Не убоюсь зла

Если от трупа твоего лишь скелет останется, стану кости глодать. влюбленный варг

Эрин Ласгален после изгнания темной силы стряхнул паутину, зеленел, дышал, обнимал густыми кронами бескрайнее небо. Скрывал меж переплетенными стволами паучьи трупы, разбрасывал ветки на пути последних орков, ловил их, павших, на дне оврага, укрывал листвой, мстил радостно, скрывая чужие крики за нежным шелестом. Эрин Ласгален в чем-то продолжал оставаться Лихолесьем. Той лунной ночью лесу было больно. Трандуил чувствовал, как бьются вены-ветви, как стонут могучие стволы. Лес проклинал своего владыку. Вечнозеленый солнцецвет, цветущий доселе вокруг, таял и забивал нос гнилым запахом. Душа моя, дом мой, помоги мне. Сердце мое истерзано, сердце его не бьется. Корни, ройте землю. Летите, листья, до самого неба. Достаньте, удержите, верните. Мы тебя ненавидим. Потерпите. Некромант из Дол Гулдура был доволен. Трандуил чувствовал его злое веселье. Как изощренно, светлый король, какая мастерская работа. Тебя изгнали, уйди прочь, призрак. Заблуждаешься, но это неважно. Я тебе помогу, а ты поможешь мне. Огромный дуб, под чьей кроной склонился Трандуил, почернел. Листья его опали, а в стороны побежали по земле неглубокие трещины. Под тусклым светом в них заструился белесый туман. Лес в последний раз всхрипнул, выдохнул и мерно зашелестел. Ведь ничего страшного не случилось, король правит, король защищает, король берет плату. Я в восхищении, светлый король. Ничего страшного, ничего такого, от чего холодеют руки, чернеют деревья и воскресает мертвая надежда. В паре лиг от черного дуба на по-королевски пышной кровати Торин открыл глаза. *** Торин открыл глаза — кругом темнота, в бок впивается острый камень, и еще один, и еще. Торин замычал. Нахмурился, пытаясь вспомнить. Получалось плохо. Похоже, он в пещере, раздираем похмельем. Торин встал, цепляясь за стены, отлично, еще и нога вывихнута. Где-то рядом должна быть лестница, спиралью ввинчивающаяся в нижние пещеры с первого этажа. Вчера он по ней бесконечно долго спускался, путаясь в ногах. Под конец, ногам, видимо, надоело, и оставшийся путь Торин проделал в разных позах, чрезвычайно унизительных для гнома. А начиналось так заманчиво. Вчера они с Трандуилом – да, головой приложился знатно, но это точно было — пили. Король эльфов заключил с дедом выгодную сделку, что-то о новом месторождении алмазов. Торина в первый раз позвали пить наравне со взрослой родней и королевскими гостями. Поэтому спокойно закончиться вечер просто не мог. Итак, они пили. Потом Даин притащил свою настойку, Торин разлил по бокалам, довольно громко спросил у всех вокруг, правда ли, что эльфы не пьянеют. Потом протянул бокал Трандуилу (для этого пришлось тянуться вперед, вышло довольно неловко: высокородный эльф соизволил лишь слегка протянуть руку, рыба отмороженная). Потом Трандуил приподнял бровь и выпил до дна. Потом Торин очнулся в пещере. Нет, конечно, было кое-что еще. Выпили они много. Столько, что после того, как гости начали расходиться, Торин подошел к Трандуилу и пригласил посмотреть тайные гномьи сокровища, скрытые в самых глубинах нижних пещер. Сейчас, хоть пытай, Торин не мог понять, откуда явилась подобная светлая мысль, в этой пещере, служащей подсобным помещением, не могло находиться ничего хоть сколько-нибудь ценного. Да и в соседних тоже. Трандуил, впрочем, вопросов не задавал, молча слушал. И смотрел так, ну, странно. Торин понадеялся, что говорил он только о несуществующих несметных богатствах. Так они дошли до ближайшего спуска на нижние этажи. Маленького, неглубокого, с крутой лестницей. — Думаешь, я туда полезу? — на лице Трандуила мелькнуло изумление. — А нет, что ли? — гневно нахмурился Торин. — Э, нет, — Трандуил вдруг серьезно посмотрел ему в глаза. Может, и не рыба вовсе. А этот, как его, олень. Глаза такие же красивые, и ресницы эти… — … слышишь? — Нет, — честно сказал Торин. Трандуил вздохнул. — Я буду здесь охранять, мало ли кто еще захочет полезть. Ты же понимаешь? — Да, — важно ответил Торин. Врагам никак нельзя было позволить добраться до сокровищ. Торин шагнул на первую ступеньку, потом обернулся, необъяснимо захотелось чем-то возмутиться, но Трандуил ободряюще кивнул, и в мыслях засияла одна лишь цель, ждущая внизу. Выбравшись наверх, Торин отчаянно понадеялся, что эльфы уже уехали. Трандуила хотелось любить нежной возвышенной любовью. Ну это поначалу, потом Торин перерос мальчишеское смутное томленье. Потом Трандуила просто хотелось. Сорвать эльфийские тряпки, красивые, чего уж там, целовать, трогать везде. Это самое везде Торин представлял сумбурно, кончая под калейдоскоп воображаемых сцен. Трандуил замечал, Торин это точно знал. И, казалось, дразнил. Мимоходом, непринужденно. Может, рассчитывал смутить. Но смущение давно сдалось другому чувству, горячечному и сильному. Может, однажды Трандуил это понял. А, может, просто заскучал во время очередного визита. Торин надолго запомнил, как Трандуил по пути к своим комнатам резко обернулся – так, что Торин чуть не врезался в него, посмотрел долгим оценивающим взглядом. Торин тогда сильно разозлился. А Трандуил плавно наклонился, сказал: — Сделай уже что-нибудь, робость тебе не к лицу. Тогда Торин взял его за запястье, рассматривая длинную ладонь, поцеловал пальцы. Пахло железом и цветами. Трандуил выдернул руку, отстранился. — Приходи сегодня. Торин еле дождался наступления ночи, маялся, коротал время за тренировкой, тяжесть оружия в руках всегда успокаивала. Трандуил гасил свечи, когда Торин зашел к нему, оставил гореть несколько в нише за изголовьем кровати. Торин ожидал издевок, но Трандуил поманил к себе, молча начал раздевать. Хотелось что-нибудь сказать, но казалось, любой звук вырвет из этого полусна-полуяви. Трандуил избавился от одежды на себе и на Торине, лег на кровать, потянул за собой. Застонал в их первый поцелуй. Торина пробрала дрожь, полусон не кончался. А Трандуил спросил, совсем уж убеждая, что это все явь: — А скажи, ты, наверное, думал, эльфы благопристойны, холодны, вечно бесстрастны? — Наклонился, провел пальцами по щеке Торина. Кожу закололо. — Думал, мы не умеем развлекаться? Определенно, Трандуил умел развлекаться. Много чего умел. Он целовал мягко, обводил языком губы. Одной рукой зарылся в волосы Торина, другой сжимал плечо. Торин же обе руки положил Трандуилу на талию, а потом судорожно разжимал пальцы, чтобы не надавить сильнее, не оставить следы, не провалиться в бездонный омут, не помня себя, жалея потом. Трандуил лизнул уголок губы, сместил руку с плеча на пах, погладил, зашептал в ухо: — Так ты себе представлял? Такой ласковый, гибкий, со сбившимся дыханием. Торин зажмурился. Трандуил продолжил гладить, ласкал поцелуями от уха до подбородка, а потом убрал руки, прижался губами ко рту, тяжело выдохнул. Восхитительно, невозможно хорошо – так, что Торин, еле сдержав крик, кончил. Трандуил тихо рассмеялся, упал спиной на кровать, повалив на себя Торина, взъерошил ему волосы, сказал: — Ты просто чудо какое-то. — А ты играешь, — насупился Торин, поднялся с кровати. — Может быть, — легко согласился Трандуил. — Может, и нет. А уже утром, стоя у самой двери, слегка повернул голову, опустил глаза, сказал: — Думай обо мне до новой встречи. Да Торин и так, если б не тренировки с оружием, все руки себе бы стер, думая. Какая же заноза в сердце. Торин хотел бросить вслед ехидное, но в голову лезла одна чепуха. Их встречи были редкими, но каждую Торин хранил в памяти очень бережно. Вот Трандуил рассказывает эльфийские предания, скупо и с гордостью, вот улыбается, запрокидывает голову, расчесывает волосы. Так много, так мало тех встреч. Вот цедит наутро: — Не воображай, что знаешь меня. Торин не воображал, он отбирал расческу. Расчесывать спутавшиеся длинные волосы после изматывающей ночи было утомительно, но так появлялся повод быть вместе подольше. Трандуил не любил просыпаться вместе, старался выскользнуть пораньше, но иногда слишком уставал. Торин старался. Порой Трандуила хотелось ударить, но Торин лишь сильнее сжимал гладкую кожу, оставляя синяки. Кажется, Трандуила это даже заводило. Часто хотелось спросить, отчего эльфийский король так часто стал навещать Эребор. Уж не связано ли это с одним недостойным гномом? Торин не спрашивал. Все ночи, что эльфы гостили у них, ласкал Трандуила, целовал нежные губы, смотрел в глаза, удивляясь, как быстро надменность сменяется похотью, похоть жадностью. И было что-то еще, когда, кончая, Трандуил рассеянно водил пальцами по горлу Торина. Потом эльфийский король вусмерть рассорился с дедом. Торин стал проситься во все разведки, даром, что на границе с Лихолесьем заметили нескольких орков. А на дороге в Дейл был разграблен караван, но тут, осмотрев убитых стражников, Торин решил, что это дело рук обычных разбойников. Главное, находясь в разведке, можно было встречаться с Трандуилом. Эти встречи имели горький привкус. Трандуил отравлял их ласки злыми словами, Торину хотелось в поцелуях высосать весь яд, да куда там. — Что ты сделаешь ради этой своей большой любви? Убьешь за меня, предашь за меня? — спрашивал Трандуил. Торин долго смотрел. — Ты как недолюбленный ребенок. Столько вопросов — и все ни о чем. Вот он я, с тобой, всем сердцем и душой. Что ты хочешь, что желаешь? Трандуил вернул долгий взгляд — Я мог бы попросить тебя уговорить Трора продать мне те камни. Но не буду. Ведь в чужих сокровищах любовь не меряется, так ты думаешь, а, Торин? — Да. А ты? Трандуил погладил подбитый мехом плащ, на котором они лежали. Сказал, глядя в небо: — Мне, может быть, этого мало, а, гном? Может, я хочу, чтобы ты по мне с ума сходил? Жить без меня не мог? Что по-другому мне пресно, наскучило? — Трандуил захлебнулся словами, когда Торин придвинулся, навис, оперся руками по бокам. Прикоснулся губами к краешку плеча над чуть сползшим воротом рубахи, спросил: — Можно? — Что? — С ума сходить можно? И ночь напролет они сходили с ума. Что Торин шептал в забытьи, выдыхал на ухо, в губы — все скрыла ночь. Хороший мой, душа моя, руки бы твоей просил, все пустое, только приходи. После потери Эребора, после предательства Трандуила, Торин видел того лишь раз, будучи в плену. Трандуил пришел к нему в камеру, долго молчал, пытливо смотрел. Торину нечего было сказать, за годы скитаний отболело, ушло. Так, иногда ночью возвращалось мучительными снами. — Если бы я ввязался в бой, в драконьем пламени погибло бы множество эльфов. Я встречался с драконами, я знаю их силу. А ты, обнадеженный подмогой, не отступил бы и погиб. — Вот как ты оправдываешься? — Ты, тупой гном, — зашипел было Трандуил, но осекся, выдохнул, продолжил надменно: — Я никогда не оправдываюсь. Я хотел объяснить и объяснился. Для короля важней всего его народ, лишь потом честь, любовь, что там еще, чему проще следовать по зову сердца. Приятной ночи. Торин недолго обдумывал эти слова в плену, зов сердца был смирен, но меж двумя королями лежала бездонная пропасть, впрочем, она всегда была, Трандуил лишь четче обозначил ее. Позже, сжимая рану, Торин испытал легкое сожаление, что не ответил тогда. Но сожаление быстро прошло. Торин до самого конца не отпускал руку Бильбо. Смотрел в небо, в бескрайнюю высоту, на орлов, на нежное, открытое лицо короля эльфов, смотрел, пока не провалился в темноту. *** Было мягко и тепло, пахло сухими цветами, ничего не болело. Торин рывком сел на кровати, огляделся. Похоже, он находился в эльфийских покоях: плющ увивал окна, заползал на потолок, стены, на столе стояла посуда эльфийской же работы. Торин почувствовал голод, очень сильный голод. Похлебка с какими-то травами, ароматный пышный хлеб и — надо же — кусок прожаренного мяса. И большой кубок с прекрасной, вкуснейшей водой, Торин выхлебал его в мгновение ока — жажда мучила почище голода. Если мясо готовили эльфы — то честь и хвала им, и чуток недоверия. Съев все до последней крошки, Торин приметил на кресле штаны, рубаху с кожаными вставками, надел, все оказалось в пору. Оружия, конечно, ему не оставили. Подошел было к двери, как та отворилась. На пороге стоял Трандуил. Смотрел странно. Задушить, что ли, хочет? — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, спасибо за еду. Где я? — Да, — рассеянно ответил Трандуил, — я рад. Ты… у меня в гостях, мы подлечили тебя. Тебя ранил Азог, помнишь? — Да, я думал, совсем конец. Как я сюда попал? Я помню орлов, не помню, что потом. Трандуил потер виски, страдальчески опустил уголки губ, посмотрел в окно. — Как же много с тобой возни. Лежи, отдыхай. — Эй, я не просил… — Да-да, — Трандуил резко развернулся, подошел близко, положил руку на грудь, хмыкнул. — Можешь погулять по дворцу, тебя никто не тронет, обращайся к Лисс, если что. Я вернусь вечером. И ушел. Торин хотел догнать, но после пары быстрых шагов упал — ноги совсем не держали. И по всему телу расползалась ужасная слабость. Торин выругался. Хорошо же, вечером он обязательно допросит этого… Этого. *** Трандуил ждал долго. Всю зиму Торин не приходил в себя. Дышал, ел, смотрел мутными глазами, спал, очень много спал. Зимой в Эрин Ласгалене редко выпадал снег, белоснежный покров быстро таял, лицо Торина напоминало его цвет. Трандуил каждый день всматривался в строгие черты. Красиво. Как статуя. Трандуил давил отчаяние. Но в начале весны краска вернулась на бледные щеки, Торин очнулся. Спрашивал, что случилось, удивлялся продолжительности болезни, рвался домой, посмеивался, представляя, как встретят пропащего короля. Трандуил уговорил его не торопиться. — У Азога было необычное оружие, болезнь не до конца прошла. Еще месяц — и можешь идти, куда захочешь. Торин недоверчиво скривил губы, но согласился. Наверное, ему было интересно. Он обследовал дворец, тренировался вместе с эльфами, ругался на ослабленные мышцы. Иногда Трандуил замечал на себе пристальный изучающий взгляд. Когда оборачивался, Торин не отводил глаз. А потом наступила жара. Торин страдал по прохладным пещерам, Трандуил предложил поплавать в реке. На берегу было хорошо. Трандуил первым залез в воду, посмотрел на раздевающегося гнома, и его повело. Вода остужала, но не настолько, чтобы Торин не почувствовал его возбуждение, когда Трандуил подплыл близко, прижался к спине. Вышло быстро, пьяняще. Волны взбивались в пену о камни, лопались пузырьки, щекотали кожу. По всему телу, в голове гуляла приятная щекотка. Вечером Трандуил пришел к Торину, заметил: — У тебя прохладнее. — Здесь плотная ткань у занавесок, я закрываю окна днем. — Я тоже. Торин пожал плечами. — Можешь поспать у меня. Они на самом деле уснули. Торин мгновенно, едва коснувшись головой подушки, а Трандуил еще гладил расслабленную широкую ладонь, пока Торин не переплел пальцы, не подтянул, обнимая, к себе. Время шло странно, то вязло в знойном воздухе, то летело сквозь громкие стоны, сбившееся дыхание и один на двоих, в резонанс, стук сердца — не остановить. О прошлом не говорили. Трандуила разбудил шум за дверью. Он заснул у себя в покоях, выверяя предложенный Таэ план разведки на ближайшие недели. Поднял голову со стола, поморгал. За окном брезжил золотистый рассвет. Рано. — Что случилось? — Лисс умерла. Та самая эльфийка, которая была приставлена к Торину, сначала охранять, потом помогать. Стража, совершавшая обход дворца, обнаружила ее со свернутой головой в начале лестницы на верхние этажи. Никаких насильственных следов, никто ничего не заметил. Торин сказал, что видел ее днем в добром здравии. Друзья видели, как она шла в свою комнату поздно вечером. Конечно, чего только не бывает. Даже эльфы могут поскользнуться и упасть с лестницы. Трандуил хмурился, лично допрашивая кого только можно было. — Ты точно ничего необычного не замечал? — Нет, конечно, — холодно повторил Торин. Так же холодно улыбнулся: — Ты что, подозреваешь меня? — Ну что ты. Трандуил целый день рассеянно бродил по дворцу, внимательно глядя под ноги. Кажется, он что-то упустил. Жара мешала выводить стройные умозаключения. Нелепая смерть какая-то. Случайная. Нужно выбрать Торину нового охранника, думал Трандуил, уткнувшись носом в жесткие волосы на голове гнома, или не надо уже. Торин быстро освоился, знал поименно почти всех постоянных обитателей дворца. Трандуил замечал иногда, как эльфы завороженным взглядом провожали гнома. Ирлин, внук начальника дворцовой стражи, поселившийся в просторной комнате Лиссы с молодой женой, сбежал оттуда на следующий день. С женой, разумеется. Что-то он там почувствовал. Трандуил облазил каждый закуток, но ничего не нашел, кроме залежей землистой пыли. Вообще, по всему дворцу пыль плотно клубилась в ногах. Чаще приходилось стирать одежду. Ночами было не легче. Трандуил лежал в своих покоях, сон не шел. Сквозь распахнутые окна гулял ветер, омывал разгоряченный солнцем дворец. Сегодня случилась гроза, и можно было наслаждаться свежестью и прохладой. Трандуил снял легкое платье для сна, провел руками по гладкой простыни. Можно встать, проскользнуть в комнату, что в соседнем крыле, в самом конце, лечь на такой же шелк, только нагретый чужим телом, сунуть ступни между теплых лодыжек. Торину в последнее время слишком жарко, он кривится, но носит тончайшие эльфийские рубашки, сложил подаренные доспехи в сундук, сундук поставил под кровать, а ключ носит с собой. Смешно. Трандуил улыбнулся, скрестил руки на груди, погладил себя по плечам. Торин перестал говорить об уходе, это радовало и тревожило. Конечно, однажды он уйдет, конечно, он думает о своем народе. Ты же понимаешь, как король короля. Ничего не хочу понимать. Молния разрезала черное небо, мгновение — и комната снова затоплена темнотой, гром осел дрожью на зубах. Или еще сильнее похолодало? Кровать прогнулась от чьего-то веса. Не разглядеть. Кто зайдет ночью к королю эльфов без спроса? — Торин? — Тихо. Я возьму тебя тихо. Торин перевернул Трандуила на живот, огладил ноги, придавил одной рукой скрещенные запястья к кровати, второй — направил член внутрь. Вырываться не хотелось, двигаться — тоже. Словно весь весенний холод собрался и вязким туманом наполнил комнату, заставил оцепенеть. То ли гром за окном, то ли кровь в висках. Торин кончил, скатился вбок, обнял сзади, быстро задвигал рукой по мягкому члену. Пустое, не надо, хотел сказать Трандуил, но провалился в сон. Утро встретило золотистым маревом у подножия дворца и дальше — вглубь леса, душным ветром, обещавшим днем снова сильную жару. Шел ли вчера дождь? Трандуил проснулся в одиночестве, будто и не было вчера ничего. В лесу должно быть прохладнее, можно поехать на юг, за Темные горы, к озеру Тысячи осколков, оно даже в разгар лета холодит. Давно эльфов там не было. Торина взять с собой, опять же. Под одной из древесных арок у входа в тронный зал Трандуила окликнула Таэ. — Мой король, первый отряд разведчиков, который должен был вернуться вчера, — пропал. Выслать за ними кого-нибудь? Первый отряд следил за отстраивающимся Дейлом и должен был вернуться накануне вечером. Между Дейлом и королевским замком не могло остаться хоть сколько-нибудь крупных скоплений от разбитой армии орков, чтобы они представляли угрозу эльфам. Может быть, от грозы развезло дорогу, и отряд отклонился от изначального пути вдоль реки Быстротечной. А левее реки пролегала одна из троп, Трандуил хорошо запомнил ее зимой — кажущуюся бесконечной, черной жилой прорезавшую нежно-лиловые заросли вереска. Одна из многочисленных троп, ведущих ко дворцу. Не самая удобная, вряд ли на нее свернул отряд. — Я сам. Трандуил не взял лошадь, шел по берегу, часто останавливаясь, прислушиваясь к земле, ветру. У реки было прохладнее. Вот и охладился с пользой. Хотя лучше бы не. Если сейчас свернуть направо, то к вечеру можно добраться до черного дерева. Я просто пересеку все дороги, по которым мог возвращаться мой отряд, лес подскажет, я вовсе не хочу возвращаться туда. Конечно. Кедровый стланик сменялся вереском, все чаще встречались высокие деревья, если поторопиться, солнце не успеет зайти за кроны приближающегося густого леса. Ничто вокруг не выдавало, что совсем недавно здесь шли эльфы. Корни черного дерева пересекали тропу затянувшейся, но не зажившей раной, вспухшей коркой. Хотелось выкорчевать немедленно эту заразу. Весь отряд, все пятеро, лежали на поляне, ветви оплетали их тела. У дуба не бывает таких ветвей. Трандуил опустился на колени, дотронулся до лица одного из эльфов, повернул к себе. Уже почти стемнело —, но даже в блеклом свете была видна покрытая глубокими морщинами кожа. Так выглядят столетние людские старики в осажденных крепостях. Так не должны выглядеть мертвые эльфы. Об этом никто не должен знать. Трандуил дотронулся ладонями до земли, почувствовал толчки. Земля словно ныла, осыпаясь с выпростанных корней, оставивших глубокие ямы. Трандуил сгрузил в них тела, поднявшийся ветер засыпал прошлогодней листвой. Нужно запретить сюда ходить. Нужно поговорить, но лес молчал. Тропа снова казалась бесконечной. Во дворце эльфы смотрели с беспокойством, Трандуил терпеливо отвечал, мечтая скорее вымыться в прохладной благоухающей ванне. Быстрое купание в реке не помогло, затхлая земля крошками скользила между пальцев, прилипала, никак не стряхнуть. Поверила ли Таэ в сбежавшую банду орков и варгов? Начальников разведывательных отрядов Трандуил выбирал тщательно, по острому уму и быстрой сообразительности, порой это доставляло неудобства. Ничего, он разберется, бывало и хуже, гораздо хуже. Сейчас нужно поспать. Во сне длинные корни оплетали дворец, сжимали его, дворец глухо скрипел, как будто ему было больно. Проснулся Трандуил лишь под вечер, совсем не отдохнувшим. Торина он нашел в тренировочном зале, тот крутил двуручный меч. Остановился, оглядел внимательно. — Что случилось? — А что случилось? — постарался удивиться Трандуил. — Ты себя видел? Трандуил подошел к большому зеркалу, защищенному тонким кованым кружевом от случайных ударов, всмотрелся. Переносицу прорезала глубокая морщина. Или это тень от плетеных медных завитков. Трандуил с силой расслабил мышцы на лице, потер кожу ото лба к вискам, улыбнулся. — Так лучше? — У тебя в глазах все тот же стылый лед. Что случилось? — Жарко. Придешь сегодня? — Куда? — Куда приходил позавчера ночью. Торин покачал головой: — Я никуда не приходил. Хочу переночевать сегодня в подвалах с вином, я заходил туда — немного сыро, но прохладно. Давай со мной? Или твоему королевскому величеству претят некоролевские покои? Эй, ты слышишь? — Нет, отдыхай, мне тоже надо. — Да я и предлагаю. Что с тобой? Все хорошо? Конечно. Надо отдохнуть. Если бы не темнота, то можно было подумать, что вместо луны на небе снова почему-то солнце. Торин предлагал поспать в подвалах? Почему Трандуил отказался? Там в самом деле прохладно. Можно даже замерзнуть. Так приятно греть руки на чьей-нибудь теплой груди. А нам холодно, жаловались эльфы, эта земля совсем не греет. Мы не можем дышать, помоги нам, король. Что ты вырастил? Что ты сделал? На следующий день зарядил дождь, все вздохнули с облегчением. Трандуил не мог надышаться, вдыхал всей грудью, задерживал воздух, пока голова не начинала кружиться. Чуть пахло гнилью, повара объяснили, что это испортились собранные в оранжереях овощи, скоро выветрится. Торин обнаружился в одном из оружейных залов, тот рассматривал стену с луками. — Наша отделка, — погладил рукоять. — Торин, — сказал Трандуил и замолчал. Торин тоже молчал, продолжал рассматривать оружие. — Торин, ты не надумал возвращаться в Эребор? — Да каждый день думаю. Было так жарко… — Так что? — А ты, наконец, отпускаешь? — Я и не держал. — Вот как. Трандуил устало потер глаза. Мысли будто варятся и не теми словами вытекают. — … хорошая погода, что можно и завтра уезжать. Да, все правильно. Чем быстрее, тем лучше. Отпустить. Пусть живет в своем королевстве, смеется, пьет, правит, учит наследников. Пусть далеко. Пусть живет. Этой ночью гром не гремел, ясно светила луна, лишь было так же прохладно. И так же Торин скользнул в постель. Трандуил развернулся, обвил ногами талию, выгнулся, подставил грудь под поцелуи. Торин двигался быстро, зажмурив глаза. Тихо дышал. — Посмотри на меня, — попросил Трандуил. Торин будто не услышал. Возбуждение пропало, стало неприятно чувствовать на себе, в себе чужое тело. — Я сказал, посмотри на меня, — повторил Трандуил, дернул бедрами. Залепил Торину пощечину. Тот медленно открыл глаза, улыбнулся: — Слушаюсь, светлый король. Тогда Трандуил зарычал, не отводя глаз, ударил под дых, скинул с себя тяжелое тело. Торин упал рядом с кроватью, задев головой ножку, выругался, вскочил. — Что ты? .. Да ты больной на всю голову, — засверкал обычными, такими теплыми, такими злыми глазами. — Не ходи за мной, не провожай меня завтра. Трандуил бессильно лег обратно, когда за Торином захлопнулась дверь. Его нельзя отпускать. Трандуил засмеялся в подушку. Торин ушел очень рано, так сказала стража у ворот. Было видно, что гном очень торопился, постоянно оглядывался. Может быть, обойдется. Конечно. С неделю было тихо. Казалось, весна сдалась под жаркими плетями лета, испарилась с последним дождем. От постели Торина пахло травяным настоем, которым тот привык здесь споласкивать волосы. Трандуил иногда заходил в его комнату, когда не спалось, и приятный запах усыплял. Из сундука Торин забрал почти все, оставил только старую одежду, которую проще было выкинуть, чем залатать. Одежда тоже пахла Торином. А потом пропала Таэ. Она должна была вернуться с отрядом, которому Трандуил поручил незаметно проводить Торина до границ леса. Разведчики доложили, что гном благополучно покинул эльфийское королевство, но когда отряд возвращался назад, после одной из ночевок у реки, командир пропал. Отряд обследовал всю близлежащую местность, но следы терялись у реки. И эльфы решили продолжить путь. Таэ, умница, о чем ты догадалась? Почему решила скрыть следы? — Я разберусь, — сказал Трандуил. — Никаких разведок южнее Быстротечной. Завтра же разберется. Трандуил заперся у себя в покоях, распустил стражу, сжал уши руками, но все равно слышал, как перешептываются эльфы за спиной. Муж Таэ что-то твердил и твердил обвиняюще. У них ведь сын и дочь. Нужно о них позаботиться, они совсем юные, а у эльфов так редко рождаются дети. Так часто случаются войны. Шепот нарастал все сильнее и оборвался, когда Трандуил громко хлопнул ладонями по столу. Да нет же никого, муж умницы Таэ был в погибшем отряде. А вечером вернулся Торин. Не обошлось. Торин прошел в покои Трандуила, оставляя на блестящем полу грязные следы. Пахло от него отвратительно. — Ты как будто в болоте искупался. — Хуже. — Где же? — Не помню. Но там точно было хуже. — Почему ты вернулся? — И это тоже не помню, — невесело рассмеялся Торин. — Я помню, что вышел из леса, а потом — провал. Очнулся на страшно воняющей поляне, рядом лежала мертвая эльфийка. Хотя она мне старого тощего орка напомнила, но в вашей одежке. У нее было рассечено горло. И мой топор был в крови. Торин смотрел цепко и со страшной безысходностью. Трандуил сжал губы. — Пойдем. Я знаю это место. Ее нужно похоронить. Гниль расширила ареал своего обитания. Земля под ногами начала проминаться задолго до черного дерева, подошвы вязли в зеленом месиве, бывшем цветами-травами раньше. — Что происходит? — спросил Торин. Трандуил закрыл глаза Таэ. Еще немного, ну пожалуйста. Земля привычно разверзлась, приглашая эльфийку в вечные объятия. Торин покачнулся, оперся о ствол дуба. — Мало отдал, светлый король, — посмотрел не мигая. Сквозь тысячу лет Трандуил узнал этот взгляд. Пожалуйста. Лес молчал. Трандуил мог заставить его говорить. Давай же. Трандуил ударил стоящего перед ним в висок, оттащил от дерева, уложил себе на колени, погладил лоб, зашептал напевно. Когда звезды начали гаснуть, Торин сел, спросил тускло: — Что ты со мной сделал? Что ответить. Как ответить. — Я люблю тебя, — собственный голос показался больным. Запереть Торина на веки вечные в подземельях, пусть чернеют леса. Ты же король, ты все можешь. Ты светлый король, ты действительно можешь. Сквозь Торина на Трандуила смотрели мертвые эльфы. И будто разбилось что-то в груди, что мешало дышать. Сквозь осколки вдох давался трудно, но давался. Трудно верное решение, но он же король. — Тебя убил Азог. Торин слушал, не перебивал. Вообще ничего не говорил. У Трандуила звенело в ушах от его молчания. — Делай со мной, что хочешь. Ударь, я не знаю, не молчи. Торин улыбнулся грустно. — Ты совсем, что ли? Это тебе оставаться. Чего ты хочешь? Трандуил не ответил, просто не смог, но Торин и так понял. Он двигался, вколачивался, стискивал пальцы на бедрах, пока не кончили, пока не прошли последние судороги тел, пока Трандуил не зашептал древние слова. Торин потянулся было к мечу, но лишь тяжело оперся спиной о грудь Трандуила. Слабо улыбнулся: — Ты околдовал меня? Бесчестная зараза. Трандуил наклонился близко-близко, сказал: — Ты уже умер смертью героя. А сейчас просто засыпай. Перед глазами расплывалось. Кто его держит за руку? Бильбо, друг, это ты? Отчего-то нет орлов. Мы же победили? Да — ответили ему ласково, ты победил. Черное дерево втянуло в себя гнома, скрыло под черной корой, а потом кора осыпалась, корни ушли в землю, ветер развеял пыль. Расползся по поляне солнцецвет, на нем сверкали капли росы. Дуб зазеленел, зашуршал нежно. На лицо Трандуилу упал лист. Лихолесье прощает тебя. Ты отдал самое дорогое. И немного больше. Сколько месяцев король не слышал свое королевство? Говорите со мной, пожалуйста. Мне так больно. Прости, ты нас не сможешь больше слышать, ты отдал немного больше. Вес короны перестал ощущаться, Трандуил стянул с головы засохший венок и положил осторожно на траву. Похожие на изумрудную россыпь листья стронгилодона потемнели и рассыпались. На этот раз дорога домой оказалась короткой. Может быть, оттого что на сердце было легко. Больно, но легко. Но он же светлый король, он справится. И ничей шепот не дурманил вязким, мутным конечно. Жара спала, Лихолесье простило своего короля. *** Потом, спустя многие годы, когда кольцо попало в Ородруин, когда око Саурона исчезло, а дух его пал на землю, когда последний орк в Дол Гулдуре был убит объединенным войском Эрин Ласгалена и Лориэна, когда Владычица Галадриэль посмотрела участливо и бессильно, Трандуил обратил взгляд на север. Старческие руки еще крепко сжимали клинки, в седло король эльфов взлетал быстро и легко. Лес не откликался на зов сердца, но сердце откликнулось само, впервые за долгие годы. Нужно было спешить на север. Черное дерево, нет, обычный дуб, мирно шелестел. Трандуил чуть улыбнулся, сел, прислонился затылком к теплой коре. Пели птицы, пел лес, победа песней стлалась по земле. Сколько было тех побед, сколько еще будет. — Я так устал, — сказал Трандуил. Сощурился на неяркое солнце. На глаза упала тень, Торин сел рядом. Потянулся к короне, поднял, и под его пальцами безжизненные ветки налились зеленой кровью, проклюнулись лепестки изумрудной лианы. Торин протянул Трандуилу корону, дотронулся до руки, разгладил кожу, повел выше. — Мой король. — Сказал насмешливо. — Нет слов, какой ты. *** На корабле, рассекающем море вместе с последними собратьями, на палубе у самого борта стояли трое. Смотрели вперед, позади давно остались Серые Гавани. Трепетали паруса, напевно им вторили лини. — После всего… — Вот не начинай. — Нет уж, дай договорить. После всего, что… — Все хорошо. Если ты окажешься недостойным после всего, что сделал, то и сами Валары недостойны своих земель. К тому же, у тебя есть весомые доводы. — Какие же? — Мое сердце, меч и упрямство. Да и твое упрямство, ты ж из-под земли достанешь, а своего добьешься. Глубокий смех разбил протяжный тоскливый свист ветра. Третий бы тоже засмеялся, но после разделения стало нечем. И правда, все сложилось хорошо. Он тоже плыл домой. И у него тоже были весомые доводы, конечно.