прежнему в ловушке, и только его слабеющие руки удерживают его от падения, совсем как в первые три раза, когда он, в кромешной тьме цепляясь за отвесные стены, пытался вырваться из своей темницы, но каждый раз шаткая опора обламывалась, и он вновь и вновь падал вниз, на камни. Вот сейчас Спок, наверное, поинтересуется, чем он может помочь, или просто попытается уговорить его возобновить подъем до следующего уровня (до четвертой палубы; вулканец, должно быть, догадался, где он, и поднялся сюда по трубе Джеффриса с третьей). Однако, вопреки ожиданиям, ничего подобного Спок сделать даже не пытается. Вместо этого, к его величайшему изумлению, чуть было не переросшему в панику, вулканец снова подтягивается и, сделав резкий перехват, плавно разворачивается. Он становится позади Джима, слегка касаясь его до боли стиснутых рук, так что теперь тот надежно зафиксирован и уже не знает, смеяться ему или плакать от облегчения. - Вы не упадете, Джим, - негромкий мягкий голос раздается совсем близко. Да уж, несколько неловкая ситуация… Как Спок мог узнать про страх падения? В отчетах все было описано только в самых общих чертах, и даже медицинские записи содержат только информацию о полученных им переломах. Никто, даже МакКой со своими психологическими обследованиями, не знал, какой панический страх у него теперь вызывала перспектива падения в темноту. Однако его офицер по науке, как обычно, проанализировал ситуацию и слишком близко (в прямом и переносном смысле) подошел к разгадке. Впрочем, несмотря на ощущение неловкости, это, кажется, действительно сработало – Джим знает, что Спок вполне способен удержать его, даже если он отпустит руки и упадет. Если бы только он мог заставить свое сознание поверить в то, что он уже и так хорошо знает! Его снова затапливает паника вперемешку со стыдом и злостью на себя. Джим вздрагивает, опуская лицо на холодные как лед руки и делает медленный выдох. - Здесь нельзя оставаться, капитан, - снова доносится до него голос Спока, совсем негромкий, но от неожиданности он вскидывает голову, чуть не размозжив нос своему старшему помощнику. На языке так и вертится какая-нибудь острота (например, о том, как нелогично утверждать нечто и так очевидное), но с губ срывается только еле слышный стон, правда, задушенный на корню и практически неразличимый для него самого, но Спок, конечно же, все слышит. В следующее мгновение, подавшись вперед и перехватив перекладину, вулканец протягивает руку к его лицу, на секунду нерешительно замирая, пока он, судорожно сглотнув, не кивает в знак согласия. Ощутив прикосновение, Джим готовится провалиться в чужой разум, но… Но ничего подобного не происходит. Он просто видит перед собой какое-то мягкое, ровное сияние, которое, постепенно фокусируясь, превращается в вечернее небо, залитое звездным светом. С одной стороны догорают багряные отблески заката, с другой в кристальной синеве виднеются созвездия Гамма квадранта. Он не торопясь осматривается, гадая, какую цель преследовал Спок, перенеся их сюда и что все это значит. Джим стоит на уступе скалы, оранжево-красная поверхность которой золотится в лучах заходящего солнца. Он хорошо помнит это место – Гамма Боралис III, они были здесь в увольнительной года три назад. Тогда, помнится, Джиму стоило больших трудов убедить своего офицера по науке составить ему компанию в своих спелеологических изысканиях. Спок тогда целый скандал устроил (на свой логичный манер, разумеется) в связи с тем, что его вынуждают оторваться от его драгоценных сканеров, микроскопов и спектрографов, но Джим уже тогда знал, что, если как следует постараться, то можно уговорить вулканца на какую угодно авантюру, что он и проделал без особых угрызений совести. Увольнительная прошла весьма удачно, в течение двух суток они исследовали величественную горную гряду и попутно присматривались друг к другу – тогда Джим был капитаном всего один год, и уже успел найти нужный подход абсолютно ко всем на Энтерпрайз, за исключением своего непроницаемого Первого офицера. Именно после Гамма Боралис III что-то изменилось, и они оба это понимали. Так что сейчас Джим мягко улыбается этим воспоминаниям, хотя где-то глубоко внутри не смолкает полный ужаса голос, упорно повторяющий, что все это просто иллюзия, он в опасности и сейчас не время расслабляться. Повернувшись, он обнаруживает Спока, пристроившегося рядом на уступе. Вулканец поднимает бровь, в его глубоких темных глазах мелькает неуловимая улыбка, и кивает наверх. - После вас, капитан. Джим тоже слегка улыбается в ответ, здесь это сделать гораздо проще, чем при обычных обстоятельствах, когда он старается лишний раз не проецировать на друга свои эмоции, и отвечает привычным, шутливо-непринужденным тоном. – Отдаете распоряжения своему начальству, коммандер? Бровь достигает небывалых высот, но вместо ответной реплики до него доносится отклик эмоций – горячая признательность и гордость пополам со смущением. С чего бы это? - Все это время, капитан, - начинает Спок объяснения в ответ на невысказанный вопрос, попутно указывая ему на подходящий выступ, за который можно ухватиться перед тем, как начать подъем, - вы всегда использовали обращение «коммандер», как перед экипажем, так и в присутствии сторонних лиц, хотя фактически я тогда был только лейтенант-коммандером. Да, Джим хорошо помнит, как долго ему пришлось тогда добиваться, чтобы Споку присвоили это звание, руководство Звездного Флота неохотно пошло на этот шаг, тем более, что после одной крайне неудачно прошедшей миссии капитан Пайк не ставил вулканца во главе десанта, поэтому опыта командной работы у него практически не было. Не говоря уж о том, что целых три месяца ушло на то, чтобы Спок, наконец, просто признал, что будет вполне логично научиться руководить людьми, даже если он никогда не будет претендовать на капитанскую должность. Вскоре после этого Джим начал загружать его новыми обязанностями и, за неимением лучшего слова, натаскивать, подсказывая, каким образом найти подход и завоевать уважение человеческого экипажа. Так, шаг за шагом, Джим отмел все возражения адмиралтейства и, в конце концов, меньше чем через два года после начала миссии, добился своего. Что и говорить, дело оказалось не из легких, и им обоим приходилось сталкиваться с некоторыми нелицеприятными сторонами бюрократического аппарата Звездного флота, однако оно определенно того стоило, и Джим до сих пор с гордостью вспоминает тот день. Судя по всему, для Спока тоже очень много значило оказанное доверие, хотя он и поспешил скрыть свою чрезмерно человеческую реакцию. Джим прячет улыбку, прижимаясь к прохладной поверхности скалы, хотя и понимает, что Спок все равно сейчас ощущает все его эмоции, как вдруг осознает, что, предаваясь воспоминаниям, он успел подняться уже по крайней мере на двенадцать футов. Тут на Джима снова наваливается осознание, что все это – нереально, в действительности он самым постыдным образом застрял в шахте турболифта, и тут же он ощущает дрожь, как будто при начале землетрясения, небо раскалывается на части, совсем рядом, едва не задев его голову, проносится громадный валун, и… Чъя-то рука касается его лодыжки, и небо, подернувшись рябью, снова обретает целостность, все такое же по-неземному прекрасное и далекое, землетрясение тоже как по команде прекращается. - Будьте внимательны, капитан, - доносится до него голос Спока, в котором сейчас, из-за слияния разумов, он как никогда ясно различает тревогу и сочувствие. – Прошу вас, успокойтесь, Джим. Уверяю вас, я не допущу, чтобы здесь вам был причинен какой-либо вред. - Хорошо, - медленно выдохнув, соглашается он, хотя часть его по-прежнему помнит, что все происходящее – иллюзия. Джим возобновляет подъем. Следующие несколько минут он забывает обо всем на свете, просто поднимается, осторожно подтягиваясь вверх фут за футом. Да, ему это всегда нравилось, вот так сливаться в одно целое с поверхностью скалы и упорно прокладывать себе путь вперед. Он уже практически перестает прислушиваться к внутреннему голосу, нашептывающему, что сейчас по какой-то причине он не должен бы испытывать особого удовольствия, как вдруг на очередном уступе он невольно останавливается, увидев перед собой вход в пещеру, который почему-то напоминает раскрытую темную пасть. Передернувшись, Джим начинает внимательно рассматривать поверхность скалы – она в самом деле удивительно красива, золотистые кристаллы горной породы мягко переливаются в лучах заходящего солнца. К сожалению, Спок, похоже, также заметил пещеру, и сейчас многозначительно смотрит в том направлении. - Знаете, Спок, я никогда не был особым любителем пещер, - небрежно, стараясь замаскировать непонятно откуда взявшийся холодный липкий страх, бросает он вулканцу, стоящему на предыдущем уступе. – Давайте попробуем обойти ее. Однако Спок то ли не слышит неуверенности в его голосе, то ли просто игнорирует данный фактор, просто смотрит на него как всегда бесстрастным взглядом. – Другого пути нет, капитан. - Посмотрим, - недовольно бормочет Джим, цепляясь за следующий уступ. Минуту спустя он награждает вулканца испепеляющим взглядом, после некоторых маневров обнаружив, что вход в пещеру сместился и снова расположен прямо перед ним. – Спок, ну что за шутки, по-моему, это совсем не смешно, - возмущенно произносит Джим, переводя дыхание – он не особенно устал, просто подозревает, что, если все-таки придется идти в эту проклятую пещеру, лучше подготовиться как следует, возможно, он будет не в лучшей форме. - По-моему, тоже, капитан, - серьезно отвечает Спок, подтянувшись и встав рядом с ним. – Однако другого выхода отсюда нет. Возможно, будет лучше, если я пойду первым? Джиму эта идея по-прежнему не особенно нравится, однако благодаря мелдингу он вполне отчетливо видит мысли вулканца – да, действительно, по-другому отсюда не выбраться, так что будет несправедливо вынуждать друга первым идти навстречу неизвестной опасности. - Нет, не надо, - отвечает он, шагнув ко входу в пещеру, все еще подозрительно похожую на жадную пасть, готовую в любой момент поглотить его. До него снова доносится отклик чужих эмоций – уважение, восхищение и, да, другого слова не подобрать, - привязанность и забота. На несколько секунд он замирает на пороге, разглядывая пещеру. Бесполезно – не видно даже стен, сразу за входом, освещенным золотисто-оранжевыми лучами, резко падает тень и начинается непроглядный мрак, местами прорезаемый красноватыми бликами, и он чувствует, что решимость снова оставляет его. - Это совсем небольшая пещера, Джим, - слышится позади спокойный голос вулканца. – Всего несколько метров, и мы окажемся на противоположной стороне. Не вполне доверяя своему голосу, он кивает и снова чувствует отголосок чужих эмоций – сочувствие, готовность помочь, поддержать… Проведя рукой по лицу, Джим делает шаг вперед, и тут же внутри все сжимается, а к горлу начинает подступать тошнота. Он знает, что не должен поддаваться этому страху, в конце концов, он ведь сейчас в каком-то пространстве, созданном воображением Спока, здесь ему совершенно точно нечего бояться, почему же его подсознание никак не может этого понять? Он никогда раньше не страдал клаустрофобией, так с какой стати всего одна миссия спровоцировала такую нелепую, постыдную реакцию? - В этом нет ничего нелепого и постыдного, капитан, - снова раздается голос Спока, и темнота вокруг, кажется, становится не такой непроглядной. – Я считаю, что когда вы были в заключении, вы проявили невероятную выдержку и мужество. Было бы удивительно, если бы подобные испытания прошли совершенно бесследно. Тут Джим с опозданием понимает, что, раз уж он видит по крайней мере некоторые мысли Спока, то, вероятно, данный процесс носит двусторонний характер. Скорее всего, вулканец теперь все знает о тех бесконечно долгих днях, что он провел в заключении – не удавшиеся попытки побега, отчаяние, безысходность… Один раз он чуть не разрыдался, но все же смог сдержаться – хотя он уже почти потерял надежду на спасение, ему не хотелось, чтобы, если его все-таки вопреки всяким ожиданиям нашли бы, то обнаружили бы в таком виде, хныкающим, как ребенок, просто потому, что у него болит рука. Ну просто замечательно. В ответ на свои невеселые размышления он чувствует волну искреннего удивления. – Чего именно вы так стыдитесь, капитан? – в недоумении спрашивает вулканец. - Наверное, того, что в конце я совсем потерял надежду, Спок. Я не верил, что меня когда-нибудь найдут, что я смогу оттуда выбраться, - негромко отвечает он, пытаясь быстрее ползти по узкому проходу, как будто это поможет сбежать от ненужных воспоминаний. - Капитан, - голос Спока становится твердым, примерно как в тех случаях, когда он почти готов потерять терпение из-за нелогичного человеческого поведения, - в первый раз, когда вы попытались бежать, в абсолютной темноте поднимаясь по отвесной стене, вы сломали два ребра, во второй – плечевую кость левой руки. Лично я не вижу, как можно считать проявлением слабости тот факт, что, несмотря на все это, у вас хватило сил предпринять еще одну попытку. Гмм… он как-то никогда не задумывался об этом в таком ключе. - Может, и так, но теперь я даже по трубе Джеффриса не смогу пробраться, не свалившись в обморок, - бормочет он в темноту. В следующее мгновение он подскакивает от неожиданности, ударяясь головой о низкий потолок тоннеля (краем сознания отмечая, что со стороны Спока очень любезно устранить какие-либо неприятные ощущения от удара), когда слышит, как сзади раздается негромкий, мягкий звук, теплой волной заполнивший весь коридор. Это что, смех? Джим останавливается, не зная, сердиться ему, пугаться или просить повторить на бис (а возможно, все вместе). – В чем дело? – наконец выговаривает он. Где-то на периферии сознания мелькает мысль, что остается только надеяться, что Спок не сошел с ума и теперь он не останется на веки вечные в мире, созданном горячечным бредом вулканца, однако четкий ответ и, главное, отзвуки эмоций рассеивают все эти сомнения. – Не останавливайтесь, капитан. Осталось всего несколько метров. - Над чем вы смеялись? – снова спрашивает Джим. Мысль, что конец пути уже близок, придает ему сил, и, несмотря на то, что вокруг все еще непроглядный мрак, темнота больше не кажется такой мрачной, как прежде. Спок начинает что-то отвечать, но тут он снова обо что-то ударяется головой, особой боли нет, но Джим все же невольно вскрикивает от неожиданности, а также от осознания того, что теперь все действительно кончилось. В следующее мгновение он буквально вываливается в ярко освещенный коридор, где его тут же подхватывает обеспокоенный Боунс в сопровождении двоих безопасников. Оглянувшись, он понимает, что послужило причиной столь бурного веселья Спока. Строго говоря, он буквально только что пробрался сквозь трубу Джеффриса, но так и не свалился при этом в обморок. - Спасибо, что нашли его, Спок, - бросает через плечо МакКой, сканируя его взглядом. – Джим, ты в порядке? Мы все забеспокоились, когда ты не появился после сигнала тревоги. - Я в порядке, - коротко отвечает он, и понимает, что это правда. Кивком отпустив безопасников, он с улыбкой поворачивается к темному проходу. Вулканец, как обычно спокойный и собранный, быстро выбирается из трубы Джеффриса, слегка кивает Джиму, и тот понимает, что любые слова благодарности тут будут излишни. Уже втроем они идут по коридору, и Джим бросает последний взгляд на зарешеченный люк. Его затапливает неимоверное облегчение – теперь он, наконец, свободен. Спок украдкой бросает на него взгляд, и, хотя лицо вулканца, как обычно, остается бесстрастным, Джиму кажется, что он ощущает все ту же легкую улыбку в своем сознании.