Месяц, Солнце и Звезда между ними / The Moon, the Sun, and the Star Inbetween

***

Остров чем-то в большей степени пустыня, чем Джакку. Голубая, но такая же лишённая всего. Вместо зазубренного песчаного горизонта — безупречно гладкий горизонт океана, простирающийся так широко и неразрывно, что видна даже округлость планеты. На острове нет пресной воды. Зато позади одной из хижин устроен частично сложенный из камней конденсатор — он позволяет каждый день получать несколько вёдер воды из содержащейся в воздухе влаги. Когда Рей спрашивает у Люка, как тот сумел собрать его из простейших предметов, Люк лишь грустно кривит рот и отвечает: — Когда-то я добывал влагу на ферме. А Рей когда-то собирала утиль. И месяца не прошло с тех пор, как она обменивала детали на пайки, а кажется, было это так давно. Люк не обещает обучать её. Световой меч он даже видеть не хочет, не говоря уж о том, чтобы взять его в руки. Хорошо, перестал прогонять её: хоть какой-то толк от врожденного упрямства Рей. Однако что делать, если Люк Скайуокер больше не возьмется за меч, она не знает. Она прилетела на этот затерянный чёрт знает где осколок скалы ради самого могущественного джедая в галактике — единственного оставшегося джедая, — а в нем почти ничего джедайского не осталось! По крайней мере, в её представлении. Долгими холодными ночами на Джакку она слушала предания самых разных цивилизаций; легенды о джедаях были у каждого народа. Все они рассказывали о вооруженных световыми мечами благородных рыцарях, что летали меж звёзд и сражались с силами зла, обнаруживая колоссальную мощь, природу которой мало кто понимал. Последним — и лучшим — был Люк Скайуокер, сам ставший легендой. И гляньте на него: угрюмый отшельник, кормящийся водорослями и морскими гадами. Каждый день обращает взор к горизонту, медитирует часами, почти не говорит; и сколько Рей ни просит, молчит об ордене джедаев и своём прошлом. Ей, бывает, удаётся вытянуть из него лишь: «Это было так давно, что почти уже неважно». И ещё порой, слушая её пересказ великих легенд, он вздыхает: «Печально, что джедаев помнят исключительно как воинов». Может, он больше и не воин, но он всё ещё джедай. Поэтому Рей делает, что может: повторяет за ним. Он поднимается — она поднимается. Он медитирует — она медитирует, ну, или пытается. Он готовит — она помогает. Он шлёт за водой — она безропотно приносит. Уверенности, что так можно чему-то научиться, у неё нет, пока однажды ей не приходит видение. Это случается утром во время медитации. Сначала возникает чувство, что всё внутри оборвалось, — последний раз она такое испытала, когда меч Люка позвал её. Она открывает глаза и нетвёрдо встаёт на ноги, пытаясь очнуться; но уже поздно. Перед ней не зелёный остров и синее море, а мрачный пейзаж; резко пахнет серой и дымом. Как прогнившие ломаные зубы, пейзаж захламляют приземистые чёрные строения, осевшие на выступах красной земли — тёмной, как запёкшаяся кровь. Незнакомые чувства переполняют её. Как бьющееся мелко стекло, она словно разлетается на осколки. Смотрит на свои руки; слишком большие, затянутые в чёрное пальцы судорожно согнуты, как когти. Эти руки не её. Это не её глаза. Едва успев это понять, чувствует: он тоже понял. Его грозное присутствие ревёт в ответ с той же яростью и страхом, какие она почувствовала, впервые коснувшись его разума. Ощутив, как он с воем несётся навстречу по каналу между ними, Рей хочет отступить: ей страшно, что он вломится к ней, наполнит голову и всё сотрёт. Рей испуганно кричит и отпрядывает. Локтём ударяется о скалу, спиной проезжает по мху. Вскидывает руки — защититься от нападения; но перед ней лишь молочно-белое небо и синее море. — Иногда ты так же кричишь во сне, — замечает Люк откуда-то из-за спины. Она разворачивается и видит его у старинного креста со стёршимися от времени письменами. — Кого ты увидела? Она рассказывает. Он уже знает о Кайло; что сталось с Ханом, он почувствовал задолго до того, как с рассказом прилетела она. Как и тогда, едва она упоминает имя бывшего ученика, морщины и тени покрывают лицо Люка от боли слишком личной, чтобы она смела выспрашивать. — Видения о нём случались ещё до встречи с ним, — объясняет она вечером, разжигая и раздувая костер. Завораживающий танец пламени и необходимость то и дело подкладывать ветки и поддувать воздух позволяют ей отвлечься от путаных мыслей и дарят полузабытое чувство, что мир вокруг ясен и прост. — Порой я остро ощущаю его присутствие. То, что я вижу, происходит на самом деле? Если я вижу его, видит ли он меня? Люк так долго задумчиво молчит, что кажется, будто ответа для неё у него нет. Она подкидывает в костёр ещё одну охапку плавника, и тут Люк выходит из оцепенения. — Ваши судьбы, вероятно, глубоко увязаны друг с другом, раз тебе были видения о нём ещё до встречи, — говорит он; голос звучит хрипло, словно пользоваться им Люк отвык. — Когда я узнал, что мне предстоит встретиться лицом к лицу с собственным отцом, мне тоже было видение о нём. Ощущать связь через Силу — не редкое дело для таких, как мы, хотя обычно расстояние должно быть небольшим. Бен всегда был... на редкость чувствителен к Силе. Его мощь проявилась довольно поздно, но с помощью Силы он мог творить вещи, каких я прежде не видал. — Он такой сильный? — с отчаянием спрашивает Рей. — Сильный? Как бы сказать… Он ощущал отливы и приливы Силы, а я не мог. Он чувствовал правдивость слов и читал мысли, а мне это недоступно. Но не такого рода сила интересовала его. Когда он появился у меня, он был ранимый, крайне одинокий мальчик, пытающийся преодолеть себя. Он никогда не ладил с отцом. Хан любил, но не понимал Бена, и тот винил себя, когда Хан бросил их и вернулся к прежнему занятию. Бен думал: если б только он мог быть таким сыном, какого хотел его отец... Люк смотрит на свои руки: покрытые пятнами, с набухшими венами — и вздыхает. — Но и я не безупречен. На мне лежало бремя тысячелетней истории, я чувствовал, что должен сберечь и продолжить историю ордена джедаев, но переложил всё это на хрупкие плечи мальчика, который и так тщился оправдать ожидания отдалившегося отца и королевских кровей матери, которая опасалась его способностей. Я слишком давил. Cлишком многого ждал. Я сказал: будь сильнее — он услышал: будь жёстче. Он спросил у меня, кто был самым сильным джедаем, и я сказал ему: мой отец. Как бы глубоко ни утянула его тьма, Анакин Скайуокер сумел вновь отыскать свет. Но Бен знал о Дарте Вейдере лишь то, что тот изничтожил наш орден и помог построить империю, власть которой простиралась над всеми известными системами. Когда Сноук вышел на него... ему было чем поживиться. Ненависть, гнев, беззащитность, страх, жажда власти... всё это ведет на тёмную сторону. Боюсь, с тех пор Сноук сделал многое, чтобы упрочить контроль над Беном, а поначалу тот пошёл добровольно. Когда-то я думал, что могу спасти его, а сейчас уж не так уверен. Рей вздрагивает, вспомнив беспощадный свет меча, что пронзил Хана. — Он чудовище. — Он не всегда был такой. В возрасте немногим тебя младше он был обыкновенный юноша. Неуверенный и пылкий и, пожалуй, слишком острый на язык — это в мать, но его улыбка, какой бы редкой гостьей она ни была, могла ободрить любого. Трудно вообразить улыбку Кайло Рена. Теперь он наверняка позабыл, как это — улыбаться и быть человеком. Ворвавшись в его разум в допросной, она уловила всё то, о чем говорил Люк: ненависть, гнев, беззащитность — и больше ничего. Кайло изучил её воспоминания о Джакку и высмеял её одиночество и мечты, но его прошлое было для неё закрыто, как запертая дверь, которую он не открывал никогда и ни для кого, включая себя. Ей не приходится долго ждать ответа на вопрос, как Сноук подчинил Кайло Рена. Боль. Боль, такая продирающая и бесконечная, что поражает её сны и мешает проснуться. Эта боль не её, но ощущается так же остро. Она сидит в своём каменном домике в кромешной тьме и мыслью напряжённо ищет страдальца, которому нужна её помощь. Она чувствует: он должен быть неподалёку. — Что случилось? Почему тебе плохо? На её тихие слова отвечает уже знакомое присутствие: он отшатывается прочь, как раненый зверь, и задёргивает завесу между ними. Укутанная в одеяла, Рей смаргивает, медленно осознавая, что чувствовала боль Кайло за много миров. — Его истязают, — говорит она Люку. — Боль делает его сильнее. Во всяком случае, Сноук приучил его верить в это. Люк кажется более усталым, чем обычно; он глядит на медленно гаснущие в утреннем свете звёзды. Ночи здесь долгие, и рассвет занимает несколько часов. — Она не придавала сил, — бормочет Рей, уткнувшись лицом в колени. — Она отнимала радость. Проходит много времени, прежде чем Люк поднимается. — Тебе надо оборвать связь. Если тебе известны его чувства и где он находится, значит, и он чувствует тебя. Его обучение завершится — и он придёт за тобой. Потрясённая, Рей тоже порывисто встает. — Зачем? — Сноук задумал захватить всех оставшихся в галактике джедаев и истребить тех, кто откажется подчиниться. Кайло Рен — его орудие, и, судя по твоим рассказам, следующее приобретение — ты. Если не оборвёшь с ним связь, облегчишь ему задачу найти нас, когда придёт время. — Но как я... — Разве не за этим ты пришла сюда? Чтобы научиться? Люку удаётся изобразить раздраженный вид: будто он раздосадован тем, что ей удалось вывести его из расслабленного равнодушия. А именно это она и сделала. Одновременно возбуждённая этой удачей и встревоженная предупреждением учителя, она идёт за ним на вершину острова, где они обычно медитируют. Ранним утром здесь слишком холодно, но Люк не желает упускать время. — Когда ты впервые почувствовала связь с ним? — спрашивает он, когда они выровняли дыхание и открылись Силе. Рей делает это, как ребёнок, погружающий кончики пальцев ног в огромный океан, который едва может осмыслить. — Когда он допрашивал меня на базе Старкиллер, — припоминая, отвечает она. Медитация и Сила придают её воспоминаниям ясность, которой обычно не хватает. — Он... он вломился в мой разум, он взял то, на что права не имел. Вспомнив, она закипает от ярости и униженности. — Отпусти это, — говорит Люк. — Он увидел истинную тебя. Не нужно стыдиться; а он не стоит вреда, который причинит тебе гнев. Легче сказать, чем сделать. Насилие она простить не может, но сбрасывает внутренний накал и дальше изучает воспоминания с отстраненным спокойствием. — Когда он потянулся ко мне, это было как коснуться обшивки корабля без заземления. Словно электричество дугой соединило его разум и мой. Я почувствовала его потрясение, а после поняла, что сама могу так же вломиться к нему. — И что увидела? — спрашивает Люк. Он просит пересказать впечатление от пребывания внутри чужого разума, и Рей с трудом подбирает слова. Прочесть чужие мысли — не то, что услышать их словами или предложениями. Это кружащий голову наплыв образов и ощущений, часто в беспорядке и в отрыве от обстоятельств. Кайло Рен полон страха. Мрак окутывает его мысли, и многие из них ведут к одному человеку, воспоминаний о котором у него нет. Только имя. Имя, ужасающее и вдохновляющее его. — Увидела, что он одержим Дартом Вейдером. Он боится, что никогда не достигнет его высот. Люк мрачен, и не похоже, чтобы это его удивило. — А что ещё? Рей ищет в памяти. Она была так напугана и на взводе, что глубоко не заходила. В том не было нужды. Его надежды и страхи лежали так близко у поверхности, что едва не проступали на его выразительном лице. Сейчас есть время рассмотреть увиденное не спеша, и до неё доходит: Кайло Рен не умеет скрывать чувства. Вот почему он носит маску: отчасти подражая предку, отчасти из желания устрашать… а лицо предаёт его. Она догадалась, едва увидев это лицо. Он не способен ничего скрыть. Эмоции пробегают по его чертам, отражая внутренние вихри так же мгновенно, как легчайший бриз покрывает рябью гладкую поверхность пруда. Рей наблюдала это лишь миг, но этого было довольно. Она увидела его одержимость Вейдером — да. Но также отца, которого обожал и проклинал, и мать, что похоронила его в трясине чувства вины. Она уловила его презрение к рыжеволосому человеку и полное страха благоговение перед существом в капюшоне, которое неясно вырисовывалось в самых глубоких колодцах его разума. Ещё она похитила проблеск его впечатления о ней, когда искра проскочила между ними. Любопытство и восхищение, которые он постарался подавить. Охватившее его стремление впечатлить. Привлечь. Завладеть. Рей чуть не теряет свою безмятежную сосредоточенность. Кайло Рена тянет к ней, как одиночку, встретившего наконец себе ровню; она не может не признать, что почувствовала то же, когда искра пролетела между ними. Это магнетизм, которому обычного определения не подберешь; притяжение, рожденное Силой. «Не бойся, — сказал он ей. — Я чувствую то же». Теперь ей кажется, что дело не только в этом. Чувства, связанные с образами её лица, рук, губ. Такое влечение не имеет отношения к Силе. Оно древнейшего и простейшего рода: влечение мужчины к женщине. Она роется в своих чувствах, ищет отвращение или самодовольство от такого открытия, и понимает, что открылось ей это не только что. Не было нужды читать его мысли, чтобы догадаться о его влечении к ней. Это улавливалось в том, как близко он подошел, и как неожиданно мягко смотрел, и как сдерживал себя, даже когда она решительно бросалась, чтобы убить его. Ей не было дела до этого, вот она и не думала об этом до сих пор. В ответ на вопросительный взгляд Люка, Рей сдержанно пожимает плечами: — Ничего важного. — Осторожней с тем, что поддерживает вашу связь, — предупреждает он. Похоже, Люк всё же умеет читать её мысли. — Каким бы незначительным оно ни казалось, ты должна ослабить не только его зацепку за тебя, но и твою зацепку за него. — Я за него не цепляюсь, — возмущённо говорит она. — Цепляешься. И будешь цепляться. Ты должна бороться с искушением использовать эти узы к своей выгоде. Какой бы сильной ты ни была, ты ступаешь на территорию, которую Кайло Рен знает досконально, где все преимущества — его. Она в общем-то понимает, о чём он. Порой она ловит себя на мысли: не попробовать ли дёрнуть их канал и заглянуть в мир Кайло? Идея попробовать украсть его секреты манит. Вдруг она узнает что-нибудь, что поможет Сопротивлению? Её удерживает страх. Миры, разделяющие их, не помешают ему причинить ей зло. Не раз она замечала, как он ухватывается за её разум, едва заметит, что она подошла слишком близко. Если он её захватит, она покойница. Она учится запираться от него. Люк объясняет ей, как ставить мысленные барьеры — такие сам он возводил против отца. Она знает, как захлопнуть двери и прогнать все мысли; как стать скалой, удерживающей любой натиск. Она этому рада; она знает: он попытается преодолеть расстояние и использовать их узы против неё — это лишь вопрос времени. Всё случается, когда она беззащитней всего: спустилась в крохотную пещеру у подножия чёрного острова с мыльным кристаллом в одной руке и пустым ведром в другой. Он ждал этого момента? Шпионил за ней, а она не замечала? Или это совпадение, что он напал, когда она одна и не одета, в бассейне с ледяной водой вдали от Люка самозабвенно оттирает подошвы ног от черноты? Она чувствует тень, покрывшую разум, словно кто-то встал между нею и солнцем. Кожа предупреждающе покалывает, крохотные волоски по всему телу встают дыбом от чувства надвигающейся опасности — источник её не ясен, пока он не нависает над Рей. Конечности слабеют и цепенеют, совсем как в тот день в лесу, когда она впервые увидела его. Спустя мгновение она падает вниз, словно большая рука вдавила её голову под воду, и Рей испуганно бьётся, не веря в происходящее. Как ты надоела, говорит он ей. Она слышит не слова, а смысл. Он хочет отсечь её так же, как она желает избавиться от него. Разница только в том, что он, похоже, решил, что лучший способ разорвать их связь — убить её. Рей обидно: мысль убить его никогда не приходила ей в голову. Это низко, подло и как раз то, чего следовало от него ожидать. Она чувствует: он услышал эти мысли и на секунду засомневался. Может, уязвлён тем, что она считает его низким и подлым? Этого краткого затишься ей хватает, чтобы закрыться. Я скала, говорит она, уходя внутрь себя, куда ничто из внешнего мира не проникнет. Пусть рвётся как угодно, но её разум — её собственное пространство. Больше он не застанет её врасплох. Лишь ощутив, что он отступает, она позволяет себе расслабиться. Держись от моей головы подальше, уходя, говорит он ей напоследок. Рей выныривает и делает первый за несколько минут вдох. Он всерьёз покушался на её жизнь? Или это было предупреждение? Рей не нравится ни тот, ни другой вопрос. Она не рассказывает Люку об этой стычке. Он лишь нотации будет ей читать или — ещё хуже — запретит ей ходить одной, что сразу усложнит купание. Не всякому охота быть вонючим космостранником, как мастер Люк. К тому же теперь ей известно, как уберечься. Она не станет жить в страхе.