Poison

— В твоем холодильнике пусто, — Иван захлопнул дверцу и вопросительно уставился на хозяина дома, — Ты вообще что-нибудь ешь? Мэтью оторвал свой взгляд от какой-то книги на французском языке и взглянул на Ивана. Поджав губы, он пожал плечами: — Если только яды. Неплохо готовлю, никто не жаловался. — Ну если уж никто не жаловался, то, наверное, действительно хорошие. — А ты хочешь попробовать?

***

Иван всегда плохо запоминал местность вокруг. Он мог бродить часами и не найти выхода из огромного города, наполненного до отвала людьми. Вечно торопящимися, не замечавшими ничего вокруг себя людьми. Но, тем не менее, он очень любил выбраться на улицу, любил, когда ветер треплет его волосы, а кожа покрывается мурашками от прохлады. Он был эмигрантом из России, который всегда мечтал побывать в Канаде. Еще в детстве, видя фотографии отца, который был родом из Оттавы, Иван взапой читал разные тематические книги, учил отчаянно английский и французский языки. Отец и мать его поддерживали в этом деле и всячески помогали с изучением иностранных языков своему сыну. Различные истории о менталитете канадцев, неловкие ситуации и просто смешные случаи навсегда остались в памяти у мальчика с блеском в глазах, отчаянно ухватившегося за рукав взрослого. Уже прошло достаточно лет, и желание посетить Канаду несколько притупилось: Ивана стали волновать вещи более приближенные, чем все его детские мечты. Учеба, родители, первая любовь — все смешалось в круговороте жизни парня, а учебники французского языка за неимением свободного времени так и продолжали пылиться на полках. И так бы и продолжили они лежать, а страницы желтеть из-за большого количества времени, но Брагинскому предложили работу по обмену. В Оттаве. Детские мечты реализовались, несколько лет назад он бы согласился туда поехать только из любви к этой холодной стране. Но сейчас Иван дал согласие только из-за более прибыльной зарплаты. Русский не любил добираться до своего офиса на транспорте, но его квартирка на окраине города не позволяла насладиться улицей. Только если он не встанет на несколько часов раньше, возможно, тогда бы до работу можно было успеть дойти вовремя. Но чаще всего приходилось пользоваться именно общественным транспортом. Там они и встретились. Мэтью Уильямс не был каким-то необычным человеком: его скорее бы забыли где-нибудь, потеряли в толпе, нежели он выделялся какими-то внешними признаками. Самый обычный житель Канады, коих много даже в той же Оттаве. Когда он начинал говорить, то слышался отчетливый французский акцент. И даже несмотря на то, что он считался Канадцем, даже внешне он выглядел как типичный француз: светлые, немного вьющиеся волосы, осанка, столь редкие фиолетовые глаза. И если от Ивана, который просто обожал проводить время на улице, пахло какой-то прохладой, свежестью, то от Мэтью всегда шёл запах спирта, химикатов или мышьяка. В первое время Брагинского всегда удивлял тот факт, с какой любовью Уильямс отдается химии, как пишет различные курсовые и как старательно выводит формулы на приятно пахнущей бумаге. Даже бумага в его доме была похожа на французскую — от нее шел запах мужского дорогого парфюма со сладкими примесями. По словам самого канадца, бумага — подарок его дорогого дяди из Франции. — Ты знаешь Фредерика Грэма Янга? — спросил однажды он, рассматривая витиеватые узоры на какой-то обычной тетрадке в клеточку. — Никогда не слышал о нем, — отвечал Иван, — Это какой-то химик? — Почти, — улыбнулся Канадец, — Он изготавливал яды. А потом травил всех, кто ему не нравится. Здорово, правда? Иван продолжал работать в офисе. Мэтью продолжал химичить, создавать различные химические комбинации, а затем получать за все это высший балл. А в свободное от учебы время он пытался сделать что-то, схожее с ядами. Его это не пугало — ему это было интересно, а Ивану, наблюдающему за всем этим безобразием со стороны, было немного жутко. Но он никогда не предлагал закончить Уильямсу со всем этим. Он был уверен, что парень никого не отравит — когда тот забывал о химии, он был очень добрым и приятным человеком. Не таким ярким, как его брат-близнец, если судить о рассказах, не таким обольстителем как дядя Франциск и не таким же скупым и необщительным, как его двоюродный брат, проживающий в Лондоне. Возможно, все началось намного раньше, но поняли они, что тянет их друг к другу только через год после знакомства. Они всегда знали, что ездят на одном и том же автобусе примерно в одно и тоже время — и никогда не меняли своего маршрута, чтобы пообщаться во время рабочих дней. В выходные дни они могли наведаться в гости к Ивану или пойти куда-нибудь прогуляться. Мэтью очень редко когда приглашал в свое жилище Брагинского, потому что тому никогда не нравился запах хлорки, как в больницах. Больницы всегда у него вызывали не самые лучшие воспоминания. А еще у него всегда было пусто в холодильнике. Редко когда можно было встретить лежащий перекус на время, который он и называл ядами, по типу сэндвичей или гамбургеров, заботливо оставленных все тем же братом-близнецом. Однако, отрицая все на свете, Мэтью любил обидчиво насупиться и сказать, что готовить он умеет. В его доме Брагинскому понравилась одна очень милая плюшевая игрушка. Он вообще любил животных, но медведь был символом его страны, которую он покинул. Не бурый, конечно, но тоже медведь. — Его зовут Кумачики. Или Кумадзаро. Я, честно говоря, уже и сам забыл. — сказал канадец, глядя на заинтересованного собеседника, который уже успел потрогать мягкую игрушку в руках и по-детски ее обнять, словно ему пять лет и страшно спать, а игрушка — единственная вещь, способная защитить его от злобных существ под кроватью. Иван и сам не заметил, как старался всегда находиться ближе к парню и как его новый интерес к химии рождал из себя новые темы для разговоров. Для канадца общение на тему любимого его предмета не составляла сложностей, а вот Иван все время путался в каких-то определениях и зачастую говорил чепуху, вызывая смех у собеседника, который настоятельно просил не поддерживать эту тему, если сильно не хочется. Они любили проводить время вместе: в кафе, в кино на сопливых мелодрамах, в парке или в музеях. Когда они проводили время на улице, одежда Мэтью всегда выветривала из себя запах химикатов. — Иногда мне кажется… — начал было он, смотря в лужу на свое отражение, такое же блеклое и неприметное, как и он сам, — …что мои руки, ноги, лицо — все пропитано ядом. И если я однажды хотя бы проведу языком по губам, то отравлюсь. Дни шли нещадно, заменяясь ночами, времена года шли чуть медленнее, но тоже не отставали. Все шло своим чередом. В один из таких дней они поцеловались. Это было как-то привычно спокойно, словно ничего не произошло. Словно они обсуждают французскую литературу или Вольтера, которого, по стечению обстоятельств, любил и сам Иван. Просто посиделки в теплом доме русского, просто укрытие одеялом замерзшего и уставшего от долгих вечерних прогулок Мэтью. Брагинский явно не ожидал, что тот аккуратно, обняв его за шею, притянет к себе, оставляя на губах поцелуй. Сухой, несколько неумелый, но довольно искренний и теплый. Иван готов был поклясться, что почувствовал горьковатый вкус, как от таблеток, которые как раз прописывают в больнице, жжение в области губ и вокруг них — словно его лицо обмазали салицилованной кислотой. Но заканчивать ему не хотелось. Подобные ощущение вызывали какое-то мазохическое удовольствие от процесса: его руки, раннее находившиеся на груди канадца, резко схватили за воротник парня, когда тот хотел уже отстраниться, чтобы глотнуть воздуха. Иван не позволил ему это сделать, лишь сильнее прижался к нему, позволяя тому брать всю инициативу на себя. Это не длилось долго: когда воздуха стало критически не хватать, они оторвались друг от друга, делая глубокие вдохи и старательно отводя взгляд. Щеки Уильямса пылали, но он отчаянно надеялся, что Иван не заметит этого. Сам же Иван, закусив свою нижнюю губу, рассматривал резко заинтересовавшие его узоры на обоях. — Твои губы — это отдельный яд. Подвергают большей опасности, чем вся твоя еда вместе взятая, — сказал наконец-то он, когда молчание стало уже неловким. — Но мою еду нахваливают. — Они не хотят говорить тебе правду. В ответ на это канадец возмущенно хмыкнул, приподнимаясь и сбрасывая с себя одеяло, а затем направляясь в сторону кухни: — Какие у тебя продукты есть, кроме водки? — Я не пью водку. — Я думал, все русские ее пьют. Это же ваша вода, разве нет? — голова выглянула из проема, с удивлением глядя на все еще не изменившего положения Ивана. — Ага, а ты забываешь о своей вежливости на хоккейной арене? — улыбаясь, спросил русский. — Я не играю в хоккей, — голова снова исчезла. Если и хочется узнать что-то об Иване Брагинском, эмигранте из России, или Мэтью Уильямсе, французе с канадским гражданством, то стоит знать, что первый резко полюбил запах химикатов, а у второго в доме начала появляться более-менее нормальная еда — доказательство того, что парень умеет готовить не только яды.