A beautiful lie

Всю мою жизнь люди считали, что я предан Александру. Отчасти, так и было, ведь Он - тоже Александр. Его тень, его правая рука, его любовь до скончания веков... В тот первый раз, когда я увидел его, я потерял дар речи, и все греческие слова разом вылетели из моей памяти. Такой серьезный и такой красивый, он как гордый лев стоял посреди того хаоса, что учинили остальные военачальники в нашем гареме. Его глаза своим оттенком напомнили мне небо в час перед рассветом. С этой самой минуты я четко осознал, что назад дороги нет. В первый вечер в шатре Александра мое замешательство было вызвано отнюдь не мыслями о возможном нападении... Когда я увидел, кто заходит в его шатер, мои ноги будто приросли к полу. Минутная радость быстро сменилась отчаяньем, стоило мне увидеть, с какой нежностью мой лев взирает на царя. Во мне смешались противоречивые чувства: одна часть меня отчаянно желала присвоить себе статного воина, другая тихо плакала, не желая рушить их связь, тем самым причиняя боль. Я рос вместе со своими чувствами, раздираемый ими. Временами я чуть ли не ненавидел и Александра, и Гефестиона, и их любовь за невозможность почувствовать хоть малую часть того, что они дарили друг другу в ставшие такими редкими встречи. Первое время Гефестион, не подозревая о моих чувствах, в порыве ревности кричал на меня и выставлял за дверь, стоило ему заметить меня в покоях Александра, где я сидел, как верный пес, надеясь увидеть его хоть ненадолго. Вскоре его вспышки перешли в полное игнорирование, и хотя отведенное мне время созерцания увеличилось, я отдал бы все, лишь бы вернуть те моменты, когда он кричал на меня, зажав в коридоре. Я не слышал слов, я растворялся во времени, чувствуя такие сильные и властные руки на своих плечах, глядя в готовые метать молнии синие глаза. Он был так близко, что я мог чувствовать его запах, видеть каждую морщинку на искаженном злостью лице. Со временем я научился любить и Александра. Легкий шлейф любимого аромата окутывал его, становился частью его самого со временем. Это очень помогало. Можно было закрыть глаза и представить, что тело рядом с тобой чуть выше, волосы его чуть темнее, а глаза другого оттенка. Я успокаивался, надежно запирал свои чувства в дальнем уголке души, но бывали моменты, когда Тион делал что-то такое, что с грохотом разбивало так старательно выстроенные стены безразличия. Один из таких случаев произошел, когда мы возвращались из Индии через пустыню обратно в Вавилон. Даже привыкшие к дальней дороге войны с трудом переносили этот путь, что уж говорить обо мне, изнеженном мальчике, путешествующем налегке. В один из особенно жарких дней силы оставили меня. Я лежал, наблюдая за тем, как измученные дорогой войны медленно скрываются за горизонтом. Я жалел лишь о том, что мне так и не удалось напоследок увидеть моего льва... Когда солнце скрылось, окрасив небо в кроваво-алые цвета, сквозь шум в ушах я услышал приближающиеся шаги. Списав все на галлюцинации от жара и жажды, я смиренно продолжил лежать, ожидая смерти. Что, кстати, мне так и не удалось, потому что уже в следующее мгновение меня ощутимо пнули под ребра, заставив распахнуть глаза. Передо мной стоял Гефестион, измученный и очень злой. - Чего разлегся?! Вставай! Александр очень расстроится, если узнает, что ты пропал, - не дожидаясь моей реакции, Тион резко дернул меня наверх, ставя на ноги и осматривая на предмет повреждений. - Идти-то можешь? - Н-наверно, - жар и близость любимого, мысль о том, что он жертвовал собой ради меня заставляли сердце трепетать, а губы растянуться в глупой улыбке. - Александру лыбиться будешь. Я тут исключительно ради него. Вперед иди, - он подтолкнул меня в плечо в сторону своего коня, сиротливо стоящего возле тропы. Всю оставшуюся дорогу мы прошли молча, но именно эти несколько часов наедине дали мне силы для успешного перехода через пустыню, унесшую жизни стольких воинов. Каждый вечер я молился, чтобы среди них не было молодого воина с бронзовыми волосами и пронзительными синими глазами. Тогда судьба была милостива к нам, но не прошло и года, как в тот злополучный ноябрь мой лев пал, сраженный тифом. Прошло уже пятнадцать лет, и нет ничего, что напоминало бы о нем. Умер Александр, развалилась его империя, и только предрассветное небо своим оттенком напоминает мне, что был когда-то такой человек, великий воин Гефестион, сын Аминтора.