Алая волна

* * * Метка проявилась в начале октября – в ту слякотную пору, когда дни становятся короче, а дожди все идут и идут, и опавшие листья под ногами превращаются в прелое скользкое месиво. Егор проснулся от ощущения покалывания в правом запястье, недовольно что-то пробормотал спросонья, решив, что рука затекла. Хотел было растереть, но, с трудом разлепив глаза, увидел темно-алую волну, с каждым мгновением все ярче разгорающуюся на коже. Он знал об этом, и давно – и про то, что теперь метка может появиться в любой момент, и про то, что именно это означает. На уроках про родство душ Классная Роза скучным голосом объясняла, что метки проявляются в переходном возрасте, примерно с двенадцати до семнадцати лет, и что их появление – совершенно нормально и удивляться здесь нечему. Метки могли оказаться абсолютно любого цвета и формы – Егору доводилось видеть и бирюзовые, причудливо переплетенные узоры, и расплывчатое серебристое пятно, похожее на кляксу странного оттенка чернил, и золотистый лист, чем-то отдаленно напоминающий кленовый. Сами по себе эти метки, даже одинаковые, ничего не значили. Чтобы родство душ себя проявило по-настоящему, его нужно было, как это называлось, принять. Уроки были скучными, долгими, но, к сожалению, обязательными. Правда, шли они всего месяц, по одному занятию в неделю, но Классная Роза постаралась, чтобы ее слова ученики запомнили. Ей это удалось, поскольку, несмотря на то, что эти занятия проходили три года назад, Егор помнил каждое слово, хотя никогда не считал все эти глупости интересными. Тон Классной Розы звучал сухо и официально, словно речь шла о каких-то весьма нудных обязанностях, а когда она сообщала, что до определенного возраста принимать родство душ крайне нежелательно – еще и раздраженно. - Это очень серьезный и ответственный шаг, поскольку разорвать эту связь уже не получится, - она сурово оглядела класс. – Поэтому до определенного возраста принимать родство душ, даже если метка уже проступила и вы знаете, кто ваш партнер, не следует. Дождитесь хотя бы совершеннолетия. Это Егор и так знал – что несовершеннолетним принимать родство душ не рекомендуется и разрешается только с согласия родителей. То же самое касалось и ситуаций, если одинаковые метки получали близкие родственники или люди одного пола. Помимо этого, им рассказывали, что не стоит зацикливаться на метках и на родстве душ как таковом, и приводили примеры того, что очень многие – даже большинство людей – за всю жизнь так и не встретили своего определенного партнера, но при этом создавали чудесные семьи и прекрасно ладили друг с другом. Егор ко всему этому относился довольно скептически, и в кои-то веки был вынужден согласиться, ведь у его родителей метки тоже были разные, а сколько они уже вместе прожили. Не то что бы самого Егора подобное интересовало. Ему было, как выражались обитатели «таверны», до лампочки. Все равно он ни с кем не собирался ничего принимать и не ждал, когда проступит метка. Это девчонки в классе вздыхали и шептались, а иногда с хихиканьем сообщали друг другу, на каких именно местах у них «оно проявилось». - Интересно, где она у Розы, - хмыкнул как-то раз на занятии Юрка. - На заднице, - огрызнулся Егор, который был тогда не в настроении, и Юрка прыснул так, что схлопотал замечание. Егор поднес руку ближе к глазам, наблюдая за тем, как метка разгорается, набирает яркость и окончательно охватывает запястье алой волной. А потом выругался. Заковыристо и с чувством. Потому что предельно четко знал, у кого уже видел точно такую же метку. * * * Рукав темно-синей куртки школьной формы надежно скрывал волну, но Егор весь первый урок мысленно прикидывал, как и чем ее получше спрятать. На будущее. А то рукав ненадежен – мало ли, задерется, когда не следует, порвется… На физкультуре так вообще придется переодеваться. А показывать то, что судьба над ним совершенно не смешно пошутила, определив в родственные души Редактора, Егор не собирался никому. К слову о Редакторе… Егор скосил глаза, украдкой поглядывая в сторону Веньки Ямщикова, который сидел за своей партой и внимательно слушал учителя. Надо будет поговорить с ним. Наедине. А то мало ли, узнает или увидит, потом хлопот не оберешься. - Редактор, можно тебя на пару слов? – обратился к нему Егор после занятий. Тот нахмурился, явно приготовившись к обороне – приятелями они не были никогда, и испытывали друг к другу скорее взаимное равнодушие, окрашенное легкой неприязнью. - Чего тебе от меня нужно? Усилием воли Егор подавил растущее внутри раздражение и заставил себя продолжить разговор. - Я – по серьезному делу. Кажется, Редактор ему поверил. Поморщился, но пошел за ним в мужской туалет после урока. Окно оказалось запотевшим, в воздухе висел привычный запах сигаретного дыма. Несколько бычков валялось в пыльном углу у батареи. Егор скривился при виде грязного подоконника – хотел сесть на него, но тут сядешь. - Так чего тебе от меня нужно? – разбил Редактор неловкую тишину – Егор никак не мог решить, с чего начать. Редактор переступил с ноги на ногу, хмурясь – явно торопился. – А то мне к Ванюшке надо, мы домой вместе идем. - В общем, тут такое дело, - Егор как-то странно усмехнулся и посмотрел ему в глаза. – Ты у нас натура тонкая, творческая, - издеваться над Редактором не входило в планы Егора, его просто понесло. – Поэтому, чтобы уберечь тебя от будущего разочарования, говорю сразу – свою единственную и неповторимую родственную душу можешь не ждать. Судя по тому, как вытянулось лицо Редактора, подобного поворота беседы он ну никак не ожидал. - Это ты вообще к чему? – подозрительно поинтересовался он. - К тому, - буркнул Егор. – Вот, - он задрал правый рукав, открывая запястье, и вытянул руку вперед, чтобы Веньке было видно. – Сегодня появилось, - добавил он. Редактор машинально вытянул свою руку рядом с рукой Егора. Да, на его худом запястье красовалась точно такая же темно-алая волна. На мгновение, пока их руки находились рядом, Егору вдруг почудилось, что метки стали единым целым, каким-то образом слились в одну, и эта волна поднимается, накатывает – будто настоящая. Он торопливо отдернул руку, закрывая метку рукавом, и наваждение прошло. - В общем, вот так, - заключил он и, не дожидаясь реакции от Веньки, развернулся и вышел – а тот так и остался стоять с вытянутой рукой и нечитаемым выражением на лице. * * * Егор мысленно приказал себе забить на Редактора и на метки – все равно это глупость несусветная, и кому оно надо. И, тем не менее, ловил себя иногда на том, что в классе нет-нет да и поглядывает на него. Самое фиговое, по его мнению, было то, что время от времени и он ловил на себе Венькины взгляды – задумчивые и недоуменные. Словно Редактор до конца не поверил в реальность Егоровой метки, теперь надежно скрытой под широким кожаным браслетом. Браслет еще давно привез отец из Индии, но раньше Егор его не носил. Теперь же он его не снимал, надев на правое запястье, хотя физрукша уже успела на него наорать, что «совсем распустился» и чтобы не смел появляться на уроках со своими «иностранными побрякушками». Егор все равно появлялся, упрямо отказываясь снять браслет. Когда он надел его впервые, Редактор сразу обратил внимание – как-то странно посмотрел, то ли с сожалением, то ли с сочувствием – фиг разберет. Егор сделал вид, что не заметил этого взгляда. На уроках-то Егор прятал браслет под рукавом куртки, поэтому Классная Роза молчала. А вот на физре с этим было сложнее. И ладно бы речь шла только о взглядах Редактора. Так ведь судьба будто специально насмехалась над Егором, то и дело сталкивая его с Венькой и вне школы тоже. Их пути загадочным образом пересекались то в магазинах – хотя, казалось бы, живут они в разных частях города – то на автобусных остановках, то просто на улице. Егор предпочитал делать вид, что это его не касается. Редактор при встрече сдержанно кивал ему, и оба расходились по своим делам. О волне или о чем-либо другом Редактор разговора не заводил. Егор как-то не решил для себя, задевает его подобное равнодушие или нет. В конце концов, много чего произошло в последнее время, что отвлекало мысли от Редактора. Знакомство с двоюродным братом, осознание того, что отец – на самом деле не отец, поездка в Среднекамск… Тем не менее, Егор всерьез начал задумываться о том, почему это происходит – почему он постоянно натыкается на Редактора – ведь никогда раньше, до появления метки, он не встречался с ним настолько часто. И вот теперь то же самое – мало того, что Ямщиковы сидели перед ним в автобусе, так и сейчас черт принес Редактора именно сюда, к особняку, где скрывался Егор. Впрочем, у Редактора хватало своих забот с Копчиком и его подпевалами. Егор давно знал, что они постоянно цепляются к Редактору, но раньше ему не было до этого ровным счетом никакого дела. Да и сейчас не хотелось высовываться, и он с какой-то ленивой брезгливостью и сожалением наблюдал за происходящим. Но, когда Копчик – эта истеричная скотина! – начал копировать интонации Бобы Шкипа, разум Егора словно накрыла пелена ярости. Стиснув кулаки, не думая, что делает, Егор шагнул из своего укрытия на улицу. Копчик не видел его – стоял спиной, как и остальные двое. А вот Редактор заметил сразу – глаза расширились, сначала в отчаянии и какой-то детской обиде, а потом в изумлении, когда Егор молниеносно перехватил руку Копчика, которую тот занес, чтобы ударить Веньку. - Стоп. Копчик обернулся, готовясь ударить его – его, Кошака! – но Егор ловко ушел от удара, отскочив, и занял удобную для обороны стойку. Чиж и Хнык тупо моргали, не до конца понимая, что происходит. Копчик, разглядев, на кого поднял руку, приподнял брови. - Кошак? Ты здесь откуда? - Откуда надо, - мрачно ответил Егор и перевел взгляд на Чижа и Хныка. – Погуляйте, ребята. - Эй, минуточку, - взвился Копчик, почти забыв про Редактора. – Ты че? - А то, - Егор посмотрел ему в глаза. – Не трогай его, - он кивнул в сторону Веньки, который с недоверием наблюдал за происходящим. - Это еще почему? - Потому что, - хотелось добавить «потому что я так хочу», но тогда Копчик бы взорвался, и неизвестно, чем бы все кончилось. Поэтому Егор замолчал, просто глядя Копчику в глаза. Несколько напряженных мгновений он думал, что Копчик бросится на него и придется драться. Но тот вдруг нехорошо улыбнулся и отступил и от него, и от Редактора. - Ну-ну, - бросил он зло, сплевывая на землю рядом с ботинком Егора. – Я тебе это припомню, Кошачок. На своих руку поднял, вот так вот, да? – он неожиданно повернулся к Веньке и толкнул его так, что тот врезался в ствол березы и упал, а потом зашагал прочь вместе с Чижом и Хныком. Егор подошел к Редактору, протянул руку, помогая подняться. - Зачем? – руку Венька взял, но его взгляд при этом по-прежнему оставался наполнен недоверием, а в голосе слышался вызов. Егор покачал головой. - Понятия не имею. Я здесь просто мимо проходил и хотел выйти на Копчика внезапно, напугать. А тут тебя принесло. Венька явно удивился такому объяснению, но продолжил недоверчиво молчать. - Да послушай ты, - раздосадовано продолжил Егор, сам не зная, зачем убеждает в этом Редактора. В то, что он пошел против Копчика – против своего же, из «таверны» - ради спасения Редактора не верилось самому. В «таверне» рады не будут. Нужно сходить туда, поговорить с Курбаши, объяснить ситуацию… хотя что тут объяснять? Егор незаметно взглянул на правое запястье, где под рукавом куртки скрывал волну браслет. – Я тебе все рассказал, - повторил он, переводя взгляд на Веньку. - Я не понимаю, - вдруг сказал тот, выглядя растерянным. – Какое тебе вообще до меня дело. Еще и убеждаешь, что просто так. - Ну, примерно так и есть, - пожал плечами Егор. - Как-то не верится. - Да плевать мне, веришь ты или нет! – вдруг вспылил Егор. – Думай, что хочешь! – он развернулся и быстрым шагом направился прочь, притворившись, что не услышал еле слышно сказанное «спасибо». * * * В «таверну» Егор пошел не сразу. Сначала покрутился вокруг, гуляя по улицам, пытаясь остыть и собраться с мыслями. Мысли норовили свернуть на Редактора. Это бесило Егора. И зачем только сунулся… Теперь ничего не исправить. Копчик, скорее всего, уже сообщил всем в «таверне». Даже интересно, как отреагируют на его появление. Идти не хотелось, но нужно было закончить это дело. Скажи ему еще вчера кто-нибудь, что он пойдет против «таверны» из-за Редактора, Егор бы поднял такого недоумка на смех. Сейчас почему-то смешно не было. Скорее как-то тоскливо и уныло от необходимости идти в «таверну» и ввязываться в заранее неприятный разговор. «Зачем меня вообще понесло из развалин», - подумал Егор, медленно приближаясь к Больничному саду. – «Стоял бы себе и смотрел, кому какое дело». «Нет», - перебил он сам себя. – «Не мог я стоять и смотреть. Не мог. Но…» «Почему?» Егор опустил взгляд на правое запястье. Неужели из-за этого? Неужели это имеет значение, хотя бы ничтожное, и каким-то непостижимым образом заставляет его менять свое поведение? Или он, Кошак, внезапно размяк, только от того, что у него появился высокоморальный брат, да еще из органов? Бред какой-то получается, как ни крути. Егор остановился возле входа в «таверну» и постучал условным стуком. Ему открыли сразу. Когда он входил, то почувствовал себя так, словно ныряет с большой высоты и не знает, есть под водой скалы, о которые он может разбиться, или пронесет. * * * Копчика внутри не было. Был Курбаши с несколькими старшими и Валет с каким-то «мышонком». Но, судя по тому, какие взгляды устремились на Егора, когда он вошел, Копчик здесь успел побывать и поистерить вволю. - Ай, Кошачок, ай, дорогой, - Курбаши покачал головой, глядя на него со странным выражением. – Как же это так, а? Неужели пошел против своих? Или Копчик все же напутал? С нарастающим изумлением Егор понял, что Курбаши предпочел бы последнее – что Копчик и правда напутал и приврал. Но… но. Лицо Редактора – по-детски беззащитное – всплыло перед глазами, и Егор ощутил, как внутри прибавляется решимости. Кто такой, в конце концов, этот Копчик, чтобы ломать таких, как Редактор? Жирно будет. Егор остановился, инстинктивно ощущая, что не нужно идти дальше – лучше держаться рядом с выходом. Валет выключил кассетник, который до этого слушал, и уставился на Егора с ленивым любопытством – похоже, решил посмотреть, чем все закончится. - Вижу, Копчик уже успел настучать, - сказал Егор небрежно, стряхивая пылинку с рукава. - Кошачок, - ласково произнес Курбаши. – Ты лучше объясни, что происходит, чтобы тебе не настучали. По голове и по другим местам. Егор разозлился. Мало того, что эта чертова метка и постоянные мысли о Редакторе, так теперь и здесь сплошные проблемы. Причем Редактор как раз ни в чем не виноват и даже наоборот. Егор сердито тряхнул головой и процедил сквозь зубы: - Мне объяснять нечего. Передай Копчику, чтобы отвял от Редактора. - Это с чего я должен ему передавать? – недобро сверкнул глазами Курбаши. - С того, - Егор взглянул на него исподлобья. – Пусть оставит Редактора в покое. Неужели он правда это делает? Стоит сейчас в «таверне» и в открытую идет против тех, кого считал друзьями? Ради Редактора? А ведь делает, вдруг с удивлением понял Егор. Делает. И даже не сомневается при этом. - Кошак, зарвался ты, джигит. Тон Курбаши заставил что-то неприятно сжаться внутри Егора, но внешне он оставался спокоен. - Я немногого прошу, Курбаши-джан, - сказал он. – Ты меня долго знаешь. Просто Копчик не должен трогать Редактора. Все. - Ты хоть понимаешь, что делаешь? – спросил Курбаши. Валетовский «мышонок» с ужасом взирал на эту сцену. Остальные хранили тяжелое молчание. – И ради чего и кого? - Понимаю, - ну вот, пути назад нет. Дурак ты, Кошак. Ой, дурак… - Что ж, тогда прощайте, - Егор повернулся и вышел из «таверны». Последнее, что он заметил – неожиданный насмешливо-понимающий взгляд Валета, в темно-серых глазах которого вспыхнула догадка, когда он покосился на его браслет. * * * - Петров, - Егор оглянулся, остановившись в коридоре. Редактор проталкивался к нему сквозь толпу школьников. - Чего тебе? – хмуро и неприветливо отозвался он. Настроение было паршивым и выправляться не собиралось. С «таверной» было покончено, а что делать дальше, Егор пока не решил. Да еще и Копчик грозился отыграться, Валет вечером заходил предупредить, чтобы Кошак был осторожнее. Егор вспомнил иронично-понимающий взгляд Валета и рассердился еще больше – только сам не знал, на кого. А насчет Копчика, фиг его разберет, на самом деле – может забить, а может и всерьез подкараулить, как Редактора. Вот же, ввязался на свою голову. - Я хотел тебя поблагодарить. За вчерашнее, - Венька выглядел как-то особенно беззащитно сегодня, с этой его тонкой шеей и волосами-сосульками. Почему-то данный факт начинал бесить Егора. - Не надо меня благодарить, - огрызнулся он. – Сам не знаю, зачем полез тебя защищать. - У тебя неприятности с… ну, твоими этими? - Можно сказать и так. Только не думай, что все – из-за тебя и ради тебя, - Егор резко вскинул голову. – Я как был гадом и эгоистом, так и остаюсь. Понял? - Понял, - хмыкнул Венька, но в его глазах Егор увидел то, что его выбесило еще больше – проблеск тепла и надежды. Совсем как тогда в электричке с Михаилом. - Два сапога пара, - зло процедил Егор сквозь зубы и, не обращая внимания на недоуменное лицо Редактора и его вопрос, о ком это он, зашагал прочь. С того дня Егор все больше начал думать о том, не заставляет ли его метка каким-то образом поступать вот так вот? Заступаться за Редактора, покончить с миром «таверны»? Неужели с тех пор, как она проявилась, она взяла над ним, Кошаком, верх, и вертит им, как ей вздумается? Подобные мысли казались глупыми, но отвязаться от них никак не получалось. Егору чудилось, что метка, возможно, и правда имеет на него какое-то почти магическое воздействие. И ведь и не поговоришь ни с кем – или на смех поднимут уже от самого факта, что он – родственная душа Редактора, или не захотят говорить о родстве душ. Егор на примере Классной Розы и ее занятий помнил, как неохотно и недовольно взрослые заводят разговор на эту тему. С родителями тем более ничего не получится. Мать не поймет, а отец… Говорить с этим человеком Егору точно не хотелось. Можно было позвонить Михаилу, но что-то в Егоре было против этого. Зачем ему лишние хлопоты, и так своих хватает на дежурстве. Да и вообще, как полезет еще копаться в самую душу, так разговор не склеится. Поэтому Егор, руководствуясь скорее каким-то шестым чувством, нежели логикой, решил поговорить об этом с Редактором. * * * Егор остановился перед деревянным домом, глядя на табличку, сообщающую, что он пришел по адресу – на улицу Гоголя. Он помялся перед дверью Ямщиковых, а потом нажал на звонок. Открыл ему Венька. Удивленно поднял брови, но внутрь пустил. - Поговорить мне с тобой надо, - сказал Егор в прихожей. – Серьезно. - Веник, ну ты готов? – из комнаты показалась лохматая голова младшего Ямщикова. Увидев Егора, Ванька нахмурился и как-то подобрался. – Кошак, а ты чего тут забыл? – неприветливо буркнул он. - Вань, погоди, - Венька нетерпеливо махнул рукой и повернулся к Егору. – Мы на горку собираемся, в парк, - сказал он. – Может, давай с нами – там и поговорим? Снег в этом году выпал рано, и в одном из городских парков уже залили каток и соорудили несколько горок - пологие склоны, удобные для катания на санках. Там и резвился Ваня, а Егор с Венькой стояли сверху, чуть поодаль от детворы. Над ними раскинулась засыпанная снегом высокая рябина. Потемневшие ягоды, присыпанные белым, выглядели непривычно яркими. Венька приглядывал за братом, а Егор молча разглядывал раскрасневшихся, улыбающихся ребят. Щеки у Веньки тоже слегка зарумянились от мороза, он поднял воротник старенькой курточки повыше и натянул вязаную шапку на уши. - Так о чем ты хотел поговорить? – голос был спокойным, даже без ноток былой неприязни. - Хотел узнать твое мнение. - Насчет чего? - Насчет метки. Оба одновременно опустили взгляд на запястье Веньки – полоска голой кожи, пересеченная алой волной, виднелась между задравшимся рукавом куртки и резинкой варежки. - Она у меня с двенадцати лет, - неожиданно признался Венька. – А что? - Да ничего, - Егор отвернулся, закусив губу. – Просто мне начинает казаться, что метка как-то влияет на меня. Хочется посоветоваться насчет этого. - Влияет? - Вень, давай со мной! – Ванька поднимался на горку в очередной раз, волоча за собой санки. – Ты обещал! - Ванюшка, позже. Дай договорить. Ванька насупился, но послушался. - Влияет, - подтвердил Егор, дождавшись, когда Ванька убежит к каким-то своим знакомым второклассникам. – Просто… до того, как она появилась, мне бы в голову не пришло делать некоторые вещи. - Такие, как заступаться за меня? – понимающе усмехнулся Венька. - В том числе. Не только за тебя, - вдруг вспомнил Егор электричку и Фатера. – За брата тоже. - За брата? – Венька почему-то оглянулся, ища Ваньку взглядом. - Угу. Да вон он, там, у елки, со своими, не потеряется. У меня появился двоюродный брат, - сухо пояснил Егор. – Который рассказал, что отец мне на самом деле не отец, а отчим. А настоящего отца давным-давно убили бандиты. Но, не суть важно. Важно то, что… - Я понял, - вдруг кивнул Венька и неожиданно улыбнулся – искренне, открыто. – Кошак, а ты не думал, что просто изменился сам по себе? Может, ты понял, что прежняя жизнь как-то не очень, и сам решил ее изменить? Сильно сомневаюсь, что метка тебя подчинила или там чего. У меня ведь она давно, а я же не стал эгоистичным придурком. - Чего? – Егор задохнулся от возмущения, но сердиться на улыбающегося Редактора всерьез почему-то не получалось. - А того. Можно было бы предположить, что метки, среди прочего, заставляют нас перенять некоторые черты характера друг друга, но исходя из того, что я, вроде, не изменился, не думаю, что это так. К тому же у мамы с папой одинаковые метки, но они сами разные, и им нормально… ну, понимаешь, что я хочу сказать? А ведь Редактор прав. Потому что тогда, с Михаилом, он помог ему не из-за метки, а потому что… хотел этого сам? Потому что он – его какой-никакой, а брат? Да и в этот раз тоже – если подумать, то Егору хотелось вмазать Копчику за интонации Бобы Шкипа больше, чем за что бы то ни было другое. И Редактор со своей меткой здесь совершенно не причем. - Ч-черт, - выдохнул Егор, на мгновение закрыв лицо ладонями в перчатках. – Наверно, ты прав, Редактор. Венька отмахнулся. - Пойдем, что ли, с Ванюшей покатаемся? – вдруг предложил он. – Раз уж пришли. - Давай, - неуверенно произнес Егор, а потом спохватился. – Ты только не думай ничего такого. Я не собираюсь принимать родство душ с тобой. - Больно надо, - фыркнул Венька и как-то озорно усмехнулся. – Что, Кошак, боишься вида крови? - Иди ты. Егор знал, как именно принимается родство душ, поэтому изобразил, как он надеялся, самый скептический взгляд, на который только был способен. Венька рассмеялся в ответ – звонко и приятно. * * * Между ним и Редактором с того разговора завязалось не то начало дружбы, не то хрупкое перемирие – найти определение яснее Егор вряд ли бы сумел. В школе они здоровались друг с другом, иногда перебрасывались несколькими фразами. Пару раз Егор заступился за Веньку перед Классной Розой, когда та снова начала ругать его за всякие незначительные мелочи. Иногда Егор заходил к Веньке – один раз, когда тот болел – принес ему домашние задания, другой – когда нужно было написать очередное сочинение, и Редактор сам позвал к себе обсудить – их взгляды на заданное произведение отличались от общепринятых, и Редактору явно хотелось поговорить с кем-то на эту тему. Тогда Егор, пожалуй, впервые вдруг понял, что друзей-то у Веньки в классе и нет. * * * По мере того, как приближался Новый год, а общение с Редактором и его братом вошло в привычку, Егор начал замечать за собой нечто довольно непонятное, если не сказать необъяснимое. Он в который раз поймал себя на том, что часто думает о Веньке, и не сказать, что обыденно, фоном к происходящему. Было в этих его мыслях что-то странное, не совсем дружеское, куда более глубокое и необычное. Иначе зачем ему думать о том, как бы отреагировал Редактор, если коснуться подушечками пальцев его шеи, провести сверху вниз, от уха до ключицы, по незащищенной бледной коже. Зачем ему представлять лицо Редактора, непривычно близко к собственному, его губы с трещинками. Зачем думать о том, что Егору нравится, когда они валяются вдвоем на кровати Редактора, обсуждая прочитанные когда-то книги или другие вещи, и Редактор при этом случайно касается его рукой или бедром – кровать-то тесная для двоих. Обитатели из «таверны» никак не давали о себе знать, и только от одного из знакомых «мышат» в школе Егор случайно узнал о том, что Курбаши сел, и что «таверны» больше нет. С одной стороны, он ощутил облегчение – теперь та, старая жизнь, невозможна, и Курбаши до него точно не доберется. С другой, стало тревожно – Копчик-то на свободе и, судя по всему, все еще злой на Егора и на Веньку за тот случай. - Ты на Новый год дома будешь? – Венька уже привычно шел рядом с ним по пути к остановке после школы. - А? – Егор моргнул, выныривая из размышлений. – А, нет, не дома. Я к брату поеду, в Среднекамск. Наверно, на все каникулы. А ты? - Я дома буду, с Ванюшкой и родителями, - улыбнулся Венька. – Вообще, мы думали тебя позвать, но раз ты уезжаешь… - Спасибо, - Егору вдруг стало тепло от одного воспоминания о квартире Ямщиковых. Тихий уют и ощущение защищенности и детства – полузабытое, надежно задвинутое вглубь сознания черным футляром, заменившим Егору все светлое и хорошее. Но в квартире Веньки он ощущал себя совсем иначе. – А, может, ты тоже приедешь в Среднекамск? – спросил он, осененный внезапной идеей. – Михаил против не будет. - Я спрошу у своих, - медленно кивнул Венька, задумавшись. – Было бы здорово. * * * Про то, что случилось с Венькой, Егор узнал, будучи в Среднекамске. Венька не звонил, хотя обещал, и Егор решил позвонить ему сам. Когда Ваня рассказал, что произошло – непривычно тихим, угасшим голосом – Егор сначала не поверил. Сидел возле телефона в ступоре, не реагируя на вопросы Михаила и остальных. А на следующий день вихрем сорвался на вокзал на самый ранний поезд. В больнице его к Веньке не пустили. Не родственник, мол, и вообще – нечего тут шастать. К тому же, никто не знал, что с ним будет. Ваня, старательно отворачиваясь и скрывая слезы, сказал, что врачи не говорят ничего определенного – слишком серьезной оказалась рана и последующая инфекция. Егор возвращался домой в полной растерянности, не глядя по сторонам и не замечая ничего вокруг. Не ответив толком на расспросы матери, где он пропадал, прошел в свою комнату и рухнул лицом вниз на кровать. Осознание случившегося и собственной вины накрыло с головой, не отпуская ни на мгновение. Егор медленно, словно нехотя, повернулся и уставился на правую руку. Метка тянулась вокруг запястья алой волной, четкой и яркой. «Интересно, она поблекнет или исчезнет, если Редактор умрет?» - отстраненно подумал Егор. А потом замер, расширив глаза в удивлении. Ну, конечно. Но если это сделать, то… «Нет времени. Решайся». Отец был на работе, а мать куда-то ушла – Егор слышал, как негромко щелкнул замок на двери. Вот и хорошо. Он кинулся на кухню, лихорадочно перебирая и выворачивая содержимое ящиков, в поисках ножа поменьше и поострее. В мыслях всплыл призрачный Венькин голос: «Что, Кошак, боишься вида крови?» Почти сразу после этого – раздраженный голос Классной Розы: «…разорвать получившуюся связь будет уже невозможно. Никак. То, что вы делаете, если принимаете родство душ, вы делаете…» - …навсегда, - пробормотал Егор и вздрогнул, воровато оглянувшись, словно боялся, что мать появится в квартире и отберет найденный нож. Он тяжело сглотнул и, старательно спрятав лезвие в карман штанов, оделся и отправился в больницу. Его не пустят в палату, разумеется, не пустят. Но ничего. Потому что еще раньше, утром, он видел в коридоре приоткрытую боковую дверь, откуда доносился недовольный голос уборщицы – подсобка, скорее всего. Неважно, главное – при желании спрятаться можно будет там. И дождаться ночи, когда большинство врачей уйдет. А потом проскользнуть в палату и… «Ты только продержись до ночи, ладно, Вень? И… прости за то, что я сделаю». * * * Принятие родства душ означало, среди прочего, то, что связанные между собой люди могли разделить плохое – в физическом смысле – на двоих, тем самым уменьшая его воздействие. И любая, даже самая тяжелая рана, разделится между ними, превратившись в две куда более легкие. Именно это и собирался сделать Егор, стоя рядом с больничной кроватью, на которой лежал Венька – тонкая игла капельницы в вене, непонятные проводки и приборы вокруг. Егор смотрел в лицо Редактора и думал почему-то о словах Классной Розы о том, что это – навсегда. «Ну и пусть», - решил он. – «Потому что если знать, что мог спасти и не спас…» «Но какой ценой?» - вкрадчиво прозвучал еще один голос в сознании. «Да плевать мне, какой», - разозлился Егор на себя и свою нерешительность. – «И плевать, что будет потом». Он торопливо сбросил куртку на подоконник, вытащил нож и закатал рукав свитера. Долго смотрел на кожаный браслет, решаясь, а потом просто сорвал его и отбросил в сторону. Теперь уже не важно, увидит кто-нибудь или нет. Егор осторожно дотронулся до руки Веньки – холодная – приподнял и медленно коснулся лезвием метки, перечеркивая волну кровавой полосой. Себе он сделал такой же надрез и, чуть замешкавшись – как-то не верилось, что получится, сработает – поднес запястье к запястью Веньки. «Зря ты это делаешь», - укоризненно прозвучал в его голове голос, похожий на голос Классной Розы. – «Связь не разорвать». - Плевать, - сказал Егор вслух и прижал запястье к Венькиному, смешивая их кровь. Получилось. Сработало. Причем мгновенно. Резко закружилась голова, потемнело в глазах, а по груди разлилась боль. Егор упал на колени рядом с кроватью, ловя воздух ртом – дыхание было хриплым и неровным. Он хотел посмотреть на Веньку, увериться в том, что все теперь в порядке, но на него накатила слабость и сонливость, и Егор сдался, закрыв глаза и провалившись в темноту. * * * Темная вязкая вода никак не хотела отступать, накатывала тяжелыми волнами, но потом вдруг разом схлынула, открывая свет и возвращая звуки. Вокруг, охая и ахая носились медсестры и доктора. И Егор как-то вяло подумал, что ему на самом деле все равно, что будет с ним дальше. Венька выжил. Рана и болезнь, разделенные на двоих, оказались не настолько серьезными. Конечно, в больнице оба провалялись с неделю, а дома и того больше, но – выздоровели. Родители не трогали Егора, не приставали с расспросами – точнее, он слышал как-то вечером, что отец запретил матери расспрашивать его. - Надо будет – сам скажет, - уверенный голос отца доносился из кабинета. – Раз сделал – значит, есть тому причины. - Да какие причины! Это безумие! Он же теперь… - Он – не из «таких», только от того, что принял родство с тем мальчишкой, - возразил отец. Егор, устроившийся на кровати у себя в комнате в полной темноте, удивленно поднял брови на подобное заявление. Мать что-то возмущенно пробормотала – похоже, обвиняла отца. - Гошка ему жизнь спас – другу своему. А что ему оставалось делать? – спокойно возразил на это отец. - Да, но теперь же они… - на этом месте мать внезапно разрыдалась, а Егор перестал прислушиваться. Не хотелось. Вообще ничего не хотелось знать и слышать от других. Ему хватило возмущений докторов и потрясенных выражений лиц Венькиной семьи. А как только они с Редактором вернулись в школу, их вызвала к себе Классная Роза после занятий. - Это – возмутительный поступок, Петров, - начала она сходу, сверля Егора взглядом. – Как можно было сделать… такое, - она брезгливо кивнула на голое запястье Егора – из-под рукава рубашки виднелся край темно-алой волны, которую тот больше не скрывал. – Ладно Ямщиков, он был не в состоянии что-либо решать и нести ответственность за произошедшее, поэтому к нему вопросов нет. Но ты, Петров! Чем ты вообще думал? - Роза Анатольевна, - вдруг тихо и серьезно произнес Венька. – Егор спас мне этим жизнь. Как вы можете его упрекать? Классная Роза гневно сверкнула глазами. - Вы оба – да вы хоть представляете себе, что сделали? Это на всю жизнь! Связь не разорвать теперь, никак, совсем. - Представляю, - мрачно сказал Егор, глядя на нее исподлобья. – Или вы думаете, я так, от балды решил? Другого выхода не было. - С современной медициной… - Современная медицина не говорила ничего определенного! – крикнул Егор, потеряв терпение. – И если вам на это наплевать, то мне, как его другу – нет. Классная Роза хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, не в силах поверить в такое хамство. - Пошли вон отсюда, оба, - ледяным тоном произнесла она наконец. – И чтобы даже мысли у вас не возникло… - Не возникнет, - оборвал ее на полуслове Егор. – До свидания. - Егор, - Венька догнал его в коридоре. - Чего тебе? - Я так и не поблагодарил тебя. - За что? – Егор невесело рассмеялся. – За то, что теперь на нас все будут смотреть как на зверей в зоопарке? - Никто так на нас не смотрит, - Венька нахмурился. – Если ты не заметил, мои тебе благодарны. И мать, и отец, и Ванюшка. И я тоже, - серьезно добавил он. – Послушай… - Не хочу я ничего слушать, - перебил его Егор и решился сказать непоправимое. – И общаться с тобой больше не собираюсь. Все, отвали. * * * - Веник, а чего Кошак больше не заходит? – Ваня поднял голову от «шиштемы», которую старательно дополнял каким-то шариком на палочке, звенящим при каждом повороте. Венька, читавший в это время книгу за столом, пока отец чинил ножку табуретки, сходу помрачнел и отвернулся. - Занят, - неохотно буркнул он совсем не похожим на свой обычный тон голосом. Невольно подумалось, что таким же колючим тоном раньше разговаривал Егор, и Венька поморщился. Аркадий Иванович поднял голову от табуретки и нахмурился при виде лица сына. - Вениамин Аркадьич, пойдем-ка, поможешь мне принести ящик с инструментами, - сказал он, покосившись на притихшего Ваню. – Веня, ну ты чего? – в мастерской отец прикрыл дверь и присел на стул, кивнув Веньке на второй. – Вы с Егором поссорились? - Нет, - он упрямо мотнул, поняв, что не хочет об этом говорить. Даже с отцом. Даже несмотря на то, что раньше мог рассказать ему абсолютно обо всем. – Понимаешь, пап, это… - Вень, - отец смотрел очень серьезно. – Если что, ты знай – ни я, ни мама тебя любить меньше не станем. Венька изумленно уставился на отца – нужные слова никак не хотели находиться. Аркадий Иванович кивнул сыну, тем самым подтверждая только что сказанное. - Может, вы хоть как-то все же будете общаться? – предложил он. – Я же вижу, тебя это мучает. Вы же хорошо ладили. - Но это же… – безнадежно начал Венька. Отец в ответ лишь улыбнулся и мягко взъерошил ему волосы. * * * Эти несколько месяцев тянулись бесконечно, и показались Егору самыми длинными в его жизни. Он знал, что примерно так и будет, но не был готов к тому, насколько сильным окажется это ощущение – что что-то не так, что чего-то не хватает. Говорили же, если принять родство душ, то отсутствие второго человека всегда будет чувствоваться и не давать покоя ни на мгновение. Вечно будет казаться, что где-то что-то неправильно, неполноценно. Только вот чужие слова, не подкрепленные собственным опытом, зачастую кажутся глупыми и неправдоподобными. Зато теперь Егор на своем примере убедился в правоте всех этих слов и предупреждений. Неприятности отца на заводе прошли как-то мимо него – он даже не заметил, что что-то изменилось, настолько был увлечен мыслями о Веньке. Как сквозь плотный слой тумана расслышал за ужином, что угроза снятия отца с должности миновала, и что «попал» Пестухов, а отец вне подозрений и по-прежнему является начальником цеха. Михаилу он звонил несколько раз, но все как-то машинально, наполовину витая в собственных мыслях. - Дурак ты, - вздохнул Михаил в трубку, когда ему все же удалось вытянуть из Егора признание в том, что он сделал. - Сам знаю. - Не в том смысле дурак. А в том, что не общаешься с ним. - Но как общаться, если?.. - Да ну тебя, - Егор мысленно представил, как Михаил отмахивается, а потом морщится, потирая спину. – Общаться можно, если есть желание. Егор об этом тоже думал. Но старался задвинуть такие мысли куда подальше. А еще в нем крепла уверенность в том, что, возможно, не метка выбирает тебя, а ты сам свою метку. Потому что с Венькой было интересно, с Венькой было уютно, с Венькой было о чем поговорить и поспорить. - Миш, а если все же… ну… - Я против не буду. Ты знаешь, насколько я рад, что нашел тебя, и больно мне надо из-за чего такого тебя лишаться. * * * Легкий ветер шелестел светло-зеленой листвой, оглушительно сладко пахли цветущие яблони и черемуха, и день выдался совсем по-летнему теплым и солнечным. Егор зажмурился, как кот на солнце, и огляделся, раздумывая, куда бы отправиться после занятий. Ничего конкретного не хотелось, но ноги сами принесли его в знакомые места. Он остановился в начале улицы Гоголя, думая, идти или нет. А потом махнул рукой – будь, что будет. К черту все. Дверь открыл Ваня, расплылся в улыбке при виде Егора, в ответ на просьбу кивнул, и сразу убежал за Венькой. Тот вышел на порог, настороженно глядя на Егора. А потом вдруг просто улыбнулся. Словно ничего не случилось.