Только не включай свет

Когда Лексе исполняется 7, они приходят к ней впервые – странные голоса и обшарпанные улыбки. Они стараются не шуметь – пробираются к ее кровати практически на цыпочках и застывают рядом. Они еще маленькие, как и сама Лекса, и в принципе, ничего не могут. Им еще надо подрасти. Лекса ничего не понимает. Укрывается одеялом и молится, что бы все, наконец, закончилось. В этот раз получается. Сначала Лекса боится, а затем привыкает. Со временем можно привыкнуть к чему угодно, не правда ли? Практически каждую ночь она видит их – они располагаются напротив ее кровати, иногда на потолке, а иногда в углах ее комнаты. И всегда просят, тихо и приглушенно: – Не включай свет. Мы еще не закончили. Только не включай свет. Они разные. Каждую ночь они меняют лица и голоса. Тот, кто приходит к ней сегодня, выглядит помятым – спустя какое-то время она умеет различать их по плотности. Большие такие и черные сгустки, по силуэту напоминающие людей, но больших, под два метра. Точно люди. Только не живые. Голос у них не естественный. Иногда слишком тонкий, как пение птиц, иногда тихий и шипящий, похожий на звук пригоревшего масла на сковороде, а иногда многогранный – в одном голосе сразу несколько. Таких голосов в природе не бывает – Лекса никогда в жизни не слышала ничего подобного. И от этого ей становится еще страшнее. К 12 годам она учится их контролировать. Успешно. На какое-то время они отступают. Тайтус не церемонится – приносит большую и пыльную книгу в тканом переплете и какие-то микстуры. – Выпей перед сном. - говорит он, – Поможет от Душ Командующих. – Души Командующих? - Лекса поднимает взгляд на мужчину, берет стакан с лиловой жижей и выпивает залпом, – так вот как их называют? Тайтус заметно нервничает. Аккуратно присаживается на ее постель и достает книгу. Лекса ждет, однако ответа не следует. – Ну? – нетерпеливо вскрикивает она, моментально прикрыв рот ладонью. Тайтус колеблется, но отвечает. – Их видят только избранные. И для этого не обязательно иметь черную кровь. Они выбирают людей сами. Практически всегда с детского возраста, но бывают исключения. Они не приходят просто так, всегда есть причина. Если они выбрали тебя, значит им что-то нужно. Лекса покрывается едва видимыми мурашками, но от Тайтуса этот факт не ускользает. Он кладет свою широкую ладонь на ее колено и продолжает: – Не бойся. Не стоит бояться. Лекса всхлипывает. Впервые при своем учителе. – Они хотят меня убить? Тайтус улыбается как-то слишком мягко, настолько, что Лекса запросто натягивает на себя его улыбку, как старенький свитер. За окном темно, и присутствие Тайтуса придает уверенности – сегодня она их не увидит. – Нет, дуреха, - его голос ласкает ее слух, практически первый раз за все время, что они знакомы. Тайтус – мудрый и сильный мужчина, умеющий, как Лексе кажется, все на свете, сейчас предстает перед ней в обличии добродушного дяденьки, – Они теперь – часть тебя. Они не сделают тебе больно. Прислушайся, может они хотят что-то сказать? Лекса не знает. Она пожимает плечами. – Может. Они снова наклоняются над ее кроватью и молчат. Просто смотрят. От этого взгляда в Лексе просыпается страх – животный, от которого хочется орать, сбивать в кровь костяшки и неприятно скрипеть зубами. Это не галлюцинации, вспоминает она слова Тайтуса, попробуй наладить контакт. – Что вам нужно? – задает она вопрос одними губами, но почему-то на 100% уверена – ее слышат. Одна из теней поворачивается. Медленно. – Не включай свет, – шепчет она, направляя свою прозрачную ладонь на несколько свечей на прикроватной тумбе, – Нам о многом стоит поговорить. Лекса хмыкает. Различать свистящие и шипящие звуки, чем-то напоминающие человеческий голос, становится невыносимо. – Это не правда, – заявляет она, спустя какое-то время. – Люди не падают с неба. Происходящее кажется абсурдным и забавным. Фигура напротив ничего не отвечает. Лекса слегка раздосадована. Все, что она получает от теней – ответы на вопросы. Это конечно хорошо, но без эмоциональной подпитки выглядит, как живой справочник и не более. Фигура снова шепчет. Ее шепот таранит барабанные перепонки. – Они придут. Прилетят. Для тебя это будет как смыслом жизни, так и погибелью. Лекса снова скалится. – Еще скажи, что я умру. Лекса удивляется собственным мыслям. – А она красивая, – делится своими чувствами с тенью, – Очень красивая. Ей начинает казаться, что если бы у тени было лицо, она бы обязательно улыбнулась. За окном кромешная тьма, а на часах, прибитых к стене, два часа ночи. Тени снова окружают ее, как новогодняя гирлянда, наброшенная на елку. И как всегда, говорит только одна. Лекса все никак не удосуживается спросить ее имя. Она знает, что ей не ответят. За все то время, что они приходили, разговорить их получалось не более пяти раз. Всегда что-то важное. И по обычной схеме: 1. Лекса не верит. 2. Лекса верит, но уже поздно. Точно так же было с Кастией. И с ее отцом. Небесные люди странные – носят неудобную одежду и совсем не говорят на родном языке землян. Странные, но смешные. Смотреть на них – одно удовольствие, особенно если все взгляды направлены на блондинку примерно ее возраста, с голубыми глазами и вплетенными в волосы звездами. Ночью они шепчут. Лекса навостряет слух, что бы разобрать слова, и получает бессвязный набор букв, хотя одно слово все же распознает: «любовь». – Какая, к черту, любовь? – злится, выгибает бровь и поворачивается на другой бок. – Я ее едва знаю. Через год, засыпая в кровати Ванхеды, она практически забывает о том, что говорила по поводу блондинки. Кларк для нее – центр этой гребаной вселенной. Без нее она не выживет. Просто не сможет. По утрам все кажется слишком фантастическим, что бы быть правдой: лежащая рядом Кларк Гриффин и второпях раскиданная одежда. Это похоже на сказку, которой нет конца. Вернее есть, но хороший. Лекса по-настоящему счастлива. Она практически не помнит слов о том, что Небесная девчонка подарит ей не только смысл жизни, но и погибель. Это почти вылетает из головы. Почти. Когда Лекса умирает, фигуры толпятся вокруг. Сотни и тысячи черных теней. Они приходят не просто так. Не просто так. Когда Лекса понимает смысл этих слов, она улыбается. Приподнимается и смотрит на Кларк. Только вот та ее не видит. Ванхеда не ест и не спит уже четыре дня. Организм вымотан до предела, глаза горят от выплаканных слез, а ноги сводит в судорогах. Ей нужен отдых, причем полноценный. Тайтус уговаривает поспать. Когда она ложится в кровать, он улыбается, тепло-тепло и мягко-мягко. Кларк улыбается в ответ. Почему-то ей кажется, что когда-то он уже дарил такую улыбку, одному человеку, а может двум, очень важным и близким. Кларк гордится, что по какой-то нелепой случайности попадает в их число. Тайтус закрывает дверь с обратной стороны. Он наперед знает, что приснится Ванхеде. Чувствует. Когда Гриффин открывает глаза, стрелка часов показывает два часа ночи, свечи на прикроватной тумбе потухли, а окна зашторены слишком плотно. Словом, кромешная тьма. И тогда Кларк замечает ее. Темную фигуру в конце комнаты. Почему-то ей не страшно, почему-то не хочется закричать или зажмуриться. Почему-то по странному тепло на душе. Кажется, она догадывается, почему. – Лекса? – шепчет она, чуть надавливая на виски, что бы убедиться, что это не галлюцинация. – это ты? Фигура все так же неподвижна. Гриффин кажется, что все это – глюк, и она было поворачивается на другой бок, когда слышит голос, шипящий, словно пережеванный несколько раз кряду, но имеющий такие родные нотки. Голос Лексы. Гриффин дергается, рывком скидывает тяжелое одеяло и тянется к спичкам – ей нужно больше света. А затем слышит: – Только не включай свет. Нам действительно есть о чем поговорить.