***
Я отнесся к ее финту простовато. Внутренний голос подсказывал мне, что эта мадмуазель лукавит. Но я был слишком утомлен, чтобы меня смущало присутствие даже самой Хельги в моей комнате. Пока Хельга делала вид, что внимательно осматривает мое жилище, я разложил себе диван, предложив ей место на моей кровати. — Диван жестковат. Лучше тебе поспать на моем месте. Я выйду пока из комнаты, чтобы не смущать тебя. Я спустился на кухню, где собирался приготовить чай с мятой. Было довольно поздно, но, видимо, кто-то еще продолжал полуночничать. Этот кто-то тихонько ругался про себя. Как оказалось, это был мой дедушка. — А, коротышка, это ты! Меня что-то одолевает бессонница. Ты не видел, случаем, мои таблетки? — Разве они не стоят на верхней полке, как обычно? Дед полез рукой наверх и, пошарив по стенкам, через мгновение достал свое снотворное. — Браво, коротышка! Ну и память. А я, походу, начинаю стареть. Кому это ты вторую чашку завариваешь? — удивленным голосом спросил он, пока я кидал на дно чашки листики мяты. — Дедушка, — я не отвлекся от своего дела, — так получилось, что сегодня я буду спать не один. Глаза старика округлились. Он по-доброму усмехнулся и пробубнил: — А, прекрасная особа. Я знал, что однажды ты приведешь ее в этот дом. Не будь слишком навязчивым, внучек. — Хватит ехидничать, дедушка. Мы просто друзья. — Да, да, конечно, — продолжал усмехаться старик. — Много ли я нынче понимаю в дружбе? Он зашуршал тапками прямиком к себе в комнату, а я понес приготовленный чай наверх.***
Прежде чем войти, я постучался. Не дождавшись ответа, я переступил порог своей комнаты и первым делом зашарил глазами в поисках моей гостьи. Хельги в комнате не было. Однако в тот же момент я уловил, что в комнате повеяло ночной прохладой. Подняв голову, я увидел, что стеклянный балкончик на крышу был приоткрыт. Похоже, что Хельга здесь довольно быстро освоилась. Я застал ее сидящей ко мне спиной с накинутым на плечи пледом. Я подошел к ней и предложил ей чая. Она не ответила мне, а лишь молча приняла кружку из моих рук, укутавшись еще больше в плед. Что нынче происходит с Хельгой Патаки? На нее это было мало похоже. — Ты что-то нынче совсем не разговорчивая, Хельга, — начал я, отпив из своей кружки. — Ты уверена, что у тебя все хорошо. Может, я смогу тебе чем-то помочь? .. — Ты можешь помолчать пару минут, — резко, но не грубо оборвала она меня, удобно обхватив чашку своими тонкими пальцами. — С мятой? — поинтересовалась она, и я радостно закивал головой. — Люблю мятный чай. Как ты догадался? — Никак. Я тебе предложил то, что люблю сам. Она слегка улыбнулась кончиками своих губ. Может, так ночь действует на меня, но что-то таинственно-прекрасное крылось в этой скромной улыбке. Я улыбнулся ей тоже и, как бы невзначай, чокнулся с ней бокалом. Ее это, похоже, немножко позабавило. — Знаешь, Арнольд. Я вспоминаю себя в младших классах. Я была просто невыносимой. Как ты мог терпеть все это? И сейчас, несмотря на все то, что я натворила, несмотря на все мои колкости и пакости, которые я устраивала тебе, ты принял меня в своем доме и угощаешь мятным чаем. Скажи, тебе мячом по голове с утра не стукнули, репоголовый? Я тихонько засмеялся. — Нет, не стукали. Тебя и вправду интересует, почему я, противу твоим ожиданиям, веду себя не так? Я заметил, что она за все это время так и не прикоснулась к чаю. — Остынет ведь, — намекнул я на чашку, и Хельга, словно очнувшись, принялась большими глотками поглощать содержимое. — Я просто давно уже разгадал твою хитроумную тактику, Хельга. Помнишь, когда мы были еще в четвертом классе, я сказал тебе, что ты претворяешься плохой, а на самом деле в глубине души ты очень нежная, ласковая и добрая девочка? Помнишь? — Помню, — как-то совсем упавшим голосом произнесла Хельга. — Я была невыносимой… — Нет, Хельга. Ты была очень милой. Да и сейчас ты… милая. Ее взгляд выразил нескрываемое удивление. Городской смог развеялся над кварталом, приоткрыв кусочек звездной бесконечности. Наверно, я выглядел дураком, когда, поглощенный сиянием звезд в ее влажных васильковых глазах, ощущал себя самым счастливым человеком. — Эй, Арнольд, ты точно не того? Не забывай, что ты разговариваешь с Хельгой Патаки. — Хельга, ты даже не представляешь, какая ты красивая, — совсем забывшись, пролепетал я. — Ты что, спятил, репоголовый? .. — Хельга, достаточно, — оборвал я ее приготовленную едкую насмешку. — Здесь нас только двое. Почему даже сейчас, когда позади осталась школа и детство, ты продолжаешь прятаться за личиной цинизма? — Не понимаю, о чем ты, Арнольдо. — Не понимаешь? В какой-то момент мне показалось, что всей прохлады ночи не хватит, чтобы остыть мои закипевшие чувства. Мне стало душно. Я вскочил на ноги и принялся ходить по крыше взад-вперед. — Твое упрямство, Хельга, сведет меня с ума. Тебе уже восемнадцать лет, а ты продолжаешь вести себя как девятилетняя девчонка. — Раз такой взрослый и умный, Арнольд, может, ты тогда прекратишь метаться из угла в угол и сделаешь что-то по-настоящему взрослое. Меня это задело. Я остановился как вкопанный и медленно повернулся в ее сторону. — Решила взять меня на слабо, Хельга, — угрожающим голосом начал я. (Я заметил, как ее былая прыть растворялась под воздействием моей решительности.) — Хорошо, я докажу тебе, что в отличие от тебя, я готов отвечать за свои слова и брать на себя ответственность. Я сделал это назло. Буквально в два шага я подлетел к ней, схватил в ладони ее нежное лицо и припечатал на ее губах невыносимо горячий поцелуй. Ощущение, будто целовал раскаленный песок. Еще немного, и мы бы оба получили ожог второй степени. — Хельга, — едва переведя дыхание, начал я, — знай, что я люблю тебя. По секрету сказать, уже в классе шестом мои сомнения относительно тебя развеялись окончательно, когда я пару раз заставал тебя в обнимку с моим портретом… — Ты подглядывал, за мной?! .. — Да, — я снова поднялся на ноги. — Мне стало любопытно, почему ты так часто оставалась наедине сама с собой. По правде говоря, я был бесконечно рад этому. Это лучше, чем быть объектом насмешек на основании беспочвенной ненависти. А тут, оказывается, все гораздо сложнее и возвышеннее. Говоря это, я очень выразительно жестикулировал. Хельга не сводила с меня глаз. — Скажи, — продолжил я, — почему ты отказалась от своих слов, когда однажды уже призналась мне? Она уже допила чай и, сейчас пустая кружка медленно продолжала остывать на холодном воздухе. — У меня были на то причины, Арнольд, — начала она, кутаясь в плед. — Я и ты. Я испугалась своих же чувств. Я так привыкла любить тебя в тайне, что открыться значило для меня оказаться безоружной. Любовь к тебе давала мне силы и заставляла делать совершенно безумные поступки. — Радость моя (я заметил, что когда я разговариваю с ней, мой голос звучит совсем по-другому), мы могли бы вместе хранить твою тайну. Ты серьезно полагаешь, что я бы разболтал всей школе? — Кто ж тебя знает! — Хельга, ты просто прелесть, — беззаботно засмеялся я, взяв ее за руки. — Скажи мне, что ты чувствуешь теперь, когда я признался тебе? — Я чувствую, что запомню этот день на всю свою жизнь. Можно, теперь я тебя поцелую, чтобы запомнить на всю жизнь то самое чувство, когда тебе позволяют коснуться любимых губ? Я расплылся в улыбке. Волшебное необъяснимое чувство вновь охватило меня, поднявшись широкой волной от самых пят до кончиков волос. — Может, еще мятного чая? — предложил я ей вкрадчивым голосом. — Пожалуй, я не смогу отказаться.