and maybe take my kitty with me

"Дорогой дневничок, я хочу убить их всех". Почерк у нее хороший, аккуратный, буквы крупные — мамочка гордилась бы, увидь она это сейчас; только она, конечно, не увидит. Никто не умеет воскрешать мертвых. Она умеет многое — печь пирожные, например, или вплетать ленту в косу, или прятаться так, чтобы не нашли никогда и ни за что, или бесшумно ходить, или вскрывать замки, или не страдать от угрызений совести, или притворяться порядочной девочкой, но воскрешать так и не научилась. Может, это только пока, кто знает: технологии так скакнули вперед... может, она и откроет какой-то способ? "Здесь омерзительно. Кто вообще сказал им, что все маленькие девочки любят розовый?" Она любит красный — багряный, алый, глубокие оттенки; она любит белый и черный, и еще немного, совсем чуть-чуть — нежно-голубой. Но не розовый. Не этот отвратительный розовый. Правду говорят — человек привыкает ко всему; видит бог, она старается. Это, наверное, из-за всего, что с ней произошло на острове: просто не может прийти в себя. Стресс. Все плохо. Ну, так ей говорят: она чувствует себя превосходно — за одним маленьким исключением. "Мне не хватит сил разбить Мойре голову, и она слишком высокая; но она может случайно споткнуться на лестнице в подвал. Эти ступеньки такие высокие, а фонарик — такой ненадежный и старый! Погаснет в любую секунду". Она покусывает кончик ручки, размышляя — плохая, плохая привычка, но она и не должна быть идеальной; на губе — синий след, и она только размазывает его сильнее. Солнце садится, и тени, удлиняясь, жутко ползут по розовым стенам, расчерчивая их неровными полосами, кривыми, как старушечьи пальцы; она улыбается перемазанными в пасте губами и снова берется за отложенную было ручку. Она не боится: не умеет. "Канистры с бензином, — пишет она, болтая ногами под столом — не дотягивается до пола, маленькая еще. — Бутылки с маслом. Виски. Какой пожар можно устроить! Не хуже закатов, а много лучше". Той ночью она засыпает быстро и крепко. Ей снятся грязные, обшарпанные стены и кровь по углам, урчание и шепоты, потом — обласканная пламенем кухня, гостиная, коридор, охваченный огнем дом, вылизанные дочерна некогда розовые стены; она улыбается сквозь сон и обнимает подушку понадежней: согретая, та слишком похожа на живое тепло.