Руна

Кадаш — ей нравится, когда ее зовут так, потому что «Малика — дурацкое имя», а «миледи Инквизитор — больно громко звучит» — как выпущенное из бутылки пламя. Сэра так умеет: разламывает тонкое стекло, и наружу вырывается огонь, или рассерженные пчелы, или пахнущая тухлыми яйцами грязь, но это не для врагов, просто такая шутка, Сэра говорит «фу!», все смеются. Кадаш быстрая, немного злая, можно обжечься, если подойти слишком близко. Можно согреться, если вовремя остановиться. Она умеет пускать стрелы так, что те пролетают сквозь Тень — всего на секунду, даже меньше, этого никто не замечает, но зато она всегда попадает в цель. Даже чаще, чем Варрик. Миледи Монтилье — она говорит, что ее можно называть просто по имени, но это не так, ей нравится быть миледи Монтилье, — ее драгоценность. Нет, скорее — как рунный камень на оружии. У Кадаш есть такая на луке — плоский камушек, поблескивающий на свету, кажется осколком матового стекла, но руна делает выпущенные стрелы огненными. Руны как магия, только для гномов. Коул не знает, как крепится руна к луку Кадаш, почему не поджигает его дерево, и как миледи Монтилье крепится к самой Кадаш, почему не боится опалить кружева на своем платье. Он пытался понять, но не получилось: это не как когда наги под крепостной стеной залезают друг на дружку, протяжно пища, а через несколько месяцев рождаются новые наги, маленькие, мокрые, совсем голые и красные. И не как когда одноглазый Мюрич тащит куда-то за руку Сайл, прислуживающую на кухне, она глупо хихикает, тоже вся краснеет (как Кадаш, если спросить ее о миледи Монтилье), но все равно это другое. Однажды миледи Монтилье подарила Кадаш золотистую ленту — подвязала той волосы, сняв с них веревку, которую Кадаш носила раньше. Лента очень нравилась Кадаш, и узел на ней — тоже, она его не развязывала, только распускала и затягивала снова, когда поправляла. В Эмприз-дю-Лион Кадаш потеряла ленту. Потом сбилась с ног, пытаясь найти, но ленты нигде не было. Унесло порывом ветра в сторону реки, потом замело снегом. В Эмприз-дю-Лион было много снега и много холода, и много мертвых людей. Сквозь некоторых пророс лириум, кристаллы разворотили тела изнутри, так, что заполненные алым сиянием внутренности были снаружи, их кишки превратились в розовые стеклянные трубки, наполненные красными осколками. Сквозь некоторых людей тоже пророс лириум, но они были еще живы, неуклюжие колоссы, полные злобы, внутри у них все кипело от боли, потому, что с каждым движением их мясо рвалось, а потом срасталось заново, кости крошились, между ними просыпался жгучий красный песок. Когда между трещин попадает лезвие кинжала или горящая стрела, боль не становится сильнее. Она не может стать сильнее. Стрелы вонзаются в тела храмовников, быстрые и злые. Иногда, если у Кадаш есть время прицелиться, стрела вонзается храмовнику в глаз, который от жара спекается с кровью, выгорая изнутри от рунного пламени. С кинжалами все иначе, они разламывают лириумную чешую на теле, как корочку пирога, только внутри не начинка, а изъеденное скверной мясо. Оно кажется еще краснее из-за лириума, кровь — густая и липкая, пристает к перчаткам так, что не отмыть. Кадаш не чувствует чужой боли, та не волнует ее. Кровь может оставить некрасивые пятна. Потроха плохо пахнут, но человеческие или гномьи не хуже звериных. Но внутри — не только потроха. У каждого есть рытвины и сколы, не только у зараженных лириумом. Кадаш не жалеет о том, что убивала, пока работала на Хартию, но боится, что умеет только убивать, а не спасать, именно поэтому вокруг нее так много смертей, она часто думает о тех, кто погиб в Убежище — гномы много вспоминают, воспоминания заменяют им сон, они твердые, как камень, а не зыбкие, как Тень. Золотая лента напоминала Кадаш о миледи Монтилье, даже когда та далеко. Золотая лента помогала ей идти вперед, что бы ни происходило. Теперь золотой ленты нет. Эмприз-дю-Лион уже позади, они едут в Скайхолд, но Кадаш боится, что когда она доберется туда, окажется, что случилось нечто плохое и миледи Монтилье больше не сможет повязать ей новую. Коул дотрагивается до ее плеча так, что Кадаш не чувствует, и говорит: руна зажигается пламенем, когда нужен огонь; твоя руна с тобой и твой лук, ты будешь огненной всегда. Кадаш стискивает пальцами шнур, которым подвязала волосы, и Коул ощущает, как боли у нее внутри становится чуть меньше.