Ненавистный выпускной

В данном тексте могут присутствовать ошибки, которые я прошу исправить в ПБ. А так, наслаждайтесь. Весна — самое отвратительное время года из существующих. И Юльхен в очередной раз убедилась в этом, когда ощутила туго затягиваемый корсет на своей и без того узкой талии, которая теперь чем-то напоминала песочные часы. Аличе же была совершенно иного мнения. Девушка ярко улыбалась и уверяла немку, что этот элемент гардероба идеально подчеркивает ее фигуру и придает объем небольшой груди. Ее маленькие и тонкие пальчики ловко справлялись с шелковой нитью шнуровки, переплетая их между собой и потуже затягивая на Байльшмидт этот самый «элемент», в то время как она сама, кажется, уже научилась открывать второе дыхание. И это вряд ли поможет ей в спорте. После того, как ощущение усиленного затягивания за спиной прекратились, Юльхен не смогла сдержать облегченного вздоха. Итальянка невольно рассмеялась с такой реакции, но тотчас же поспешила прикрыть губы ладонью, дабы не смущать подругу. Но немка никогда не считала девушку своего брата надоедливой, ее слова — неприятными, а смех задевающим. Ей вообще казалось, что, родись она парнем, то непременно бы влюбилась в Варгас. Хотя бы за то, что она так прекрасно готовит и за её миловидную и самую прекрасную в мире улыбку. Только Юльхен знала, слишком хорошо знала, что, будь то хоть тысячная на их счету другая жизнь, хрупкая итальянка непременно выбрала бы Людвига. То ли это у нее тяга такая к серьезным и накаченным блондинам, то ли между ними двумя существует какая-то незримая связь, алая нить судьбы, черт бы ее побрал, на которую старшей Байльшмидт не следовало и рассчитывать. Внезапно белоснежных волос коснулась теплая рука итальянки и Юльхен ненадолго покинула мир собственных размышлений, утвердительно кивая на отражающийся в зеркале вопросительный взгляд Аличе. Заметив этот жест, девушка улыбнулась и немедленно принялась за работу. Длинные пряди легко давались в руки, послушно укладывались в высокой прическе на затылке, придавая Юльхен несомненный шарм и женственность. Острые шпильки одна за другой погружались в пучок, тем самым закрепляя его и не позволяя прическе развалиться. - Она готова? Обе девушки, как по команде, вздрогнули и синхронно обернулись. В дверном проёме тут же обнаружился Людвиг. Его крепкие руки были скрещены на груди, а голубые глаза внимательно смотрели сначала на лицо Юльхен, а затем медленно опустились, рассматривая платье, в котором та собиралась пойти на бал. - Красива, - прошептал младший Байльшмидт и краем глаза заметил одобрение Аличе. Он всё сделал правильно. А вот Юльхен от подобного смутилась и поспешила отвести взгляд. Немка не привыкла слушать комплименты в свой адрес, ведь на протяжении шести лет, что она проучилась в школе, одноклассники знали ее лишь как оторву и настоящую хулиганку с мальчишескими повадками. Брат медленно отстранился от дверного косяка и шагнул в комнату. Итальянка такого напряжения не выдержала и кинулась на шею любимого, довольно жмурясь от такой близости и просто от того, что немец позволил ей заняться подготовкой Юльхен к столь знаменательному дню. Наблюдать за столь умилительной картиной любящих и буквально светящихся от счастья молодых людей было для немки наказанием хуже любого бала и пышного платья с корсетом. Но признавать, что даже ей - неприступной и сильной хотелось порой испытать капельку самой настоящей любви, Юльхен не хотела. Тем не менее, всё её упрямство и самоуверенность сходили на нет, когда при виде очередной целующейся парочки внутри неё начинало что-то гореть и болезненно царапать грудь, впиваясь острыми коготками прямо в сердце и легкие, отчего у Байльшмидт перехватывало дыхание. Зависть. Это чувство страшнее любого кошмара, но как бы девушка ни старалась, от подобного ей не избавиться. На уговоры подруг пойти на совместные гулянки в клубы она отвечала нехотя, и чаще всего отказом. Но когда всё же случалось согласиться, то обычно немка возвращалась домой под утро: пьяная и совершенно одинокая, как и до этого дня. Шуршание собственного платья по полу, звонкий смех итальянки позади, вопрошающий тон брата, кажется, зовущего Юльхен уже несколько секунд… Эти звуки заглушали мысли немки, погружали ее в какой-то пустой и темный мир одиночества. Оно всегда пугало Юльхен, и если бы не стойкость, «влитая» в кровь немки, то она бы сломалась и заплакала, как самая настоящая слабая девушка, которой совсем недавно исполнилось 18 лет. Звонок в дверь рывком вытащил Байльшмидт из забытья и та удивленно уставилась в сторону лестницы, чьи ступени лишь немного виднелись из-за приоткрытой двери спальни. На её вопросительный взгляд часть интерьера не ответила, зато это сделал за неё Людвиг, кое-как выпутавшийся из крепких объятий Аличе. - Он всё-таки явился, - на выдохе сообщил немец и кивнул на дверь. Кто там явился и зачем Юльхен не поняла, но посчитала себя просто обязанной узнать. И потому уже через мгновение ее не оказалось в комнате, а по лестнице послышался частый стук каблуков. До двери оставались считанные сантиметры, но немка внезапно ощутила прилив паники и волнения. Оно не должно было появиться так, словно резко ударивший порыв ветра. В горле стало сухо, запершило и девушка нервно сглотнула, проводя языком по тонким губам, накрашенным ярко-алой помадой и обведенным темным карандашом. Длинные пальцы, мелко подрагивая, обхватили дверную ручку, слегка опустили и дернули на себя. - Меня зовут Иван, а тебя? Девушка с явной неохотой оторвалась от избиения мускулистого воина в своем телефоне и подняла испепеляющий взгляд на нарушителя ее, черт возьми, личного пространства. Но от вида поистине детской улыбки и переливающихся фиалковых глаз все возражения Юльхен были немедленно отведены на второй план, а вместо них твердо заняло своё место искреннее любопытство и природный интерес. - Русский что ли? - довольно грубо поинтересовалась Юльхен, кажется, позабыв про вопрос неожиданного собеседника, чем заставила его немного расстроиться. Но эти эмоции довольно быстро сменились прежней улыбкой, что уже напрягло немку, не привыкшую к таким откровенным сменам масок. - Иван, - повторил парень, нависая всем своим весом над хрупкой и бледной Юльхен. А тело у него было весьма… Весьма. Байльшмидт немного недоуменно смотрела на русского еще какое-то время, а затем сдуру ляпнула: - Юльхен. Юля. Юлечка. Юленька. Юла. Эти чертовы клички, названия, просто исковерканные версии её по-настоящему прекрасного имени всюду преследовали немку, стоило лишь светловолосой макушке Брагинского появиться на горизонте. Франсуаза лишь посмеивалась и игриво подмигивала подруге, всеми своими действиями и словами намекая на то, что Юльхен пора взяться за ответные действия, и желательно в романтическом смысле. Роза была с ней совершенно солидарна. Сами девушки давно нашли себе «избранных», которые, к сожалению, не всегда были в настроении для любовных дел. Возможно по этой причине Бонфуа уже через месяц расставалась со своим очередным парнем и искала нового, ибо с её любимым дела шли очень и очень плохо. Соглашаться на уговоры подруг охоты не было. Хотя бы потому, что рядом с русским всегда крутилась эта чокнутая и слишком ревнивая девчонка с дурацким бантиком на макушке. И если бы Юльхен не знала, что недолюбливает Ивана, то подумала бы, что испытывает чертову ревность по отношению к его дурацкой персоне. И её ни в коем разе не радовали мимолетные прикосновения русского, ни его улыбки, подаренные исключительно ей, ни записки во время математики, написанные слишком ровным и красивым почерком, ни тем более излишне частое проявление внимания, которое непременно стоило бы тратить на ту чудачку в длинной юбке. И даже сейчас, смотря на его довольное лицо, счастливый блеск в глазах и наверняка дорогущий костюм, слишком хорошо сидящий на этих широких плечах и груди, Юльхен была твердо уверена; ей НЕ нравится этот русский. Нет, нет и еще раз нет. - Я ведь могу одолжить её на вечер? - тихим голосом поинтересовался Иван, поднимая взгляд с лица Юльхен и смотря куда-то за её спину. - Непременно. Она в твоём распоряжении. Тут-то немка и почувствовала предательство. Но как бы не брыкалась или не кричала переходя на писк, девушка была ловко закинута на плечо и отнесена к машине. Там же заботливо усажена на заднее сидение и сопровождена хитрым взглядом брата и счастливой улыбкой Аличе. - Предатели. Сестроторговцы. Аморальные убл… - Ты что-то сказала? Обиженные бормотания немки были прерваны совершенно спокойным тоном Брагинского, за что тот немедленно получил новую порцию испепеляющие взгляда. Но это, как и прежде, ничего не смогло дать Юльхен. Иван всё так же улыбался, аккуратно и ненавязчиво кладя свою ладонь поверх её — такой маленькой и тонкой на фоне его «лапищи», что невольно вызвало у девушки тихий смешок. Что же, вечер только начался...

***

- ...А потом я встал на одно колено, прямо в зале, и сделал вашей маме предложение! Две пары огромных алых и голубых глаз с восторгом смотрели на отца снизу вверх а крохотные ручки сжимали края одеяла, выдавая волнение их обладателей. Ребята синхронно сглотнули и, переглянувшись, радостно пискнули, кидаясь на Ивана с крепкими объятиями. Теперь русскому были видны лишь светло-пепельные взлохмаченные макушки сыновей. - Ты когда-нибудь перестанешь рассказывать им эту байку о покорении крепости по имени Великая Я? Не мог придумать другого? - Им очень нравится именно эта. И это не байка, - Иван обиженно посмотрел на вошедшую в комнату жену, но долго таким оставаться не мог и снова принялся улыбаться. А когда Юльхен, одетая в его футболку и обычные спальные штаны, на носочках прошла к кровати и легла мужу под бок, тот и вовсе растаял. - Ты всё ещё ненавидишь выпускные? - аккуратно перебирая пальцами длинные пряди немки, поинтересовался Иван. На что получил уже давно выученный ответ: - Всем своим сердцем.