После шторма

Волны с тихим шелестом накатывали на берег, стирая следы на белом песке. Мирэ радовалась ласковому бризу и ясному небу — она так сильно скучала по ним, сидя у окна и часами напролёт всматриваясь в размытую непогодой линию горизонта. Семь дней и ночей море штормило так, что ни один корабль не отважился покинуть гавани, защищённые от гнева стихии надёжным барьером из рифов и скал. В этот раз им повезло. Но время от времени песнь диких ветров и бурных вод становится столь яростной, что фалатрим остаётся лишь смиренно наблюдать, как ревущие волны разбивают ту или иную пристань, уносят с собой несколько парусных судов и хоронят их на дне синих глубин. Потери кораблей печалили эльфов, но они научились расценивать этот ущерб, как плату за попутные ветры и богатые уловы, которыми море одаривало их народ. Это малая жертва покровителям, что берегут флот и жизни мореходов вдали от родных берегов. На бескрайних просторах Белегаэр устрашающие бури — не редкость. Одни боятся их, других стихия вдохновляет на сложение дивных баллад, третьим вероломные воды приносят ценные дары. После шторма на песке можно отыскать такие редкие раковины и жемчужины, что даже высокие короли не постыдятся расшить ими свои богатые одежды и вплести в серебряные украшения. Мирэ не жаждала богатств — ей доставляло искреннюю радость бродить по пустынным берегам и подбирать сокровища, выброшенные на сушу волнами, которые ещё вчера грозили разрушить гавани и пришвартованные корабли. Это занятие было подобно охоте, где никого не нужно убивать — добыча просто ждёт, когда её отыщут, а оружием охотнице служит лишь острый внимательный взгляд. Линдэ уходила всё дальше и дальше, собирая в подол белого платья перламутровые ракушки и жемчуг, отобранный у моллюсков сокрушительной силой природы. Азарт разгорался, и противостоять ему было почти невозможно, ведь зоркие глаза смотрели далеко вперёд, и все находки, что ждали её там, казались прекрасней тех, что она уже подобрала. Чтобы не заскучать в одиночестве, Мирэ в голос напевала любимые строки из баллады о безымянной эльфийке, которая, увидев первый восход солнца над Белегаэр, так полюбила его мятежные просторы, что во время неистового шторма вышла на берег и пропала без следа.

Спой мне песнь о деве, что навсегда исчезла, Скажи, не обо мне ли те слова? Она ушла без сожалений - с радостью на сердце. За море синее - прямо в небеса. Я полюбила волны, лёгкий ветер, острова, И скалы под дождём и солнцем. Исчезнет всё хорошее, прекрасное, и всё, чем я была. И память обо мне лишь эхом отзовётся.

Ноги Мирэ не знали усталости, и она даже не заметила, что солнце уже коснулось водной глади, а на востоке зажглись первые звёзды. Но когда она поняла свою ошибку, то твёрдо решила, что скоро повернёт назад. — Эта точно последняя, — сказала себе линдэ, наклоняясь за серебристым гребешком, запутавшимся в тине. Но большая пенная волна вдруг обрушилась на берег, поползла по песку и унесла желанный трофей, прежде чем тонкие пальцы «охотницы» его коснулись. — Ты пропустила самую красивую, — пропел лукавый ветер. Мирэ вздрогнула и отпустила подол своего платья. Все ценные находки посыпались к её ногам, а очередная коварная волна унесла их обратно в море или утопила в вязком мокром песке. Когда удивление минуло, линдэ раздражённо сжала кулаки и обернулась, чтобы поприветствовать того, кто бесцеремонно потревожил её и в одночасье обратил её труды в ничто. Но пройденный берег оказался таким же пустынным, как и линия прибоя впереди. Только большая морская раковина лежала там, где Мирэ недавно побывала. Она была слишком большой и красивой, чтобы пройти мимо и не заметить: острые белые шипы обрамляли кайму, словно острые клыки, а золотистые прожилки сплетались в чудесный замысловатый узор. Обидная утрата тут же забылась. Линдэ отчаянно захотелось взять в руки нежданный подарок, пока волны снова не сыграли с ней злую шутку и не отобрали его так же как те мелочи, что уже не вернуть. Мирэ подняла раковину, желая поскорее рассмотреть её со всех сторон. А рассмотрев, ей захотелось услышать её голос — эхо моря, запертое внутри. Она закрыла глаза, прислушиваясь к раскатам призрачных волн. Этот холодный и далёкий звук завораживал так, что можно было легко потерять счёт времени, представляя себя на палубе корабля в тёплую летнюю ночь. — Тебе нравится? — бархатный шёпот раздался с другой стороны, где размеренно шумело настоящее море. — Нравится, — с улыбкой ответила Мирэ, не открывая глаз. — Я выбрал её для тебя, — обманчиво заискивающим тоном проворковал даритель, чуть касаясь губами тёмных локонов. — И почему твоя щедрость кажется мне приманкой в невидимой ловушке? — линдэ открыла глаза и повернулась к собеседнику лицом. — Здравствуй, Владыка штормовых ветров, — мягко проговорила она, хоть в последний момент внешняя уверенность её чуть не подвела. — Потому что это и есть приманка, — ухмыльнулся майа. С длинных волос стекала вода и струилась по телу, повторяя рельеф груди и живота, исчезая в складках пояса на бёдрах. Мирэ казалось, что даже красное заходящее солнце может навредить этому дивному созданию — сжечь его, как оно сжигает выброшенных на берег морских существ с полупрозрачной кожей. Хотелось укрыть его спину и плечи накидкой - защитить от горячего ветра. Но Оссэ почти неуязвим. Ей приходилось напоминать себе об этом, чтобы прогнать из головы иллюзию хрупкости этой холодной красоты и быть настороже, когда «дивное создание» уж слишком старается, изображая хорошее поведение. — А может быть это извинение? — подозрительно сузив глаза, предположила Мирэ, и Оссэ вопросительно изогнул бровь. — За то, что корабли фалатрим едва пережили семидневный шторм, — пояснила она, с трудом сдерживая улыбку. — Но ведь пережили, — майа самодовольно усмехнулся и сцепил руки за спиной. Судя по выражению его лица, он был очень горд собой. — Это вам впору благодарить меня за сдержанность и милосердие. Без меня и кораблей бы никаких не было, - добавил он. Мирэ лишь фыркнула в ответ, в который раз удивляясь тому, что Оссэ имеет весьма смутное представление о значении таких слов как «сдержанность» и «милосердие». «Совесть» и вовсе была ему незнакома. — Если поспешишь в Эгларест, то увидишь, что менестрели поют тебе хвалебные песни, а девы бросают на воду белые цветы, — линдэ зашагала вперёд, оставив озадаченного майа позади. — Такими сантиментами впору только Уинэн разжалобить! — раздражённо бросил он ей вдогонку, наконец-то распознав упрёк в совете эльфийки. Обычно никому не приходило в голову в чём-то его упрекать. Мирэ не обернулась, продолжая идти вперёд. Она не хотела задеть Оссэ. Она не посмела бы так поступить, будь у неё пара мгновений на раздумья. Но слова просто слетели с языка, и айну досталась порция незаслуженного гнева. Следовало бы отдать Оссэ его подарок, извиниться за непочтительное высказывание и вернуться восвояси. Так и нужно было поступить. Но линдэ держала шипастую раковину так крепко, словно руки успели к ней прикипеть. Она уходила всё дальше от прибоя и от вероломного знакомого — под сень деревьев — в лабиринт обтёсанных волнами камней. — Убегать от меня — неблагодарное занятие, — с укором произнёс майа где-то совсем близко. — Особенно после того, как попыталась меня уколоть. — Вопрос в том, почему ты всё равно следуешь за мной, — Мирэ обернулась, встретившись с Оссэ взглядом, и обмерла от горького осознания, что произнесла это вслух. — Почему так надолго исчез? — придав интонации твёрдость, произнесла она. Раз уж ступила на шаткий мост — беги вперёд без оглядки. Судя по хмурому выражению на лице Оссэ, он тоже впервые задумался о причинах своего поведения. И то, что ему задали столь прямой и грубый вопрос — неприятно его удивило. — У некоторых поступков просто нет объяснения и быть не должно, — проворчал он, одарив линдэ тяжёлым недовольным взглядом. Майа не отличался умеренным нравом, но в этот раз Мирэ наговорила недостаточно, чтобы по-настоящему его разозлить. По крайней мере, он этого не показывал. — Скука, — с хитрой усмешкой сказала она, осмелев и расправив плечи. — Что? — Оссэ сложил руки на груди и пристально следил за эльфийкой, чьё настроение менялось так же часто, как погода над Белегаэр. — По-твоему, я скучен? — добавил он, вздёрнув тёмную бровь. Помедлив немного, линдэ смяла ткань платья над коленом, чтобы не путаться в подоле, и спустилась туда, где застыла тёмная фигура. Пока Мирэ обходила большие поросшие мхом валуны, Оссэ настороженно наблюдал за ней краем глаза, но даже не шелохнулся, терпеливо ожидая ответа. — Наверное, Владыка штормов вконец затосковал на дне морском, если снизошёл до дружбы со мной, — подойдя слишком близко, она впервые ощутила нестерпимое желание прикоснуться к нему. — Я бы не назвал это дружбой, — упрямо процедил Оссэ и поймал тонкое запястье, когда женские пальцы почти дотронулись до его плеча. Мирэ вздрогнула, будто очнувшись ото сна, и посмотрела вверх. — Но в чём-то ты права, lissë, — острые черты лица смягчились. — Весна давно минула, а с ней прошли времена сотворения и изменений. Теперь тоска — частый гость в моих чертогах. — Так почему же ты не приходил? — сдвинув брови, спросила линдэ. — Пять солнечных лет как не бывало, — Мирэ поняла, что беспокойство, терзавшее её в разлуке, теперь уступило место лёгкому раздражению. Он ничего ей не должен и всё же… — Пусть нас не связывает дружба, но дни неукротимых бурь в открытом море — не та весть, которая может успокоить. — Ты волновалась обо мне? — удивился Оссэ. Красивое лицо озарила медовая улыбка. — Это льстит, — протянул он и коснулся губами тонкой кожи на запястье эльфийки. Она вздрогнула, и тихий дребезг серебряных браслетов сделал самодовольную ухмылку ещё шире. Мирэ застыла, потупив взгляд. Майа никогда не использовал свои чары против неё (нарочно, по крайней мере). И в этот момент эльфийка поняла, насколько легко и добровольно можно потерять контроль над мыслями и волей, если это понадобится Оссэ. Но она не позволила его очарованию опутать себя и отняла захваченную руку. — Волнение о тех, кем я дорожу, вполне уместно. Особенно если они сильны и могущественны как ты, - она посмотрела на него исподлобья. - Моргот уже пытался склонить тебя на свою сторону. Война выходит на новый виток, и я боюсь, что… — она замолкла, испугавшись того, как помрачнел взгляд майа. — Не доверяешь мне, значит, — процедил он с презрением. — Думаешь, однажды я всё же передумаю и присягну Ему, — не вопрос, а утверждение, от которого у Мирэ похолодела кровь. — Я слышала истории, - полушёпотом сказала она, заранее чувствуя себя виноватой. – Говорят, ты уже служил ему... — теперь вздрогнул Оссэ, словно она грубо тронула незажившие раны. От Мирэ не укрылось, как жгучий гнев преобразил удивительные глаза. Майа думал о чём-то, видел что-то, чувствовал. И ей стало страшно находиться с ним рядом. Но, вспомнив о существовании линдэ, он взял эмоции под контроль, и маска на лице стала непроницаемой. — Мой брат соблазнился предложенной властью и знаниями, которые раньше были ему недоступны. Я и сам жаждал большего, чем имел. От того и последовал за ним, — глядя сквозь собеседницу, произнёс он. — Если бы я знал, что из этого выйдет, то сделал бы всё, лишь бы образумить его. Но, как я уже сказал, времена изменений в прошлом. Мы те — кем мы стали. И это не исправить ни покаянием, ни искуплением. Между ними повисло долгое молчание. Такое долгое, что солнце успело полностью скрыться за горизонтом, а в дождевом лесу запели соловьи. Мирэ хорошо понимала, о чём говорил Оссэ, и как трудно ему было сделать правильный выбор, отвергнув «брата» и обещанную власть над любимой стихией. Она даже понимала, почему именно сейчас решила прояснить давно мучивший её вопрос. Это был особенный вечер — другого такого может и не быть. — Прости меня, — Мирэ шагнула вперёд, но майа отступил, избегая случайного контакта. — Я не хотела огорчить тебя или обидеть. — Те, кто хотят — становятся кормом для рыб, — строго предупредил Оссэ. — И ради своего блага — больше не спрашивай меня об этом. Линдэ кивнула. И вроде бы напряжённая атмосфера между ними сгладилась. Но к её горлу всё равно подкатил горький ком, когда майа отвернулся и устремил свой взгляд на море, виднеющееся сквозь большую прореху между деревьями. Небо ещё не успело как следует почернеть, а его уже украсили мириады ярких звёзд, отражаясь серебром на водной глади. И всё стало как прежде — как было до появления солнца и луны, когда эльдар знали созвездия лучше, чем линии на собственных ладонях. Ей будет этого не хватать. — Оссэ, — тихо позвала Мирэ, и он посмотрел на неё через плечо. Она подошла ближе и прислонилась к поросшему мхом стволу дерева рядом с ним. — Я сохраню твой подарок. Я смогу слушать раскаты волн, когда тоска по морю будет звать меня назад. — Но ты живёшь на берегу, — усмехнулся он, наблюдая за тем, как тает полоска бледного света на горизонте. — Достаточно просто распахнуть окно. — Мы уходим, — ответила Мирэ на выдохе и прикрыла глаза. — Мы? Что значит «мы»? — резко переспросил Оссэ. — Фалатрим не оставят свои гавани и земли, не беспокойся, — пояснила она, коротко и нервно улыбнувшись. — Знаю, мы не друзья с тобой и… — линдэ замолчала, подавляя волнение. Долгие объяснения здесь излишни. — Я просто считала нужным попрощаться. Вот и всё. Вот и всё. Она сказала это. Скорее всего, Оссэ безразличны такие сантименты, но Мирэ должна была сделать это для себя, чтобы уйти, ни о чём не жалея. Майа сузил глаза, пристально изучая эльфийку — её жесты, её полузакрытое тёмными прядями лицо и руки почти такие же белые, как морская раковина, которую они держали. Она не хотела показывать Оссэ, что расстроена своим выбором, но он чуть ли ни с первой минуты встречи понял, что с ней творилось неладное. — И куда же ты собралась, позволь узнать? — холодно поинтересовался он, чуть вздёрнув подбородок. — В Дориат, — тихо ответила линдэ, подумав, что излишние подробности Оссэ уж точно не заинтересуют. Но его тяжёлый испытующий взгляд заставил её продолжить. — Мой брат давно зовёт меня туда. А я тяну время, как могу, надеясь напоследок повидать доброго знакомого, — она через силу улыбнулась, не надеясь, что это кого-то обманет. — Если бы ты не появился сегодня, пришлось бы бросить в море бутылку с запиской. — Тебе не обязательно всюду следовать за ним, — проигнорировав сомнительную шутку, возразил майа. — Мне придётся, — Мирэ покачала головой. — Кто-то ведь должен усмирять его пыл советами и наставлениями. За братьями нужен глаз да глаз, ты ведь понимаешь, — Оссэ лишь закатил глаза, явно не оценив по достоинству иронию. — Дориат — прекрасное место, если ты хочешь понять, что чувствует выброшенная на берег рыба, — процедил он, и линдэ невольно приподняла бровь, впервые услышав, чтобы айну использовал этот сварливый тон. Звучало забавно и непривычно. — Там не будет ни кораблей, ни криков чаек, ни буйства морской стихии. — Там не будет майа, на которого, то молишься, то проклинаешь его, — усмехнулась Мирэ, перебив начало пламенной речи, и Оссэ несколько раз моргнул, опешив от такой бесцеремонности. — Немаловажная причина отказаться от глупой идеи, — хмурясь, сказал он и повернулся к ней, придвинулся ближе. — Я ведь уже говорила: твой дар — не позволит мне забыть всё, что я люблю, — линдэ подняла руку и несмело коснулась мужского плеча. В этот раз Оссэ не отпрянул, только мускулы напряглись, реагируя на чужое тепло. — Почему ты злишься? Мирэ встала напротив майа, но он упрямо отвёл взгляд, снова не желая её замечать. — С чего ты взяла, что я злюсь? — Узоры на твоей коже сияют, когда ты весел или зол, — ответила линдэ, слегка склонив голову набок. Оссэ посмотрел на свои предплечья, и лазурь под кожей вспыхнула ярче. — Могу ошибаться, но счастливым ты явно не выглядишь. Теперь он и правда злился. На себя. Мирэ всегда испытывала приятное волнение, находясь рядом с ним, но в этот самый момент благоговейный трепет обрёл черты какой-то всепоглощающей нежности, не оставившей места страхам и запретам. Она встала на цыпочки и робко коснулась губами щеки Оссэ. — Зачем ты это сделала? — воскликнул он, то ли испугавшись, то ли ещё сильнее рассердившись. — Захотелось, — теряя остатки храбрости, ответила Мирэ и на всякий случай попятилась назад. Он молчал, глядя на неё широко раскрытыми от удивления глазами. Пауза тянулась, и с каждым мигом линдэ чувствовала себя всё более глупо и неловко. — Наверное, будет лучше, если я уйду. Прости меня, — пробормотала она, покачав головой. Но прежде чем она успела сделать ещё хоть один шаг, у неё за спиной раздался оглушительный взрыв и белый свет озарил камни, стволы деревьев и угрожающую фигуру майа напротив. А сразу за раскатом грома поднялся и ветер. — Твоя проделка? — испуганно спросила Мирэ, обняв себя руками, чтобы унять дрожь. Она с досадой вспомнила о том, насколько далеко от дома сейчас находилась, а так же о том, что на обратном пути было несколько узких полосок пляжа, зажатых между скалами и прибоем. Пройти там можно только во время штиля, но если сейчас разыграется нежданный шторм — возвращение будет долгим. «Если тебе приходит в голову разгневать одного из сильнейших майар — делай это там, где можно от него сбежать», — подумала Мирэ, высматривая в выражении лица Оссэ признаки понимания или раскаяния за своё поведение. Но ничего подобного он явно не испытывал. — Мне пора, — борясь с небеспричинной тревогой, процедила эльфийка. Бросив прощальный негодующий взгляд в сторону майа, она поспешила вниз. Но стоило ей подойти к кромке леса, как её плечо будто в тисках зажало. Мирэ вскрикнула и выронила морскую раковину. Та ударилась о камень и, чудом не разбившись, скатилась на песок. Эльфийка перевела дух, поняв, что дорогая её сердцу вещь осталась невредима. — Куда ты собралась? — с угрозой произнёс голос у неё над ухом. — Жить надоело? Она с тревогой посмотрела на море, яростно отвоёвывающее берег фут за футом. Звёздное небо затянули тяжёлые тучи, и если бы не вспышки молний, то они давно утонули бы в опасной тьме. — И что ты так взбеленился из-за одного поцелуя? — выдохнула линдэ, в ужасе наблюдая за вздымающимися чёрными волнами. Оссэ резко развернул её лицом к себе, и эльфийка поняла, что здесь дело обстояло ещё хуже. — Что бы ты ни делал — прекрати это сейчас же! — потребовала она, стараясь освободиться. Но что для айну эти жалкие потуги… Он держал её крепко, неотрывно глядя в глаза, и Мирэ по какой-то причине сама не отводила взгляда, хотя эта форма протеста пока ещё была в её власти. Ей казалось, будто все мысли и желания развернулись у Оссэ на ладони, и чем сильнее она старалась что-то скрыть, тем ярче и навязчивей становились образы, мелькающие у неё в голове. Говорят, так бывает на допросах: собственный разум играет с несчастными злую шутку. Конечно же, майа не мог читать мысли. Но кое-что он всё-таки понял. Непрошеные слёзы задрожали на длинных ресницах. Вдруг стало до ужаса горько и обидно за то, что её глупость испортила этот вечер, разрушила эфемерные отношения. — Интересно, — задумчиво произнёс Оссэ, в конце концов. — Просвети, что интересного может быть в этом безумии? — голос Мирэ был твёрд, но только не её уверенность. Она испугалась, даже не подозревая чего именно: непогоды или разоблачения. — Ну же! Сначала раздался оглушительный рёв и грохот, а спустя мгновение эльфийку со спины обдало холодной волной. Море подобралось слишком близко. Она вскрикнула и от толчка подалась вперёд, ударившись о грудь Оссэ. Зная его нрав, можно было ожидать, что он от души посмеётся над этой ситуацией. Но майа не шелохнулся — только крепче обнял дрожащее женское тело. — Старшие дети — удивительные создания, — в его новом тоне улавливались нотки самодовольства. — Безрассудные. Пылкие. И такие хрупкие. — Айнур не такие? — Мирэ попыталась съязвить, но положение, в котором она находилась, ломало спасительную ярость. Благодаря подлой уловке, теперь она в полной мере ощущала то, к чему раньше не смела даже прикоснуться: вопреки ожиданиям, обнажённая кожа Оссэ была тёплой, как у любого эльфа, и пах он не морскими водорослями, а свежим ветром после грозы. — Мы менее уязвимы, но ошибки совершаем с ещё большим задором, — ответил он, заставляя Мирэ поднять голову, и бережно убрал с лица влажные пряди волос. Она смотрела на него, не зная, что ответить. Да и что можно сказать или сделать, когда твоя сокровенная мечта сбывается, приняв при этом какую-то искажённую форму. В этот раз его губы легонько коснулись её щеки. Майа немного отстранился, с интересом наблюдая за реакцией Мирэ. Но только она открыла рот, решившись что-то произнести, повелитель штормов воспользовался этим, поцеловав линдэ широко и бесстыдно, прикусывая нижнюю губу, лаская нёбо языком. Мирэ не отвечала — она принимала то, что он делал. Оссэ с жадностью глотал её вздохи и каждый сдавленный стон, запоминал изгибы, бесцеремонно исследуя прикосновениями изящную фигуру — то зарываясь пальцами в волосы на затылке, то спускаясь по напряжённой спине к округлым бёдрам. Цепляясь за крепкие плечи, выгибаясь и тяжело дыша, Мирэ почти забыла себя. Но достигнув какого-то пугающего рубежа, за которым заканчивалась власть воли над телом, она вдруг с болью осознала, что всё это — самообман. Майа хотел лишь доказать свою правоту: наивная эльфийка не устояла перед очарованием высшего существа, обнадёжила себя, углядев в их знакомстве какую-то значимую связь. Хватит. Превозмогая болезненное желание, какого в жизни не испытывала, Мирэ стала отталкивать Оссэ — надеясь не на свои силы, а на его здравомыслие. И он поддался, немного отстранившись. Но его восхитительный вкус остался на губах, и, кажется, она запомнит его на всю оставшуюся жизнь. — Зачем ты это сделал? — пришёл её черёд задать этот вопрос. — Захотел, — передразнил Оссэ, улыбнувшись уголком губ. Мирэ мрачно посмотрела ему в глаза, а затем вверх — тучи на небе бурлили и закручивались, так же как волны на море. — Мы квиты, — тихо сказала она, и наконец-то смогла разжать пальцы, которые всё ещё впивались в его плечи. Майа скептически изогнул бровь, словно понял, каких усилий ей стоил этот поступок. — Мне пора в Эгларест, — произнести это оказалось ещё тяжелее, чем потерять физическую связь. — Тебе не уйти отсюда без моего дозволения, Мирэ. Попытайся бежать — и море поглотит тебя, — предупредил Оссэ. — Оно и так меня поглотило! - гневно ответила линдэ. — Ещё нет, - улыбнулся он. - Бороться со штормом бесполезно. Но его можно переждать, — он положил руки ей на талию и придвинул ближе. "Бойся своих желаний", - отстранёно подумала эльфийка. Хотелось верить, что Оссэ не причинит ей зла. Ведь противостоять желанному становилось всё труднее. Это был особенный вечер. Она знала, что может сейчас произойти. И она позволила этому случиться. Мирэ затаила дыхание, почувствовав его губы на своей шее, и покорно склонила голову набок. Она оглаживала обнажённую спину Оссэ, щекоча кончиками пальцев. Его мускулы напрягались под маленькими ладонями — тело охотно отзывалось на робкие ласки, словно было сотворено не из света, а из той же плоти, что легко поддаётся всем искушениям. — Такое прощание я никогда не забуду, - сказала линдэ. Говорить было тяжело, думать и дышать - тоже. Все чувства кроме осязания стали бременем. Майа прикусил кончик её уха, вызвав короткий болезненный вздох. — Если бы я захотел, то нашёл бы тебя где угодно, — растягивая слова, ответил он. - Лишь бы вдохновение не подвело. Шутливое обещание отдалось жаром внутри. Так непривычно. Так мучительно. Разыгравшийся шторм больше не заботил линдэ, пленённую где-то между сном и реальностью. Весь мир для неё сжался до крошечного пространства вокруг неё и Оссэ — между ней и Оссэ. Она почти не понимала, что происходит, и куда это их заведёт. Руки сами передвигались по мужскому телу, повторяя движения его рук, губы находили его губы. Мирэ не видела, но почувствовала, как разошлись верхние застёжки на платье. Она инстинктивно перехватила руки Оссэ, разорвав очередной поцелуй. Что говорить в такой ситуации она не знала — и должна ли она что-то говорить… Девы изображают скромниц, чтобы подразнить мужей, распалить желание, или сделать вид, будто своим согласием делают избранникам одолжение. Но примитивные уловки пригодились бы с кем угодно — только не с Оссэ. — Мне кажется, что ты и всё это — плод моего воображения, — прошептала Мирэ, целуя уголок его рта и чувствуя ответную улыбку. Майа тихо рассмеялся. — У тебя не хватило бы на это фантазии, lissë, — в его голосе появилась будоражащая хрипотца. Буйный ветер кружил вокруг них, трепал их одежды, путал и сплетал их длинные волосы, подталкивал друг к другу. Силы подвластные Оссэ сорвались с цепи, но его это уже не заботило. Он тот, кто нагоняет бури, а усмирять их доводится другим. Мирэ опустила одну руку, решив покончить с застёжками вместо него. — Нет! — вдруг прогремел майа, впившись в неё гневным взглядом. Он до боли сжал её запястье и закинул женскую руку обратно к себе на плечо. — Я хочу сделать это сам. Повернись, — приказал он. Его реакция произвела эффект разбившейся посреди огромного зала вазы: отрезвляющий и заставивший насторожиться. Линдэ испытала странную смесь раздражения, неловкости и желания, ставшего по-настоящему болезненным, и все эти чувства мешали друг другу. Ей не хотелось упускать Оссэ из виду, терять с ним зрительный контакт, ведь она понятия не имела чего от него ждать. Но майа заставил её подчиниться. Он насильно развернул её лицом к морю и любовно огладил ладонями дрожащие плечи. А затем Мирэ услышала звук рвущейся мокрой ткани… — Прекрати! — в отчаянии воскликнула она, пытаясь шагнуть вперёд и остановить этот ненужный ритуал. — Я не смогу вернуться домой в таком виде, — в ужасе воскликнула она, но Оссэ удержал её на месте. — Не сможешь, — согласился он, наклонившись к её уху. — И, наверное, уже не вернёшься. Стой смирно, — процедил он с угрозой. Мирэ едва сдержала порыв оттолкнуть его и уйти. Майа изменился до неузнаваемости, пока она пребывала под чарами умопомрачительных ласк. Лукавый и милый упрямец принял облик тёмного существа, способного причинять боль? Или она просто не хотела замечать этого раньше? Теперь уже поздно об этом думать. Оссэ грубо и быстро разделался с белым платьем, сбросив его остатки к ногам линдэ. Жадные прикосновения очертили изгибы по бокам, остановились на бёдрах. Мирэ снова почувствовала его всей кожей, когда он прижал её к себе. — Посмотри сколько силы, сколько страсти, — заговорил Оссэ низким голосом. Только глухой не расслышал бы в этих словах нотки одержимости. Его руки обвились вокруг обнажённой фигурки: одна ладонь смяла чувствительную грудь, другая заскользила вниз по животу Мирэ, без всякого предупреждения тонкие пальцы проникли внутрь её тела, сорвав самый громкий и сладостный стон. — Видишь, как сокрушительные волны взмывают вверх и падают? Видишь? — требовательно спросил он, надавив на особенно чувствительную точку. Он опёрся подбородком на плечо эльфийки, и мягко поцеловал её в щёку, ни на секунду не прекращая свою пытку. — Да, да, — судорожно выдохнула она, хоть веки стали безумно тяжёлыми, а перед взором всё превратилось в круговорот тёмных пятен. — Я вижу, — простонала она и, полностью откинулась на него. То что он делал не было неприятно, если прислушиваться к ощущениям плоти, но если послушать разум - это всё было просто ужасно. — Почувствуй ритм этого хаоса, Мирэ. Дыши вместе с морем. Нарочно или случайно, но она и правда перестала различать свои шумные вдохи и выдохи с грохотом волн, обрушивающихся на берег прямо перед ней. Голова кружилась от вихря новых ощущений, от слов, прикосновений, дразнящего движения внутри. Голос разума умолк. Когда терпеть стало невмоготу, линдэ показалось, что почва ушла у неё из-под ног. Впрочем, так оно и было на самом деле. Оссэ легко поднял её и усадил на плоский обтесанный камень. Мирэ с трудом разомкнула веки и увидела его лицо точно напротив своего. Отметины на коже майа ярко светились, и такой же завораживающий лазурный блеск отражался в его необыкновенных глазах. Он медленно развёл колени эльфийки и подался вперёд. Он будто бы хотел, чтоб Мирэ ощутила, насколько сильным было его желание, прежде чем она увидит это воочию. — Будь у тебя хоть капля совести, ты спросил бы меня, желаю ли я продолжить, — задыхаясь, произнесла линдэ. Тонкие руки обвили шею любовника и притянули его ближе для поцелуя. — Стал бы я тратить на это время, когда всё ясно и без слов, — хмыкнул Оссэ, позволяя ей эту приятную вольность. Насытившись тягучим долгим поцелуем, она оставила его восхитительный рот, коснулась губами подбородка, опустилась ниже, лаская и прикусывая кожу на шее — на вкус она была как слёзы, как кристальная вода Белегаэр. Оссэ запрокинул голову, наслаждаясь всё более смелыми прикосновениями. Она быстро училась, охотно потакая его безмолвным прихотям. — Ты можешь, — выдохнул он, взяв её руку в свою и направив вниз между их телами. Сердце Мирэ едва не вырвалось из груди. Твёрдая горячая плоть дрогнула под несмелым прикосновением. — Не заставляй меня ждать до утра, — насмешливо проворчал он и отпустил её руку. Трясущимися от нетерпения пальцами Мирэ развязала узел на его поясе, и препятствие в виде чешуйчатой ткани заскользило вниз по узким бёдрам и исчезло в темноте. — Скажи мне, Оссэ, насколько это безнадёжно — любить тебя? — она не хотела говорить это сейчас. И не хотела открыть свою тайну такими словами. Потому что, как она и опасалась, лицо майа исказило непонимание и подозрение. Он некоторое время пристально изучал её, затем просто усмехнулся и, придвинувшись ещё ближе, вошёл в податливое тело одним беспощадным толчком. Если это был его ответ, то он чуть не погубил бедную Мирэ. В глазах потемнело, и сперва ей показалось, что боль затопила всё её тело, растеклась по венам и отравила сердце. Линдэ зашипела и вся сжалась, боясь пошевелиться. Но когда Оссэ чуть отстранился и снова заполнил её… А потом повторил это снова и снова, поощряя покорность любовницы, лаская руками оголённую спину, нежно целуя припухшие губы, — Мирэ постепенно смогла различить тысячу оттенков до безумия острого ощущения. Возможно, она ошиблась и то, что сначала показалось ей болью, на самом деле было чем-то иным. Она обвила ногами бёдра Оссэ, не желая отпускать слишком далеко. И майа расценив это как окончательную победу, стал двигаться резче и грубее, глотая утробные стоны ртом, смакуя их на языке. Короткая служба Врагу не прошла для него без следа. Тёмная сторона есть у любой фэа, но у кого-то чёрное и белое меняется местами, когда этого не ждёшь. И Оссэ был именно таким - живущим на грани добра и зла. Мирэ прильнула к нему, изнывая от нарастающего напряжения там, где неумолимо скользила твёрдая плоть. Казалось, если она прижмётся ещё ближе, растворится в Оссэ — то эта пытка закончится чем-то совершенно восхитительным… если она не умрёт от переизбытка чувств. Тела майар сотворены из света, и они способны на гораздо большее, чем тела эльфов. Никому не известно, что случится, если они сольются воедино. Шторм, всколыхнувший море, был отражением темперамента Оссэ — неконтролируемый, опасный, беспощадный. И сколько бы Мирэ не просила о милосердии, толчки становились лишь исступлённей, а поцелуи оставляли на коже горящие отметины. Это было так неправильно. Но вскоре линдэ перестала молить — она стала молиться ему, горячо шепча его имя, а он отзывался ей таким же бессвязным шёпотом на неизвестном языке. Воздуха не хватало. Что-то с неистовой силой будто бы утаскивало её под воду, всё глубже и глубже, пока не замерло бедное сердце. — Смотри. На меня, — послышался приказ из темноты. Мирэ открыла глаза, и посмотрела на Оссэ затуманенным взглядом. Он запустил руки в её спутанные волосы и прислонился горячим лбом к её лбу. Линдэ инстинктивно повторила его действие, пропустив тёмные пряди сквозь пальцы. — Сейчас, Мирэ… сейчас, — на выдохе произнёс он, и последним мощным толчком вошёл в неё до невозможного предела. Крупная дрожь пробила тело насквозь, а перед глазами вспыхнули и погасли бесчисленные яркие огни. На какую-то долю мгновения, как показалось линдэ, она увидела то, что было до сотворения известного ей мира, услышала отголосок дивной музыки, в которой не угадывались ни инструменты, ни голоса. Тяжело дыша и всё ещё подрагивая от сладких спазмов, Мирэ продолжала бессознательно обнимать любовника руками и ногами. Она положила голову ему на плечо, желая уснуть прямо так и прямо здесь, слушая замедляющееся сердцебиение и вдыхая аромат его кожи. Но бархатный от истомы голос заставил её разомкнуть веки. — Ответ на твой вопрос, — восстанавливая дыхание, сказал Оссэ. Он лениво гладил эльфийку по волосам одной рукой, а другой вырисовывал невидимые узоры на её бедре. — Нет. Любить меня — не безнадёжно. И не безответно. Если достанет храбрости… — протянул он, и Мирэ точно знала, что на его губах играет всё та же лукавая ухмылка. Утро выдалось на удивление спокойным: светило яркое солнце и лёгкий восточный ветер гнал мелкую рябь по воде. Погода благоволила мореходам, но они не спешили отдавать швартовы и подвергать риску свои корабли, памятуя о внезапно налетевшем ночью шторме. «Что если это злая уловка старого доброго Оссэ, — говорили они. — Польстимся на попутный ветер, а он отправит нас на дно». Гавани замерли в настороженном ожидании. И только смелые или беспечные эльфы прогуливались вдоль прибоя, подбирая самые красивые жемчужины и перламутровые раковины, принесённые неистовыми валами. Они смеялись и напевали любимую песнь фалатрим о деве, что исчезла навсегда, полюбив солёные ветры, неизведанные моря и далёкие острова. А волны с тихим шелестом накатывали на берег, стирая их следы на белом песке.