Никто не выживет

      Вывеска захудалого мотеля, растворившись в каплях на стекле, красным пятном опала на скулу, контур подбородка и — совсем немного — окрасила его нижнюю губу. Прозрачные полоски, словно крошечные змеи, продолжали, извиваясь, сползать вниз. В холодном салоне автомобиля их спутниками были лишь темнота, сырой ноябрьский холод и шум дождя. Оба они слушали его с усталым упоением, прежде чем в замкнутом пространстве прозвучало:       — Приехали.       Младший открыл веки, и лицо его тотчас же исказилось в муке, которую порождал красный цвет, въевшийся в сетчатку его глаза. Всё это время он не спал. Причудливо неон искажался в его матовых зрачках. Всегда, глядя в них, другой мужчина так одержимо желал увидеть в пропасти его глаз искажённый мир. Не собственный, но чужой.       Насколько яркими Таканори видит цвета?       Что вызывает в нём звук ливня? Отчаяние ли? Умиротворение?       Ему печально? Ощущает ли он фатальность?       — Я поговорю с владельцем. Будь здесь.       Не ответил и не шевельнулся. Даже не моргая, он смотрел на дорогу, теряющуюся в ночной темноте, из-под век, что смыкала усталость. Будто и не слышал, будто и не сознавал в полной мере, что есть дождь, а что есть слово.       — Не безрассудствуй, ладно, милый? — осведомился мужчина, продолжающий по инерции держать в одной из своих рук кольцо руля. Коснувшись руки сквозь безразмерную байковую кофту, Юу произнёс это и смог поймать короткую острую улыбку, брошенную в его сторону. — Сейчас мы всё уладим, обещаю, — прошептал старший, глядя в его пылающие ранами глаза. Такими сладкими и откровенными они были. Широяма готов был вшить этот взгляд в собственное сердце.       Мир всякий раз становился на паузу и звуки застывали, когда они глядели друг другу в глаза. Но кнопка «Play» была нажата снова, когда дверца машины отворилась и Юу выбрался в реальность; капли обрушились на него, обрушился шум. Приподняв ворот своей лёгкой куртки, он попытался немного укрыться от дождя. Уже спустя десяток секунд мужчина нырнул под козырёк заведения с незамысловатым названием «Red Motel». Именно эти буквы бросали свет в салон автомобиля.       Юу обернулся, чтобы убедиться, что Таканори всё ещё находится там. Да, обрамлённое измятыми каштановыми волосами, его лицо слабо белело в лобовом стекле, и другой мужчина успокоился немного. «Уверенность» — одно из слов, которых Широяма никогда не смог бы употребить в речи без отрицания, когда находился рядом с ним.       Скоро он вернулся и, отворив дверцу с пассажирской стороны, показал спутнику сверкнувший в темноте ключ с цифрой, болтающейся на клочке пластика.       — Четыре, — произнёс Таканори низко, с придыханием. Уголки его губ задрожали в улыбке, потому что в самом деле глаза его были покрасневшими от попыток сдержать слёзы. — Там дождь, — сказал он, вздрагивая. От холода ли? Видя, что волосы Широямы уже успели вымокнуть, Таканори не спешил выходить наружу, колеблясь и нервно закусывая нижнюю губу.       — Иди сюда. — Усмехнувшись коротко, Юу протянул руку и помог шатену выбраться из салона. Дождь безжалостно забарабанил по нему, прибивая волосы к щекам и лбу, но старший прижал его к собственной груди, укрывая курткой. Дрожащие пальцы Таканори напряжённо сомкнулись на ткани чёрной хлопковой футболки без принта. Юу захлопнул дверцу, другой рукой обхватив спину и ощущая, как плечи под плащёвкой осенней ветровки время от времени вздрагивают.       — Сумка, — прохрипел Таканори из-под укрытия. Руки его поползли за спину брюнета, чтобы накрепко сомкнуться. Мелкая холодная дрожь расползлась по телу Широямы, стекая к конечностям, когда он смог ощутить нужду в силе, с которой руки оцепили его.       Прозрачные капли огибали черты его лица. Купаясь в сыром осеннем холоде, он чувствовал, как языки непримиримого пламени мягко облизывают рёбра изнутри. Мимолётно погладив намокшую скользкую ткань куртки, Юу склонился и прошептал в голос шуму дождя:       — Ты так замёрз. — И даже луна, занавешенная ночными тучами, не смогла разглядеть его странной улыбки. — Я принесу её, как только отведу тебя в номер.       Потянувшись рукой к дверце машины, Широяма захлопнул её и двинулся к мотелю. Его спутник перебирал ногами слабо, шлёпая рваными кедами по лужам, но Юу не торопил его. Оказавшись в номере, оба отшатнулись друг от друга, словно только непогода подтолкнула их быть так близко.       — Сумка, — повторил Таканори, взглянув на брюнета, и сейчас же отвёл взгляд.       — Иду.       Через несколько минут чёрная дорожная сумка, набитая, казалось, до отказа, очутилась в номере, и Широяма сбросил её на ковёр, тяжело вздохнув. Выезжая из города, они не взяли ничего, помимо неё. Таканори не взял сменной одежды, а Юу даже не подумал о том, чтобы взять еды.       С ужасом, немо вопящим и ледяным, Таканори смотрел на светло-бежевый ковёр: рядом с их багажом расползались отпечатки. Веки младшего не дрогнули ни разу, пока он исследовал пятна, будучи обездвиженным. Юу озадаченно нахмурился, не решаясь окликнуть шатена, но тот скоро обратил свой взгляд к нему. Застывшее в чёрной глубине отчаянное недопонимание ошарашило Широяму. Глаза эти словно спрашивали: «Зачем?»       Единственный вопрос безо всякого ответа. Такой настойчивый, будто Юу действительно тот, кто обязан ответить на него первым.       Сухие губы Матсумото шевельнулись, чтобы произнести, но его интенция оборвалась, так и не осуществившись. Таканори поглядел на сумку ещё раз, метнувшись к ней взглядом, и накрыл собственной холодной ладонью лоб. Он сделал шаг назад, вынужденный наткнуться бедром на спинку кровати.       — Это всего лишь кровь, — сказал Юу вполголоса, однако слова эти, конечно же, оказались пустыми. Но ведь и Широяма не желал успокоить — он только утверждал, что бояться больше нечего. Теперь и навсегда. Всё в порядке.       — Мне нужно в душ, — отозвался Таканори, жмуря глаза.       — Конечно, — ответил Юу легко.       Пока вода лилась, старший, напевая под нос забавную мелодию, размешивал принесённый растворимый кофе и улыбался собственным мыслям. Странно, как лёгок факт смерти. Столько страдания, давящего, невыносимого, приносит каждая секунда, но, умирая, возможно ощутить желанную лёгкость. Да, умирая, возможно ощутить, как солнце без устали огибает эту крошечную планету. Как, сменяя друг друга, сезоны наматывают нить времени на катушку. Миллионы, миллиарды глаз созерцали закаты и рассветы. Триллионы глаз погасли так же быстро, как и разгорелись.       Юу принёс кофе. Бесцеремонно разбудил хозяина мотеля во второй раз. Конечно, он не боялся быть пойманным. Держа холодные пальцы в своих и ощущая кричащую неправильность происходящего, он никогда не боялся оказаться за решёткой.       — Кофе? — раздался вопрос из-за спины, и Юу дрогнул от неожиданности. Слишком глубоко в собственные мысли он ушёл, чтобы заметить, что шум воды уже как десяток минут прекратился. Таканори проскользнул к стаканчикам, отодвинув брюнета в сторону. Добиваясь своего, он бывал так настойчив, и у Юу не укладывалось в мыслях, как могут эти бессилие и мягкость в нём становиться такими безжалостными и жестокими. В такие минуты нежность распадалась и мутировала в нечто такое, о чём Широяма опасался заговорить.       — Мы закопаем его?       — Тело?       В такие минуты он думал с содроганием…       — Нет, — усмехнулся Юу. — Кислота. Мы растворим труп.       …могла ли это быть любовь?       Юу не интересовало, что за манипуляции производит Матсумото с кофе. Он разглядывал потемневшие от воды кончики волос, разбросанные по плечам Таканори. Так глупо. Никому не нужные мелочи всегда занимали его, и даже теперь эти намокшие волосы занимали его больше, чем расчленённый труп, упакованный в сумку за его спиной. Наверняка весь багажник полон крови: Таканори никогда не бывал аккуратен в этом плане. Всё всегда выходило вот так, случайно, и сегодня утром Юу нашёл его дома, сидящим на полу в луже крови.       Эти детские развивающие коробочки с отверстиями, сделанными точь-в-точь под очертания разнообразных фигурок. Когда вручаешь такую ребёнку, он очень долго пытается воткнуть треугольник в овал, пока не понимает, как здесь всё работает. Таким же обезоруженным и непонятливым было лицо Таканори этим утром. В его виновато распахнутых глазах читалось: «Я не знаю, что мне с этим делать».       Каждый раз один и тот же сценарий: «Мне показалось, он хочет сделать мне больно. Я просто разозлился, прости. Это вышло случайно».       — Держи. Горячий, — прошептал Таканори, оборачиваясь и протягивая брюнету стаканчик. Его лицо было чудовищно безмятежным и открытым сейчас, будто ничего и не случилось. Юу принял кофе, продолжая глядеть в глаза младшего. Там он искал подтверждения своей гипотезы, но не нашёл ничего, помимо пустоты. Всепоглощающей чёрной пустоты. — Думаешь, нам это нужно сейчас? — спросил он вдруг. — В смысле, давай чуть позже… Чуть-чуть попозже, — заговорил озадаченно Матсумото и запустил пальцы в спутанные влажные волосы, нервничая. Спокойствие. Они должны поддерживать иллюзию того, что всё в порядке.       — Как скажешь, — без оговорок ответил Юу, наблюдая за дёрганностью своего спутника. Догадаться не составило для него трудности. Более того — он уже давно был готов к неизбежному.       В глазах потемнеет. Дышать станет трудно. Бросит в жар. Почти так же, как Юу чувствует себя каждую секунду рядом с человеком напротив, в чьих зрачках сейчас — его отражение. Они оба устали за сегодня, и нужно бы присесть на секунду и просто выпить чашку кофе. Горького, приторно-горького.       — Спасибо тебе. Таканори. — Вспомнив о кофе, Широяма благодарит. Наверное, никто вменяемый не стал бы благодарить за подобные жесты. Ведь Юу обо всём известно. Как и о том, что утром в их номер будут стучать предельно долго. Наверное, так бывает часто. Как бродячие кошки, люди сбегают подальше. Например, в мотель за несколько сотен километров от дома, в сущей глуши.       Матсумото даже не думал глядеть на сумку больше — может быть, намеренно. Они бы могли начать лихорадочно заметать следы, но, кажется, Таканори последний, кому есть дело до этих мелочей. И Юу понятна его незаинтересованность, ведь это не первый и не последний раз. Сейчас, несмотря ни на что, он ощущает себя дома. Прямо сейчас ему бы отыскать проигрыватель, поставить что-нибудь тягучее и сидеть несколько часов неподвижно, обняв пахнущего дешёвым гостиничным мылом Таканори. Это всё, что ему нужно.       Нет, он отнюдь не глупец. Уставший от страдания, теперь он находит вдохновение в статике, в обманчиво вечном. Он будет яростно отрицать, что песочные замки рушатся, и даже башня из слоновой кости не простоит долго.       В его руке — обычный пластиковый стаканчик, полный кофе. Часто ему безумно хотелось стать таким же непримечательным. Одним из сотни. Тогда, возможно, они могли бы смотреть телевизор по вечерам и держаться за руки; смеяться безо лжи, слепо. Незнание было бы светом.       — Ты собираешься пить сейчас? Или посмотришь?       Охрипший голос доносится с другой стороны постели, потому Широяма наконец отрывается от бездумного созерцания содержимого стаканчика.       — Посмотрю? — спрашивает он, недоумевая.       Обойдя постель, садится рядом. Глаза Таканори невидяще вперяются в стену.       — Зачем мне смотреть?       — Разве не так лучше? — шепчет младший, после чего всё же поворачивается. «Разве я не прав?» — спрашивает молча. Но это не вопрос. Переубеждать его, сейчас невосприимчивого ни к чему, бесполезно. Никогда он не был в полной мере осведомлён, что за человек рядом с ним и на что он пойдёт, чтобы защитить того, кого выбрал. Неоспоримо жестокий, он порвёт глотку любому, кто посмеет взглянуть неправильно, а позже, улыбаясь участливо, набросит на его плечи плед и спросит шёпотом, всё ли в порядке.       Выдохнув измотанно в ответ на затянувшееся молчание, Таканори медленно склонился вправо, и Юу ощутил призрачное давление на собственном плече. Пар больше не поднимался из принявшегося остывать кофе, а за окном всё ещё отбивал ритмы дождь. Свет ночников тусклый и коричневатый. Это могло бы походить на тихий уютный вечер, если поглядеть на их фигуры со спины, не приглядываясь. Не каждый заметит пятно крови на ворсистом ковре и не всякий сможет увидеть, как пусты и растерянны их глаза.       И Юу казалось, что он смог бы просидеть так всю вечность или даже парочку. Наверное, для этого у них ещё будет время. Пока не остынет кофе и хозяин, сбивший костяшки пальцев до боли, не взломает замок. Шокированный, он, конечно, позвонит в местное крошечное отделение полиции. Затем приедет скорая. Не сразу, но всё же судмедэксперты заключат: отравление органическими ядами.       Двойное самоубийство.