***
У матроны Самары три дочери, и все они скорбят по-разному. Рила садится у окна и берет в руки свои кисти. Она рисует панораму Тессии, залитую алым светом заходящего солнца, зная, что видит ее в последний раз. Штрихи ложатся на бумагу привычно ровно, лишь иногда смазываясь сорвавшимися с ресниц слезами. Рила хочет помнить потому, что здесь она была по-настоящему счастлива. Мирала сбивает до крови костяшки пальцев в бессильной злобе. «Это несправедливо!» — кричит она в лицо матери. — «Ты не можешь так поступить с нами!» У нее впереди была целая жизнь, теперь перечеркнутая одним глупым предрассудком. Мирала исчезает задолго до рассвета, и в своем малодушии Самара не пытается ее остановить. Фалере методично удаляет с инструментона все контакты своих друзей, все голоснимки и звуковые сообщения, которые они записали для нее, даже зная, что она — монстр. Им позволено взять с собой в Монастырь лишь самое необходимое и запрещено поддерживать связь с кем-либо вне стен их нового дома. Фалере хочет забыть потому, что память болит слишком сильно.***
У юстицара Самары три дочери, и все они прощаются по-разному. Рила прерывает звонок и, запершись в своей комнате, долго, беззвучно плачет, больно прикусив ладонь. На ее аккуратно заправленной постели лежит портрет, с которого мягко улыбается нарисованная по памяти Самара. «Мама», — шепчет в пустоту Рила, — «пожалуйста, мама…» Моринт поднимает голову, на секунду отрываясь от губ очередного любовника. Она чувствует опасность кожей еще до того, как из темноты выходит фигура, долгие годы преследующая ее по пятам словно особо надоедливый кавалер. «Мать», — хищно улыбается Моринт, а под ее пальцами вибрирует биотическое поле. Фалере просит найти сестру. Найти и остановить. Ее голос ужасающе спокоен, и Самара почти не узнает свою младшую, неизменно светлую, дочь. Она повзрослела раньше своего времени, запертая в четырех стенах, с въевшимся в кожу клеймом чудовища. Самая мудрая из троих. Самая терпеливая. «Она любит тебя, честно. Просто сейчас не может сказать это.» «А можешь ли ты?» Незаданный вопрос повисает в тишине законченного звонка немым укором.***
У юстицара Самары три дочери, и все они — мертвы. Вес пистолета в ее ладони знакомый и надежный, как рукопожатие старого друга. Кодекс запрещает отнимать жизнь у невинных, однако Самара едва ли может отнести себя к этой категории. Ее погоня закончена. Ее война закончена. Самара закрывает глаза и улыбается, нажимая на курок. У Самары три дочери, и теперь они наконец-то вместе.