Месяц, Солнце и Звезда между ними / The Moon, the Sun, and the Star Inbetween

Астеризм Рей впервые просыпается без боли. Она осторожно двигает плечом, ожидая, что боль возникнет, но нет даже намёка. Она сидит перед зеркалом, расчёсывает волосы, взмах за взмахом, и смотрит себе в глаза. Рей не из тех, кто уделяет много внимания внешности: обычно ограничивается мимолётным взглядом в зеркало в начале дня. Ей всегда казалось, что больше ничего и не надо, — пока не стала жить с Леей, когда Тэм был маленьким. Она заметила, как каждое утро Лея садится к туалетному столику и проделывает заученный ритуал: очищает и припудривает лицо, наносит духи на запястья и шею и убирает длинные волосы в причёски, вышедшие на Альдераане из моды — она говорила — ещё во времена её юности. Вряд ли Рей когда-нибудь хватит терпения и предусмотрительности, чтобы придерживаться таких ритуалов. Её кожа всегда будет неровно загорелой и веснушчатой; волосы так и будут вечно выбиваться из небрежных пучков; а пахнуть она будет первым попавшимся под руку мылом или средством, которое роботы-прачки добавили при стирке. Наверное, не такой должна быть мать. Наверное, её телу нужны мягкие призывные изгибы, а не острые углы. Наверное, она должна источать тонкий аромат и подкрашивать лицо, как Лея. Она рассеянно проводит рукой по животу — по небольшой, всё ещё едва заметной приподнятости. Её вдруг пробирает паника: как ей управиться ещё с одним ребёнком, когда не ясно, хорошо ли она воспитала первого. Глубоко в голове засел образ человека в потускневшей серебристой маске. Вряд ли это плод её воображения… вряд ли это совпадение, что возникшая червоточина вывела её и Кайло не куда-то ещё, а на Ач-То. Это был Тэм. Рей переводит взгляд на отраженную в зеркале кровать и спящего мальчика, свернувшегося калачиком среди подушек. Раньше она часто пыталась представить, каким он будет, когда вырастет; теперь её кидает в дрожь при мысли, что он может стать существом, известным как Пожиратель миров. По-прежнему ли его ждёт такое будущее? Или то судьба Тэма без родителей? Лея появляется в дверном проёме спальни. — Я готова, — тихо говорит она Рей, которой понятна вся серьёзность её слов. Она готова увидеть сына впервые за тридцать лет. — А Тэм? — шепчет Рей, ей не хочется оставлять его. — Пусть выспится. Впервые за много месяцев он спит спокойно, — говорит Лея. Вдвоём они тихо выскальзывают из квартиры и крытыми коридорами идут к военному госпиталю. День кажется ничем не примечательным. Опять, как всегда, льёт дождь, под навесами укрываются группки людей, они болтают, переговариваются и уважительно кивают проходящей мимо Лее. — Никто не знает, — замечает Рей. — От всех скрывают, — тихо соглашается Лея. — Если бы врачи уже не занимались им, когда обо всём узнала генерал Праксис, она бы распорядилась закопать его на месте. Она бы и сейчас распорядилась, но врачебные клятвы выше приказов. Рей мало радости от такого противостояния. Обычные обитатели базы пребывают в блаженном неведении, но стоит женщинам спуститься в подземные помещения клиники, настроение вокруг меняется. Рей замечает косые взгляды. Вдоль стен — часовые. В коридоре по пути к палате с бакта-баками не видно медиков, зато постукивает ногами боевой дроид последней модели. Красный глаз дроида сканирует проходящую Рей как будто осуждающе. Задумавшись, она не замечает, как Лея остановилась. У дверей Рей оборачивается, ожидая увидеть её рядом, но Лея стоит, опершись рукой о стену. — Что с вами? — спрашивает Рей. — Ничего. Погоди минутку, — говорит Лея. Но Рей тревожно. На её памяти Лея принимала любой удар и никогда не говорила: «Погоди минутку». — Вам не обязательно… — начинает Рей. — Думаю, обязательно. — Лея выпрямляется — она снова генерал. — Заходим, пока это ведро с болтами не психануло. Это маска, но хотя бы бодрости. Рей открывает дверь и отступает в сторону, пропуская Лею. В бакта-палате сумрачней и заметно прохладней: здешние бактерии размножаются в небольшом разбросе температур. В воздухе разлит сладковатый аромат. Рей здесь впервые: травматологи забрали у неё Кайло в первые же секунды после приземления, не имея ни малейшего понятия, кто их пациент. Почти все здесь видят его лицо впервые. В том числе Лея. Один за другим Лея рассматривает цилиндрические аппараты, расставленные вдоль стен круглого помещения. Каждый наполнен ядовито-синей пузырящейся жидкостью; их обслуживает горстка медицинских дроидов, которые тихо перемещаются между аппаратами. В некоторых цилиндрах находятся пациенты. В одном Рей видит женщину, которая проходит лечение от страшных ожогов. В другом — мужчину с глубокими ранами на лице и теле. И Кайло. Рей вновь смотрит на Лею; взгляд той мечется между двумя мужчинами. В этот ужасный момент она не может сообразить, который из них её сын. — Он здесь, Лея, — тихо говорит Рей и подводит её к аппарату, где, как уродец в банке, без сознания плавает Кайло. Рей никогда не видела его настолько раздетым. Не считая белых плавок, он впервые полностью обнажен, и она вновь до немоты потрясена следами жестокого обращения на его теле. У него нет левой ноги. Его протез забрали — возможно, потому, что бакта плохо реагирует на металл и электромеханические детали; от ноги осталась культя до середины бедра, замотанная пластиковой повязкой, как и левая рука. Остальное тело покрыто узорами шрамов. Вот уродливый след в районе диафрагмы от ранения арбалетом Чуи и длинный прожжённый шрам, который она сама оставила на плече и шее. Ещё она задела его левое плечо, но вспоминает об этом лишь сейчас, заметив глубокий красный шрам чуть ниже свежей раны от клинка Скорпуса Рена. Много и других: застарелых серебристых шрамов, оставшихся, должно быть, ещё с детства. Как на ладони следы всех пыток Сноука. Лицо Леи каменеет и становится похоже на растрескавшуюся маску. И хуже всего то, что она никак не рассмотрит лицо сына: оно скрыто массивным дыхательным аппаратом. Она видит только полную боли жизнь, прожитую её ребёнком без неё. Рей вдруг жалеет, что привела её сюда: она уже знает, как трудно избавиться от чувства вины за то, что твой сын вырос калекой. — Ты права. Он высокий, — с трудом выдавливает из себя Лея. — Рана почти зажила, — замечает Рей, глядя на красную линию от его плеча к краю рёбер. Бакта продолжает трудиться над ней. Вокруг раны Рей видит характерную пену, наполняющую воду крохотными пузырьками. К концу лечения там не останется даже шрама — жаль, что со старыми ранами бакта не поможет. — Цикл лечения пациента будет завершён через три часа сорок две минуты, — подсказывает упредительный медицинский дроид. — А что потом, интересно, — задумчиво произносит Лея. В коридоре поднимается суета. Голоса, что-то бурно выясняющие на повышенных тонах, приближаются и становятся громче, двери распахиваются, и входят генералы Праксис и Баннер с многочисленным окружением. — Слышала, вы здесь. Следовало догадаться, что вы имеете к этому отношение! — заявляет Праксис при виде Леи. — Как всегда, сообразительна, — сдержанно бормочет Лея. — Такое недопустимо — даже для вас! — говорит Праксис, ткнув обеих пальцем в грудь. Один из медицинских дроидов выкатывается вперёд. — Позволю себе напомнить посетителям, что ради благополучия и покоя пациентов максимальный допустимый уровень шума в бакта-палате не превышает пятьдесят децибелов… — Тихо! — орёт генерал Праксис. — Следует ли понимать, что этот человек был почти что на том свете, а вы за нашими спинами отправились его спасать? Поддавшись чувству семейственности? Вы понимаете, что натворили, доставив его сюда? — Не смейте упрекать Лею, — говорит Рей. — Решение было моё, спасала его я, и если привлекать кого-то к ответу, то меня. Праксис только того и ждёт. — Не провоцируйте меня — что касается вас, то это последняя капля. До вашего появления «спать с врагом» говорили в переносном смысле. — Тише, тише, — прерывает её генерал Баннер. — Ситуация досадная — полагаю, никто спорить не будет, — но ничего уж не поделаешь, и пока всё под контролем. — Что до Республики и Первого ордена, то Кайло Рен мёртв — мёртвым и останется. Этот человек — Бен Соло. — Увёртки, — усмехается Праксис. — Если мы хотим сохранить победное воодушевление, придётся изворачиваться, — говорит Баннер. — Зовите его как хотите — но это одна из самых опасных тварей в галактике, и вы, — она вновь утыкает палец в грудь Рей, — притащили её к нам. Как прикажете содержать его, когда он придёт в себя? — Забрать ногу — для начала неплохо, — мрачно замечает Лея. Рей в душе соглашается с ней. Даже Кайло не уйдёт далеко на одной ноге. — Как я уже сказала, отвечать мне. Если хотите судить его, я буду поручителем… Но генерал Баннер качает головой. — Суда не будет, — коротко говорит он. — Бена Соло допросят, а когда его сведения станут бесполезными, его казнят. Никто не узнает, что он был здесь. Рей смаргивает, по венам растекается холод. — Не на таких принципах я создавала Сопротивление, — негромко замечает Лея. — Пересмотрите… — Идёт война, или вы забыли? Вы всегда были слепы, когда дело касалось вашей семьи, — говорит Праксис. — Решение уже принято. Возмущённая Лея считает своим долгом напомнить окружающим, почему, если уж на то пошло, её сделали генералом, и в это время Рей ощущает, как среди её чувств пробуждается связанное с Узами мерцание. Она оглядывается на бакта-бак, где находится Кайло. Он всё так же неподвижен, но Рей знает, что это не надолго. — Добавьте ему седативных, — шепчет она медицинскому дроиду, который следит за процессом. — Показатели пациента в границах нормы, — сообщает дроид. — Поверьте мне, вот-вот понадобится больше седативных. Говоря это, она замечает, как руки Кайло зашевелились, пальцы стали подёргиваться и сжиматься, голова задвигалась, словно в поисках источника звука. -… и я вам напомню, — продолжает Лея, уверенно отбивая попытки Праксис вклиниться, — заступи я тогда в Галактический Сенат, Сопротивления бы не было. Без моей инициативы и, что важней, моих средств нам не на что было бы опереться, так что не ставьте под сомнение мою лояльность и преданность нашему делу, когда ради него я и так уже от многого отказалась. — Гм, — откашливается Рей. Не она одна уже заметила, что человек в баке приходит в себя. Дроид покатился за новой дозой успокоительного, но, похоже, уже слишком поздно. Рей видит, что глаза Кайло распахнулись, и чувствует его мучительную растерянность и страх. Он не знает, где он. Толком не понимает, что случилось. Он поднимает руку к дыхательному аппарату, и на какой-то миг Рей кажется, что он сейчас сорвёт его. Не надо, предупреждает она его. Его глаза тут же выхватывают и узнают её. Затем он обводит комнату взглядом, замечает море униформ Сопротивления, и в нём нарастает гнев. Он чувствует себя преданным. Он поднимает кулак и бьёт им по стеклу с такой силой, что от места удара разбегается паутинка трещин. Стоящие недалеко от бака торопливо отступают, и спор стихает. Рей вскакивает на одну из опор аппарата и распластывает руки по стеклу. Успокойся! Она говорит ему это не словами, а чувствами, которые посылает ему; уравновешивает его нестабильное, изменчивое состояние своим спокойным присутствием. Он сверкает на неё глазами и бьёт ладонью по стеклу, но уже с меньшей силой. — Не смотри так на меня, — говорит она. — Мне пришлось. Ты бы погиб. Кайло прикрывает веки и низко опускает голову. Рей бросает взгляд вниз и видит, что медицинский дроид только что добавил седативного в воздушный фильтр. Одновременно с Кайло она чувствует покалывание в лёгких на вдохе и видит, как он бьется, сопротивляясь действию препарата; но вскоре проваливается в забытьё и замирает. Рей спускается на пол и пропускает дроидов, спешащих зачинить стекло, пока трещины не поползли дальше. Она замечает, как побелела Лея; ярость генерала Праксис только усилилась. — Вы привезли его сюда, вам за него и отвечать, — говорит Праксис. — Если мы планируем как-то его использовать, надо держать его под контролем. Теперь это ваша задача. Рей хмурит брови, глядя на генерала. — А потом вы пристрелите его, как собаку? — Мы отплатим ему той же любезностью, какую он в прошлом проявлял к нашим людям — советую вам об этом не забывать. Око за око, с отвращением думает Рей. Разве это когда-нибудь было принципом людей, обладающих моральным превосходством? Она провожает взглядом Праксис, которая стремительно выходит из палаты, и поспешивших за ней следом остальных. Ни у кого нет особого желания задержаться и посмотреть, удастся ли Кайло разбить стекло, когда он в следующий раз очнётся. Палата пустеет, и скоро в ней остаются только Рей и Лея, избегающие смотреть друг другу в глаза. — Миленькое дело, спасти человека, чтобы убить его, — подавленно говорит Лея. — Я поговорю с генералами. Может, я их ещё уговорю, а пока делай, как они сказали. Оставайся с Беном. Постарайся, чтобы он не подал им повода для… для… Лея не может закончить. Она бросает последний взгляд на сына и тоже выходит. Рей остаётся одна в компании дроидов. — Не желаете сесть? — спрашивает один. — Нет, — говорит она, слишком занятая размышлениями о том, как теперь разобраться с заваренной ею кашей. — Мои датчики говорят, что в данный момент вы вынашиваете маленькую человеческую особь и можете испытывать такие симптомы, как усталость, тошнота, вздутие и боль в пояснице… — Да всё хорошо, — нетерпеливо обрывает его Рей. — Но стул, пожалуй, не помешает. Если её решили сделать сторожем для Кайло, этим можно заниматься с удобством. Она отправляет сообщение Финну с просьбой проведать Тэма. Тот отвечает, что взял отгул, чтобы сходить с Ханной на рыбалку, и что Тэм может присоединиться. На вопрос, насколько серьёзны её неприятности, Рей отвечает одним словом. Невежливым. Как и говорил медицинский дроид, лечение завершается к полудню. К тому моменту исчезают последние признаки того, что Кайло был тяжело ранен, — на коже не остаётся ни следа. Генералы, конечно, приказали ей глаз не спускать с Кайло, но даже у врагов Республики в госпитале есть право на личное пространство, и Рей поджидает снаружи, пока Кайло обмывают и одевают. Проходит немало времени, и она начинает волноваться, что что-то пошло не так, но тут к ней обращается человек в мундире полковника. — Заключённого Бена Соло сразу забрали на допрос, — говорит он ей. — Генерал Праксис требует вашего присутствия. — Ну ещё бы, — напряженно говорит Рей и следует за полковником по лабиринту подземных коридоров, о существовании которых она не подозревала. Они соединяют госпиталь с секретными помещениями центра разведки. Прежде у Рей не было повода здесь бывать. Рей неприятны проходы, выложенные грубо отёсанными камнями; конденсат, как холодный пот, собирается в лужицы; в воздухе стоит запах плесени. Её провожают в простую комнату в конце набитого охраной коридора; здесь же стоит на страже тот самый боевой дроид, который прежде караулил бакта-палату. — Честно заработаешь сегодня свой лизунец, а? — приговаривает Рей, протискиваясь мимо его большого круглого брюха, и слышит в ответ низкое подвывание в знак согласия. Бронированные стальные двери со скрежетом открываются. В помещение, облицованное гладким камнем, Рей чуть ли не вталкивают, словно она тоже пленница. В комнате за столом сидит Кайло. Как только дверь за ней запирают, он поднимает взгляд. Удивительно, в этот раз он кажется ей самым обыкновенным. Высокий потолок и бьющий в глаза свет придают ему бледности, а одежда, которую ему подобрали, нелепо белая. Он замечает, что она его разглядывает, и опирает подбородок на ладонь. — Что скажешь? — спрашивает он. — Скажу, что вырядили волка ягнёнком. Ему это заключение, похоже, нравится. Он острым взглядом наблюдает за тем, как она занимает один из стульев напротив. Рей осматривается, пытаясь угадать, которая из стен фальшивая; за которой будет вестись запись всего, что они сделают и скажут. — Ты здесь, чтобы допрашивать меня? — вдруг спрашивает он. Она встречается с ним взглядом и заставляет подождать ответа чуть дольше необходимого. — Нет. Тебя бы это только позабавило. — Тогда, может, ответишь на мои вопросы? — Его левая рука беспокойно, почти конвульсивно движется; металлические кончики пальцев скользят по стальной поверхности стола. — Где мы? — Кальбот. Основная база Сопротивления. — Я правильно понимаю, это ты привезла меня сюда? — Я. Он сжимает кулаки и стискивает челюсти. Она готова к тому, что он выйдет из себя и ударит кулаком по столу. — Говорил тебе: мне назад пути нет. — Ему удаётся произнести это почти спокойным голосом. — Ну, теперь ты здесь… Мне пришлось. Ты был тяжело ранен. — Она хмурится, видя его пустой взгляд. — Помнишь? — Последнее, что помню, — как я отдал приказ об эвакуации, — задумчиво говорит он и окидывает взглядом комнату, словно ища наводки, которые бы помогли вспомнить. — Был удар… Ан-241 пилотирует как необученная обезьяна. — И больше ничего? — спрашивает она. — Помню, как приказал тебе убираться, однако твоя послушность оставляет желать лучшего. Рей приходится отвести взгляд, потому что его интонация в сочетании с тем, как он на неё смотрит, ясно дают понять, о чём он думает. Кровь согревается, стоит ей вспомнить, как он прижимал её к кровати и требовал полного подчинения — телом, сердцем и душой. Для него всё это было не далее, как вчера. — Я улетела. Но вернулась, — говорит она ему. — Только ты. — Он почти ухмыляется. — Да. Только я. Он смотрит ей в глаза, и выражение его лица немного смягчается. Он откидывается назад с пристыжённым видом, и его рука возобновляет странные движения. Он нервничает. Она это чувствует. Страх, который он при любых обстоятельствах старается сдержать, опасно близок к точке прорыва, и до неё доходит, насколько этот страх связан с этим местом. Не с самим Кальботом, а с Сопротивлением: страх пленения, страх встречи с людьми, перед которыми придётся ответить. Страх… Трудно удержаться и не войти в его разум через их узы, и Рей даёт себе команду закрыться. Мысли Кайло легко прочитываются и так, а узы вовсе превращают его в открытую книгу. Странно, его не пугает отсутствие тайн между ними; он смотрит на нее прямо, не тревожась о том, как легко она может погрузиться в него. — Я помню чёрную дыру, — добавляет он погодя. — Я так полагаю… прошло какое-то время? — Три месяца. — Всего? Рей пожимает плечами. Она совершенно уверена, что просидела с ним в капкане лет тридцать или больше, но об этом лучше не начинать. Когда она долго об этом думает, ей становится тревожно: пока она сидит здесь и заламывает руки, где-то там всё еще медленно падает в чёрную дыру другая Рей. — Достаточно, чтобы наши узы вернулись, — замечает он. Их взгляды встречаются, и она чувствует его тепло, его удовольствие от соединяющей их нити. Рей даже не может изобразить возмущение: ей впервые по-настоящему уютно в его присутствии. Мучительное желание вернуть разорванную связь удовлетворено — и узы оказались вдруг не тягостными и навязчивыми, как она боялась. Они дарят уют. Дают уверенность, что ты не одинок и тебя понимают. Она до сих пор до конца не уверена, что он ей хотя бы нравится, но некоторые вещи глубже, чем приязнь или неприязнь. — Жаль: приложила столько усилий, чтобы спасти меня, а привезла сюда, — медленно произносит он. — Ты хоть понимаешь, что люди за стеной выбирают подходящий день для моей казни? Рей кидает взгляд на стену, куда он указал, и сглатывает. — Может, попытаешься их переубедить? Дашь им основание помиловать тебя? Объясни им: ты не тот, что прежде, — ты готов помогать Сопротивлению… — Так ты решила, забрали одежду, отняли имя — и я уже не тот? — Он наклоняет голову и приподнимает губу в усмешке, словно говоря: думал, ты умней. — Я ничем Сопротивлению не обязан. — Я решила, ты гораздо большим обязан Тэму, — напоминает она ему. — Ему нужен отец. — О, я же не собираюсь умирать. Я просто не собираюсь унижаться перед лжецами и лицемерами. Однако лжёт здесь он. Она чувствует, как он боится, каким уязвимым чувствует себя лишь оттого, что у него забрали одежду. Оголённые руки нервируют его почти так же, как отсутствие левой ноги. Он медленно барабанит пальцами по столу и пристально смотрит ей в глаза, словно ожидая, что она скажет — или сделает — что-то важное. — В любую минуту начнётся допрос, — говорит она, наклонившись к нему. — Ради Тэма, веди себя прилично хотя бы. Рука перестаёт барабанить. — Ты хоть понимаешь, что я двенадцать лет вёл допросы у Сноука? О нет. Он принял это как личный вызов. — Веди себя прилично, — повторяет она, предчувствуя, что дверь вот-вот откроется и времени на увещевания больше нет. В комнату входит мужчина, которого она прежде никогда не видела: простой и невзрачный — типичный представитель тыловых служб Сопротивления. Вместе с ним вплывает наблюдательная капсула — шар с записывающим оборудованием. Аппарат будет отслеживать все параметры: сердечный ритм, потоотделение, зрачковую реакцию; Рей знает, что помимо этого капсула содержит дозу курика-радиации, субстанции, единственное применение которой — причинять боль и развязывать языки. Каким бы ни было её мнение об этом, она не в том положении, чтобы вмешиваться. Она здесь для того, чтобы помешать Кайло поднять руку и походя придушить человека, который усаживается с нею рядом. Судя по тому, как Кайло смотрит на него, он как раз обдумывает такую возможность. — Бен Соло, — начинает офицер — и делает свою первую ошибку. Рей видит, как сужаются глаза Кайло. — Сын и убийца Хана Соло. Племянник и убийца Люка Скайуокера. Убийца Лор Сан Текки, Ивис Улани, Люси Рейкер, Армина Тулла, Ковока Гну и Сеши Эн Валлис. — Если ты так говоришь, — ровным голосом замечает Кайло. Жаль, Рей не может сбежать. Ей известны его преступления. Наверняка это сокращённый список людей, в смерти которых он повинен, но от этого выслушивать его не легче. Офицер продолжает зачитывать документы из папки, делая на них пометки карандашом. — Вы были учеником Верховного лидера Сноука, но, что примечательно, так и не получили звания в рядах Первого ордена. Почему? Секунды тикают, а Кайло просто смотрит на Рей, мол, гляди, как прилично я себя веду. — Я был его правой рукой, — говорит он, вновь переводя взгляд на ведущего допрос человека. — Руками удобней двигать, когда они свободны. — Что же делает правая рука? — А что делает твоя? Берёт, даёт, поднимает… крушит. Сноук был дряхлым. Его власть защищали живые орудия. Меня растили для этого. Кайло опять смотрит на неё: ждёт одобрения. — И всё это время… — Какая скука, — перебивает Кайло. — Вам нужны координаты семи оставшихся баз Первого ордена или нет? Офицер смаргивает и, несмотря на простоватый вид, умело скрывает удивление. — С чего бы нам верить, что вы владеете этой информацией? Вы сами сказали, что действовали вне структуры Первого ордена. Сомневаюсь, что у вас был допуск… — Я знаю, потому что генерал Хакс знал. Знаю по той же причине, по которой мне известно, что тебя зовут Джона Берсон, что жена бросила тебя полгода назад, забрав обоих детей и даже кота. Рыжего. Его ты любил больше детей. Рей чувствует низкое скрежещущее урчание его Силы и выпускает свою. — Бен, — предостерегающе говорит она. Он бросает на неё взгляд. — Бен? — слегка удивлённо переспрашивает он. — Когда-то я убил Бена Соло. Я похоронил во тьме этого жалкого перепуганного ребёнка, вместе с остальными. Думаешь, это метафора? Так всё и было. Я пришёл с рыцарями в храм Люка Скайуокера; на моих глазах дети падали один за другим — и я среди них. Я нагнал и зарубил его… больше он бояться не будет. Больше не будет слабым. Что-то похожее на воспоминание разворачивается у Рей в голове: перепуганный мальчик скользит по грязи и вскидывает руку над головой — миг спустя трепещущий красный клинок рассекает его. Рей не сводит глаз с Кайло. Что бы то ни было, он не лжёт. Он правда верит в то, что видел. — Но… ведь Бен — это ты, — говорит Рей, не понимая, как он может верить, что убил самого себя. Офицер прочищает горло. — Так вы утверждаете, что вам известно местоположение последних семи… — Помолчи, — говорит Кайло и небрежным жестом посылает в сторону мужчины сгусток Силы, который заставляет его онеметь. Рей сверлит его взглядом. — Не надо. — Он меня разозлил, — говорит Кайло. — Сейчас он встанет и выйдет из комнаты. — Сейчас я встану и выйду из комнаты, — соглашается офицер. — Затем он пойдёт и повесит свою бестолковую тушу где-нибудь на дереве. — Бен! — рявкает Рей и хватает поднявшегося со стула мужчину за руку. — Вы такого не сделаете, вы проживёте долгую счастливую жизнь. — Пусть и без любимого кота, — добавляет Кайло. — Хватит! — Именно такого от него ждёт Праксис — как вообще могла Рей хоть на секунду увериться, что Кайло сможет сдержаться и не внушать людям ужас более трёх минут. Впрочем, ведущему допрос офицеру оставаться здесь теперь гораздо опасней, и Рей отпускает его руку. — Лучше идите. Мужчина оцепенело выходит из комнаты, забыв забрать папку. Кайло начинает подтягивать её к себе, но Рей пригвождает папку к столу ладонью. — Ты даже не стараешься, — гневно упрекает она. — Выкинешь ещё что-нибудь такое — и они точно казнят тебя. — Полагаю, смерть моя не будет совершенно бессмысленной, — говорит он и, коротко дёрнув кистью, притягивает в руку карандаш. — Слишком долго Первый орден сидел у меня в печёнках — будет справедливо, если их уничтожат. C этим справится только Сопротивление. Дай сюда папку. Недоверчиво хмурясь, она пододвигает к нему папку. Убористым неровным почерком он исписывает пустую сторону обложки. Координаты в неизвестных областях с указанием масштаба и численности; слово «ЗВЕЗДНЫЙ ЛИКВИДАТОР» подчеркнуто несколько раз. — Скажи им, пусть пошевелятся и уничтожат сперва этот. Уверен, его закончат в ближайшие несколько лет. — Это правда? — спрашивает она. Он смотрит на неё. — Когда я тебе лгал? Она разглядывает исписанную закорючками страницу. — Это может принести тебе свободу. — Принеси мне ногу — я сам найду путь к свободе. — Молчи. Ты же знаешь, тебя слышат. — Она оглядывается на наблюдательную капсулу, которая всё ещё маячит у стены. — Мне плевать. — Он поднимает подбородок и испытующе смотрит на неё. — Это тебе есть что скрывать. Рей. Безупречный джейдайский ангелочек, милый и светлый. Здесь все почти что влюблены в тебя. Знают ли они, какая ты на самом деле? — Он наклоняется ближе. — Знают ли они, чем мы с тобой занимались? Как ты сражалась на моей стороне? Как была почётнейшей гостьей на моём корабле? Сколько раз приходила ко мне в постель? — Искажать правду всё равно что лгать, — вспыхнув, укоряет она. — Всего-то раз. И этого раза хватило, мысленно добавляет она. Его насмешливая полуулыбка сменяется озадаченным видом. Он наклоняет голову и, сощурившись, вглядывается в неё, словно уловил что-то мельком, но что — не ясно. — Что ты там ещё скрываешь? К Рей возвращается самообладание. Сейчас не время и не место для этого разговора, а если по правде, она… волнуется. Она не уверена, как он это воспримет. А ещё какая-то малая, ничтожная часть её вообще не хочет ему говорить. Один общий ребёнок её изрядно вымотал; как пойдёт жизнь с двумя — вообще не ясно. — Потом, — коротко говорит она. Она чувствует, что сейчас войдут, и рада прерваться. Кайло тоже почувствовал. — Нашему Джоне захотелось ещё? Что ж с ним на этот раз устроить? Пусть присягнёт мне — или просто вытянуть у него код от двери? — Неужели, — бормочет она, потому что вдруг понимает, что это не Джона. Дверь со скрежетом отворяется, и Кайло окидывает скучающим взглядом вошедшую женщину в голубом платье. — На грязную работу теперь старушек посылают? — ухмыляется он. Лея садится рядом с Рей. — Здравствуй, Бен. Он не сразу узнаёт её. Да и с чего бы? Он не видел её тридцать лет, и в памяти его — детские воспоминания. Он забыл её лицо, но голос и то, как мать произносит имя сына, забыть невозможно. Она наблюдает, как до него постепенно доходит и глумливый вид сменяется потрясённым. Он не подаёт виду, но Рей чувствует, как его накрывает волнение. В груди спазм. Всё сводится к этой женщине. Весь страх, пронизывающий его мысли, восходит к сиянию, окутывающему смутный, полузабытый образ матери. Из-за неё он не мог вернуться. Не потому что боялся суда и наказания, а потому что единственный человек, перед которым ему держать ответ, сидит сейчас напротив, задумчиво на него глядя. Он раскрывает рот, но не сразу находит слова. — Ужасно выглядишь, — наконец без выражения говорит он. — Мы точно не сто лет проторчали у чёрной дыры? Рей знает: он как крыса, загнанная в угол, — щёлкает пастью от отчаяния. Но Лея не заслуживает такого обращения. Рей отворачивается и тщательно отгораживается от него, не желая в этом участвовать и прикрывать его. И пусть знает, что злой язык ему не поможет. Он связался с королевой колкостей. Как и следовало ожидать, Лея и бровью не ведёт. — Время берёт своё. Тебя не было тридцать лет, Бен. Ещё тридцать — и посмотрим, много ли останется от тебя, учитывая темп, который ты взял. Натужно всхохотнув — Рей такого смеха у него никогда не слышала; да и вообще не слышала, чтобы он смеялся, — Кайло отводит глаза и ощупывает комнату взглядом, словно ища способ сбежать. Рука снова барабанит. Замкнуло у него там, что ли? — Кто это придумал? — вдруг спрашивает он, не смея встретиться с матерью взглядом. — Я, — говорит Лея. — Я была б ехидной, если бы не навестила заехавшего сына. — О, — нервно выдавливает он. — Теперь-то ты навещаешь. Он произносит эти слова с какой-то ужасной, глубокой горечью. Рей доводилось видеть его гнев в различных проявлениях, но это что-то новое и опасное. Когда Лея поворачивается к ней со словами: «Ты можешь идти», — Рей едва удерживается, чтобы не поинтересоваться, не надоело ли той жить. — Никуда она не пойдёт, — говорит Кайло, кивая на Рей. — Ты слишком долго использовал её как подпорку. Пусть идёт, — говорит Лея. — Нам с тобой надо поговорить. Повисает жуткое молчание; Рей поднимается. — Сядь! — ощеривается Кайло. — Нет, она права, — говорит Рей, спокойно встречая его яростный взгляд. — Я тебе не нужна. Он уже почти готов возразить, но ему же придётся признать, что нужна, — а это так жалко и убого. Он никогда в этом не признается в присутствии Леи. Рей забирает папку и направляется к двери; он не говорит ни слова, хотя она почти физически ощущает, как он барабанит кулаками в её мысленные стены. Она не отвечает. Даже не оглядывается через плечо, когда выходит в коридор; дверь за ней с грохотом захлопывается, и Рей оказывается нос к носу с генералом Праксис. — Отдайте, — говорит генерал, бесцеремонно выхватывает документы из рук Рей и, быстро пройдя по коридору, скрывается за соседней дверью. Рей неспешно идёт за ней: вряд ли её будут останавливать. Она заходит в комнату, примыкающую к камере для допросов. Народу там гораздо больше, чем она ожидала. Большинство из них — генералы и прочие высокопоставленные офицеры — о чём-то спорят над той самой папкой, которую отдала Рей. — Но «Звёздный ликвидатор» — всего лишь слух, я в этом уверен. — Это может быть уловка. — Ну, уловку эту легко проверить — достаточно послать туда на разведку… Ей эта кошачья грызня из-за рыбьей головы не интересна, и Рей всё своё внимание обращает к панели в стене. По сути это окно в соседнюю камеру, покрытое зернистой плёнкой; люди по ту сторону видят только стену. Рей подходит, не в силах сдержать любопытство. Как странно наблюдать за Кайло и Леей, когда они её не видят. Рей словно шпионит за ними, пусть даже ей не слышно ни слова. Язык тел рассказывает всё, что ей интересно узнать. Лея сидит с прямой спиной, сложив руки на коленях, и не сводит глаз с Кайло. Он, напротив, избегает встречаться с ней взглядом; говорит, но не смотрит. Его руки совершают резкие, выразительные движения, он то и дело пятернёй убирает волосы назад. Она никогда не видела у него такого жеста. Никогда не видела, чтобы он чувствовал себя настолько неуютно в собственной шкуре. Он будто на глазах превращается в подростка. Лея что-то говорит ему, указывая на себя. Кайло беззвучно бьёт кулаком по столу и наклоняется к ней с белым от гнева лицом. Где ты была? Где ты была, когда я ждал? Рей не уверена, что он говорит Лее именно эти слова, но слышит сердцем: именно об этом он спрашивает. Лишь немногие настороженно смотрят в это окно, не сводя бдительных глаз с любимого генерала. Остальные продолжают препираться, никак не сходясь во мнении насчет благонадёжности источника информации. Лея качает головой; она не из тех, кто уклоняется от схватки. Не важно, что Кайло в два раза крупней и несдержанней её; это не страшно. Она лишь взмахивает ресницами в ответ на его выпады, даже когда он повышает голос настолько, что даже через звукоизолированные стены слышно: Не смей про меня так говорить! Ты умыла руки, отослав меня! Непрошеное воспоминание всплывает у Рей в голове: детство, так не похожее на её. Вокруг так много людей, и ни у кого нет времени и терпения им заниматься. Мать: с её утренним ритуалом, за которым он наблюдает из-под кровати; она подкалывает волосы и касается духами запястий; затем уходит с помощницей на целый день. Отец: смотрит всё время мимо, поверх его головы; такой обаятельный и остроумный; когда он наконец опускает взгляд на замкнутого, серьёзного сына, оказывается, что между ними пропасть; ни тот, ни другой не знает, как её преодолеть; потом уходит и он; отсутствует зачастую так долго, что мальчик забывает по нему скучать. И Голос. Мягкое, нежное касание холодных рук, гладящих по волосам. Шёпот, полный обещания любить. Недостаточно умён, чтобы заинтересовать мать. Недостаточно храбр, чтобы заинтересовать отца. Но я вижу, какой ты. Вижу смекалку. Вижу потенциал. Ты необыкновенный, а они не понимают. В тебе дедова кровь… ты станешь великим, как он. Голос приятно слушать. Он наполняет эйфорией. Но порой Голос требует слишком многого, требует страшного, а когда хочется отказаться, его тело терзает такая боль, что бесконечный поток сменяющих друг друга нянюшек бегут докладывать матери о болезни сына. С его разумом творится что-то не то. Мальчик слышит голоса и разговаривает с кем-то невидимым; другие дети, заискивавшие перед отпрыском известного семейства, теперь и близко к нему не подходят. В довершенье он душит кублета, подаренного отцом, — тот заглаживал вину за частое отсутствие — и пытается спрятать трупик среди приготовленного к стирке белья. Нянюшка визжит, вопит и обзывает монстром, а он лишь пытался прекратить беспрестанный лай, ведь Голос не отставал, пока он не заставил зверька замолчать. Рей поспешно отталкивает эти обрывки воспоминаний. Они не то, чем Кайло стал бы делиться. Обычно они спрятаны так глубоко, что он мог сам про них позабыть. Однако встреча с матерью вытянула образы из глубин памяти — вместе с болью и гневом, с которыми они переплелись. Учёба у Люка оказалась не спасением, а предательством. Из жизни, полной свободы, он отправился в изгнание — царство дисциплины; дядя не проявлял к нему теплых чувств — не более, чем к другим новоприбывшим на обучение. Бен был проблемой, которую надо уладить, а не ребёнком, которого надо любить. И никакие наказания не могли его исправить, ведь ничто бы не сравнилось с болью, которую умел причинять Голос. И никакие похвалы не вдохновляли его, ведь одобрение Голоса дарило единственно желанную эйфорию. Любовь Сноука неизменна. Она — тёплое, плотное одеяло тьмы; а свет опаляет, обжигает его. В глазах Сноука он безупречен; для Бена Сноук как отец, которого он ждал и не мог дождаться. Сноук как объятия любящей матери, которых он не знал. Он смутно догадывается: чем дальше впустит Сноука, тем меньше останется места для него самого, но Бен всё равно никогда себя особо не любил. Рей смахивает со щеки слезу. Его невозможно прогнать из головы. Слишком бурные у него эмоции. Бен умер, его больше нет, считает Кайло; об этом он заявляет и Лее. Ты мне не мать. Этого не избежать; Рей знает, это случится; лицо Леи наполнится болью и она скажет слова, которые слишком долго ждали момента. А Хан? Он был тебе не отец? Реакция следует мгновенно. Кайло бьёт руками по столу с такой силой, что стол подпрыгивает. — Хан Соло был проходимец! Вор и лжец! Он кричит так яростно и громко, что слышно через стекло; многие оборачиваются. Но Рей слышит и невысказанное: он представлял опасность; с ним я был слабей; отец мог быть только один; пришлось выбирать… Никто не понимает всю глубину той ошибки, всю неправильность сделанного выбора лучше, чем Кайло. Нет ничего, что пугало бы его больше, чем горе в глазах матери, и осознание, что причина тому — он сам. Ему хочется съёжиться и затаиться, но скрыться негде — и он расходится ещё больше, ещё злее. — Не лучше ли вам туда пойти? — спрашивает один из командиров над ухом у Рей. — Он её не тронет, — уверенно отвечает она. Рей и в самом деле в это верит, но тут она читает по губам Леи: Трус. И что-то рвётся у Кайло внутри. Рей чувствует — практически слышит, — как рассыпаются последние драгоценные крупицы его самообладания. По наблюдательному помещению прокатывается силовая волна такой мощи, что все разом пошатываются, как от толчка. Стол в соседней комнате с оглушающим треском ударяет в стену, а лежавший на нём безобидный карандаш выстреливает пулей, пробивает стекло и втыкается в потолок у Рей над головой. У Рей замирает сердце: Лею откинуло назад, и она падает. — О нет, — выдыхает она и выбегает в коридор. Она подныривает под невозмутимого боевого дроида и, уткнувшись в дверь камеры для допросов, начинает молотить в неё: — Откройте! Немедленно откройте! Дверь открывается мучительно медленно; когда ей наконец удаётся протиснуться внутрь, Рей замирает. Лея сидит на полу; на локте у неё ободрана кожа, но она этого не замечает. Кайло — у её ног; протягивает руки, но не смеет коснуться. Рей слышит только его шёпот: — Прости… Прости, прости… — Бен… — Лея перебирается ближе, чтобы взять его за руку. — Бен, я в порядке. Позади Рей собирается толпа, у многих наготове оружие. Она раскидывает руки, чтобы закрыть проход и не пускать их. Рука Леи нежно касается его головы; по телу Кайло проходит дрожь, и он сильнее вжимает лицо в пол. — Это уже в прошлом, — говорит Лея. — Ничто из совершенного тобой не заставило меня разлюбить тебя. Мой Бен не умер… Я берегла его все эти годы, надеясь, что ты вернешься домой. Его плечи трясутся. Весь жар вышел, его разум спокоен. Рей пятится вон из комнаты, увлекая за собой остальных. — Всё хорошо, всё в порядке, — тихо говорит она им, когда двери вновь закрываются. Здесь нелегко найти уединение, но Лея и Кайло заслуживают его как никто другой. Офицеры и сотрудники базы медленно расходятся, возвращаясь мыслями к более насущным делам. Папка всё ещё в руках Праксис. Она отворачивается от Рей и, быстро переговариваясь с Баннером, уходит прочь. — Продержим ещё пару дней и посмотрим, что получится из него вытянуть, — говорит она. — Но надо найти способ от него избавиться. Никто не должен знать, что он был здесь. Она то ли не замечает, то ли ей всё равно, что Рей её слышит. Рей замедляет шаг и останавливается в опустевшем коридоре. Оглядывается на стальную дверь. Похоже, что бы ни сказал он и что бы ни сделал, его казнь — дело решённое. Даже если б преподнёс им Первый орден на блюдечке — его не спасти. Это несправедливо. Это неправильно. И Рей этого не допустит.