— Джеймс, ты должен надеть брюки! — кричит Луи, немного запыхаясь. Он вновь рывком протягивает руку в попытке догнать своего шестилетнего сына, но также вновь безрезультатно. Этот ребёнок от Гарри, и это уже стопроцентно доказано. По крайней мере, Гарри так же никогда не носит штаны в доме. Они как будто живут по принципу
«обезьяна видит — обезьяна делает» или, как Луи больше нравится,
«пудель видит — пудель делает» (только не говорите Гарри о том, что он вновь применил это забавное, а для кого-то обидное сравнение). Луи из последних сил ускоряет шаг и наконец-то ловит Джеймса за ноги, переворачивая его вниз головой. Отец поднимается по лестнице, по-прежнему держа ноги мальчишки в руках, который, кстати, брыкается, очевидно, вовсе не боясь упасть, хватает джинсы, которые малыш бросил в верхней части лестницы, и ведёт его к туалету, где поспешно ставит ребёнка на закрытую крышку унитаза.
— Пап, да зачем их носить? Я хорошо себя чувствую и без них! Разве ты не понимаешь это чувство свободы? — не унимаясь, кричит Джеймс и для большей драматичности хаотично размахивает руками над головой. Луи обычно позволяет сыну бегать в одних трусах, потому что одевать этого наглеца в брюки каждый день — слишком невыносимая задача и просто невозможная физически, но сегодня Найл хочет представить их тесной компании свою новую подружку, и Луи не может позволить Джеймсу есть свой чизбургер в одних лишь трусах с человеком-пауком. Пусть уж лучше запачкает свою одежду кетчупом.
И вдруг, неожиданный глухой удар.
Луи быстро оборачивается, чтобы оценить ситуацию позади себя. И, что ж, он видит своего мужа, лежащего на полу с розовым бантом в кудрявых волосах. Но его дочь опять куда-то убежала из поля видимости. И, господи, Луи точно должен получить награду
«потерял рассудок до двадцати девяти».
— Где Дарси? — быстро и решительно спрашивает Луи, размещая Джеймса на животе у Гарри.
— Она убежала вниз, как только услышала звонок. Думаю, она сама хотела открыть дверь, но споткнулась об меня, — Гарри наконец-то поднимается с пола и полноценно берёт Джеймса на руки, оставляя маленькие поцелуи на его личике, в то время как сам Джеймс безуспешно изворачивается, всячески пытаясь отодвинуть лицо папаши подальше от себя, так как просто не переносит подобные нежности, и хоть Гарри прекрасно знает об этом, это всё равно не останавливает его в своих действиях. Луи оставляет своего шестилетнего сына с папой, которому давно следует напомнить, что целовать лица других людей — не совсем гигиенично.
Когда Луи уже оказывается в прихожей, он видит своих друзей на пороге перед дверью с несколькими пакетами еды, и гости уже собираются зайти внутрь, как Дарси вдруг останавливает их.
— Детка, что ты делаешь? — спрашивает Луи, отрывая ее от деревянного пола, чтобы позволить своим друзьям пройти и поприветствовать их.
— Дядя Зейн
не называет меня принцессой. Это ранит моё сердечко, — хнычет она, символически располагая свою руку на сердце, а другую на щёку Луи. Она делает так всегда, когда хочет добиться чего-либо от своих отцов. Эй, по крайней мере, она носит одежду! Луи смеётся своим же мыслям и ждёт, пока Гарри наконец-то спустится с Джеймсом. На руках, как всегда. Луи ругает их и ставит мальчика на ноги, беря его за руку, чтобы тот смог должным образом поприветствовать пришедших. Если честно, это еще не худший их выход, потому что Гарри, слава Богу, всё-таки снял с себя девчачий бант.
— Хэй, дружище, я не знал, что ты начал носить штаны, — шутит Лиам, ероша волосы Джеймса и обнимая других членов семьи. Джеймс показывает язык и звонко смеётся, тоже обнимая Лиама и таким же путём приветствуя каждого из присутствующих. Но, подойдя к Найлу и его новой девушке, он сомневается. В конце концов, мужское начало Джеймса даёт о себе знать, и он обнимает Сару (или Саманту... или, возможно, Карли?), а вот Дарси, в отличие от своего брата, как самая что ни на есть настоящая принцесса, впускает в свои круги лишь избранных, вежливо воздерживаясь перед незнакомкой.
— Ребят, это моя девушка, Эшли. Эшли, это Луи и Гарри, их дети, Джеймс и Дарси, — представляет Найл. (Оу, Эшли. Он был почти близок. Ладно, даже если это и не так, то подайте на него в суд за то, что он забывает имена
каждой новой девушки Найла). После того, как все поприветствовали друг друга, Луи с Зейном приступили к приготовлению мяса для жарки на гриле по их особенному рецепту. Остальные же просто расположились на бортике бассейна, рядом с террасой, с пивом в руках и болтали, что было абсолютно привычным для всех.
— Ну, Эшли, чем же ты занимаешься? — участливо спрашивает Лиам, играясь со своим обручальным кольцом на пальце. Они с Зейном поженились совсем недавно, около семи месяцев назад, и он всё ещё не привык к специфичному ощущению веса на пальце, и хотя он и говорит Зейну, что это приятное отяжеление, но всё же когда забывает о том, что на нём кольцо, он словно чувствует какой-то дефект на своей руке... Идиот. Луи так говорит, а всё, что говорит Луи — становится законом, спустя пару секунд, после того, как Луи это произнесёт. Так что, закон № 960, действующий в их компании, как аксиома: Лиам — идиот.
— Я работаю врачом в госпитале Святого Николая, — Эшли дружелюбно улыбается, тут же чувствуя руку Найла на своей пояснице. Это внушает ей хоть какую-то, но надежду на то, что она всё-таки сможет понравиться этим людям, так часто находящихся в окружении своего парня. Но на один счёт ей точно не следует переживать, потому что Гарри ни в коем случае не позволяет своим друзьям смеяться над кем-то, пока этот кто-то не появляется на их сборе, который происходит, буквально, каждый вечер пятницы, в четвертый раз, так что Эшли уж точно временно предохранена от дерзких шуточек Луи, и слава Богу.
После сказанного Джеймс неожиданно для всех вскакивает со стула рядом с Гарри и, громко хлопая ладошкой по деревянному столу, смотрит прямо на Эшли. Гарри проводит одну руку за спину Дарси, которая сидит у него на коленях, чтобы притянуть Джеймса за пряжку ремня вниз, притворно улыбаясь и тем самым убеждая друзей, что всё под контролем.
— Ты врач? — спрашивает Джеймс с недетским любопытством в глазах, уже пребывая на своём стуле. Гарри облегченно вздыхает. Эшли только хихикает и кивает головой в согласии, поглядывая на Гарри, который, в свою очередь, сочувственно улыбается, одаривая свою улыбку особым посылом, а-ля: «
Мне и в правду жаль, но мой сын действительно бывает слишком любопытным, надеюсь, это не предоставит тебе дискомфорт».
— Да, Джеймс, я помогаю людям, которые пострадали, — подтверждает Эшли и тепло улыбается. И Гарри знает, что никто не может скрыть улыбку, когда разговаривает с его мальчиком. С его большими голубыми глазами, которые Гарри тоже обожает, и обаятельными веснушками на щеках.
— Так-с, так-с, так-с. Тогда ладно. Вот когда я смотрел с папой фильм, мужчина в нём ударил другого парня, — ребёнок делает глубокий вдох, негодуя покачав головой, как будто кто-то из слушающих не хочет верить ему, отчего ему срочно необходимо подтвердить сказанное, — И этот парень попытался ударить его в ответ, но никак не мог найти способ заставить мужчину ему не мешать. И знаете, что он сделал?
Джеймс оживлённо спрашивает, драматично бросив руки на стол, и все тут же смеются, поскольку этот мальчишка выглядит очень серьёзным и как никогда решительным в этот момент, но спустя секунду все вновь устремляют на него свои взоры, потому что каждому становится действительно интересно, чем же закончится такой захватывающий рассказ юного Джеймса.
— Он пнул его в
пенис, и ему было ужасно больно, — наконец проговаривает он, постукивая пальцами по столу, — Вы бы смогли помочь ему?
И все в буквальном смысле взрываются от смеха, кроме, конечно же, Гарри, который чуть не выплёвывает свой несчастный напиток прямо на стол.
Его.
Шестилетний.
Сын.
Сказал.
Пенис. О, господи! Удержавшись, Гарри всё-таки проглатывает требующееся наружу пойло и поднимает голову, как только замечает идущих к ним Луи и Зейна с только что приготовленным поджаристым мясом. Гарри сверлит Луи взглядом, и тот, вопросительно улыбнувшись, интересуется почему же все смеются.
— Чувак, твой мальчик просто сказал «пенис», — не сдерживается Найл, и снова начинает заливисто хохотать. Луи быстро мотает головой и видит как кудрявый, буквально, прожигает в нем дыры глазами. Ладно, Луи сказал Джеймсу это слово, но это не его вина! Просто Джеймс спросил куда и зачем ударил мужчина в телевизоре, и у Луи просто не оставалось никакого выбора. Он ведь не мог сказать ему, например, член или пи-пи. Потому что пи-пи только у девочек, а член звучит грубовато. Гарри продолжает метать в Луи искры, и если бы Томлинсон предложил остаться гостям на пару часиков дольше, чем обычно, опасаясь остаться с таким Гарри наедине, то в этом бы не было ничего удивительного.
***
— Луи Уильям Томлин-черт тебя подери-сон, — грубо, но тихо рявкает Гарри, выходя из комнаты детей, после того, как уложил их по своим кроваткам. Луи снимает очки и, глубоко вздохнув, закрывает книгу, оставляя её на тумбочке. — Что и как заставило тебя научить нашего сына говорить
«пенис»?
Спрашивая, Гарри оставляет руки по обе стороны своих бёдер, принимая самую что ни на есть оборонительную позу. Луи сглатывает и поправляет одеяло, вдруг так неудобно расположившееся на нём.
— Ну, он спросил меня, и я ответил, — оправдывается Луи, глядя своему мужу прямо в глаза, чей рот тут же приоткрывается, а между бровями залегает глубокая морщинка.
— Ты не мог сказать ему, что это, я не знаю... приватное место? Как нормальный родитель, — Гарри садится на своей стороне кровати, проводя рукой по волосам и прижимаясь ногами к груди. И вдруг он просто начинает хихикать. Хихикать, чёрт побери. Луи смотрит на него так, словно у него выросло ещё парочка голов.
— Хаз, почему ты... — и шатен умолкает, как только кудрявый, буквально, обваливается на его колени, чей смех, в конце концов, заглушается, когда он утыкается лицом в покрывающие одеялом бёдра Луи. Но это не останавливает Гарри, и он вновь хохочет. Хохочет, словно сумасшедший, что, конечно, заставляет Луи засмеяться тоже. Томлинсон устраивается удобнее, облокачиваясь у изголовья кровати.
— Он просто... Он сказал это так, словно это самое обыденное слово, понимаешь. Он был таким серьезным. Только представь.
Он просто не понял, что сказал, — Гарри вдохнул и положил свою голову на плечи мужа. Луи поцеловал кудрявую макушку и просунул руку под футболку обладателя этой самой макушки, пробежавшись холодными пальцами по ребрам.
—
Я люблю тебя, мишка Бу.
—
Я тоже люблю тебя, мой Хазза.
***
Луи просыпается с тяжестью на животе. Сначала он думает, что это Гарри, но когда за этим не следуют поцелуи ниже по торсу, он заставляет себя приоткрыть глаза, чтобы едва разглядеть Дарси, сидящую на нем, как на коне. Луи чувствует присутствие других людей рядом и, слегка повернув головой, замечает Гарри, оживлённо играющего с Джеймсом.
— Принцесса, папа проснулся, — Гарри шепчет в ушко Дарси, заставляя её увернуться от щекотливого дыхания в шею. Дарси ускользает от Гарри и берёт лицо Луи в маленькие ладошки, после чего начинает трясти голову в своих руках из стороны в сторону, пока Луи изо всех сил продолжает держать свои глаза закрытыми, всячески стараясь не засмеяться и не выдать себя с головой.
— Папочка, он не проснулся, я же вижу, — малышка поворачивается к Гарри с недовольной гримасой на лице. И тот приподнимает бровь.
— Неужели? Эй, Принцесса Дарси, почему бы тебе не попрыгать на папе, чуть ниже его живота? — предлагает Гарри, смотря на приватное местечко Луи, который, в свою очередь, поспешно открывает глаза, хватает Дарси и начинает покрывать личико своей малышки поцелуями, заставляя её кричать и визжать от смеха. Джеймс начинает прыгать на кровати, и Дарси, не долго думая, повторяет его действия. Луи уже собирается отругать их, но неожиданно для себя передумывает и позволяет себе погрузиться в эту окружающую атмосферу семейного счастья. Его здоровые дети смеются и улыбаются, держат друг друга за руки и прилагают все возможные усилия, чтобы не напрыгнуть ножками на папу и папу. Его великолепный муж, улыбаясь, убирает ноги под себя, чтобы те не стали опасным препятствием для их малышей. Он всегда такой осторожный.
Семья — это наше все. И если Ваш сын сказал
«пенис» в шесть лет, а дочь капризничает и заставляет всех называть себя принцессой, то всё действительно прекрасно. Всё хорошо даже тогда, когда на самом деле нет. Потому что семья — это то место, где всегда уютно, тепло, и
всё в порядке.
