***
– О, – коротко бросил Сайтама, после пяти минут (четырех минут и пятидесяти трех секунд, Генос засекал) изучения письма. Геносу не нужно было даже заглядывать в текст, чтобы понять что там: он так долго мусолил этот листок, что запомнил его до мельчайших подробностей. И как только увидел его в руках Сайтамы, сразу же узнал. Все эти четыре минуты пятьдесят три секунды, Генос совершенно не находил себе места, постоянно кидая на Сайтаму изучающие взгляды и стараясь делать вид, что полностью поглощен изучением собственной почты. Скорее всего, притворялся он очень неубедительно, но Сайтама всё равно за ним не следил, поглощенный чтением. А сейчас закончил и выразил свое отношение совершенно непонятным «O». Генос несколько раз по-совиному сморгнул, ожидая продолжения, но Сайтама молчал, всё так же пялясь на лист у себя в руках, и не торопился хоть как-то разъяснить свою реакцию изнывающему от нетерпения Геносу. Ждать тот никогда не умел. – Что… – он прокашлялся и сглотнул, чтобы избавиться от ощущения кома в горле. – Что такое, учитель? – А? – тот поднял удивленный взгляд, словно не ожидал увидеть кого-то рядом. – Ничего, видимо, кто-то ошибся адресатом. Генос настолько растерялся, что замер с открытым ртом, но когда Сайтама уставился на него со смесью скепсиса и беспокойства – мол, парень, с тобой всё хорошо? – опомнился и выдохнул: – С чего вы взяли? – Ну, обычно мне такого не пишут. – А сейчас написали! – необдуманно выпалил Генос, рискуя вызвать подозрения, но Сайтама не придал значения его эмоциональности, а закатил глаза и ткнул письмо ему под нос. – Ты даже не знаешь, что тут. Сам посмотри! Это как-то странно. Геносу потребовалось три вздоха, чтобы взять себя в руки. С первым он подавил желание ввязаться в горячий спор, который наверняка нарушит его инкогнито. Со вторым запретил себе думать об убийстве всех тех ублюдков, из-за которых учитель теперь не верит в то, что его могут ценить. С третьим успокоился, взял листок из рук Сайтамы и вчитался в текст, который мог бы повторить и во сне. Добравшись до конца, он с медитативной скрупулезностью сложил письмо по линиям сгибов и протянул его обратно. – Посмотрите, кто адресат, учитель. Геройские имена не повторяются, поэтому вероятность ошибки крайне мала. – Мала она, видите ли... – заворчал Сайтама, но послушался и с подозрением изучил конверт. – Это… мне. – Конечно вам, – кивнул Генос и улыбнулся, когда Сайтама поднял на него взгляд. – Вы очень многое делаете, неудивительно, что вас замечают. Ответная улыбка стоила всего: и рисков быть раскрытым, и этого маленького обмана, и чувства вины, которое тот за собой повлек.***
Принимаясь за второе письмо, Генос убеждал себя, что он ни капли не врет Сайтаме. Всё, что он писал, было правдой. «Сегодня мне удалось увидеть, как вы убили гигантского монстра-голема…» Он и правда видел. Стоял поодаль, прижимая к груди коробку с новеньким ноутбуком, который Сайтама скрепя сердце купил себе на выплаты Геройской Ассоциации. Вообще, Генос бы предпочел не обжиматься с коробкой, а самостоятельно прикончить чудовище, но Сайтама строго велел: «следи, чтобы не разбился», и Генос послушно стоял, оберегая вверенную ношу. « …вы спасли множество жизней. В этом районе нет убежищ, а спастись из опасной области успела хорошо если четверть населения». Датчики Геноса позволяли оценить плотность живых организмов, и по всему выходило, что Геройская Ассоциация даже не пыталась начать эвакуацию, чтобы минимизировать потери. Если бы Сайтама не оказался там по чистой случайности, количество жертв могло быть колоссальным. «Меня вы тоже спасли, потому я хочу поблагодарить вас – и от себя, и от тех людей, кто будет жить дальше благодаря вам». Почти ложь – тот монстр не представлял для Геноса опасности, но Сайтама спасал его множество раз до этого, поэтому… поэтому Генос позволил себе допустить эту хронологическую вольность. Закончив, он сложил письмо вчетверо, запаковал в заранее прихваченный конверт и положил во внутренний карман жилетки, чтобы на следующий день отнести в почтовое отделение Геройской Ассоциации.***
– А этот парень настырный, – с неопределенным выражением на лице протянул Сайтама, когда к ним пришла очередная пачка корреспонденции. Он выглядел так, будто пытался улыбнуться, нахмуриться и чихнуть одновременно. Генос высунулся из-за помпезного ламинированного листка розовой бумаги с признаниями в любви, за которым не очень-то мужественно прятался, и вопросительно замычал. Словами озвучить свой вопрос он не решился, так как всерьез опасался ляпнуть что-нибудь лишнее. – Ну, который в прошлый раз писал. То есть он… – Сайтама как-то натянуто улыбнулся и потер лоб. – Здорово, что есть люди, которые замечают то, что я делаю. Но этот парень немного пугает. Будто следит за мной, – он ненадолго умолк и задумчиво покусал губу. – Или она. – Вы преувеличиваете, учитель, – с непроницаемым лицом ответил Генос, предусмотрительно отключив электропривод мимических мышц. В своем лице, как и в голосе, он не был уверен. – Да? Ну, может быть. Сайтама приподнял уголки губ, скомкал все адресованные ему письма – включая письмо Геноса – и метким броском отправил в дожидающийся в коридоре пакет с мусором. – Ладно, я схожу в магазин. Есть охота, а сегодня вечером распродажа морепродуктов. Сделаешь пока рис, ладно? Геносу, который тупо пялился на бумажный комок писем в пакете, оставалось только кивнуть.***
С тех пор Генос стал осторожнее. Ему очень хотелось написать Сайтаме еще. Рассказать, сколь бесценны его смелость и сила; посетовать, что он не верит в симпатию стороннего человека; восхититься его сдержанным спокойствием и добротой. Но подобное рвение пока что вызвало только подозрительность и опаску, поэтому Генос сбавил обороты, дожидаясь чего-то… масштабного. И оно не заставило себя ждать. Кучка недобитых монстров из морского народа неаккуратной грудой вывалилась на пирс города J. Без лидера их поведение стало хаотичным, что, вкупе с врожденной агрессией, давало убийственную смесь – в прямом смысле этого слова. Они устроили жестокую резню среди отдыхающих, разнесли несколько прибрежных зданий, но замедлились, увязнув в группе подоспевших героев. Увязли они буквально – с десяток маечников во главе с Вегетарианцем смогли выступать разве что как слабо способный к сопротивлению буфер между жилыми районами и беснующимися монстрами. Которых оказанное сопротивление, похоже, только раззадорило. Первым из всей геройской толпы на землю упал Черная Дыра. Именно в этот момент в кармане Геноса надсадно завибрировал телефон. Идущий рядом Сайтама сразу же замолк и с плохо скрываемым любопытством стал прислушиваться к разговору. Не то чтобы хоть что-то было ясно из одностороннего «да-да-нет-да-хорошо» Геноса, но тот, повесив трубку, пояснил: – В двух кварталах отсюда на пристань вышло несколько монстров из морского народа. Координатор из Ассоциации попросил помочь, так как я близко, – Генос пожевал губами и повернулся к морю, прикидывая расстояние. – Подождете меня? – Составлю тебе компанию, – задумчиво протянул Сайтама. – Это лучше, чем просто торчать здесь. – Вы могли бы отправиться домой. Не думаю, что дело требует вашего вмешательства. – Ну и что? Погода отличная, неплохой повод сходить на пляж. Геносу нечего было возразить, и он рванул к морю. Учитель без видимых усилий бежал с ним наравне – бок о бок. Благодаря Сайтаме бой долго не продлился. Он со скучающим видом раскидал оставшихся монстров, брезгливо стряхнул синюшную кровь с рук и направился было к Геносу, который как раз заканчивал с отбившимся от основной группы чудовищами, но остановился на гневный окрик: – Опять ты? Приперся на готовое! Хочешь украсть чужие подвиги? Все: и Сайтама, и Генос, и оставшиеся на ногах качки Мастера в Майке, – уставились на Тигриную Майку. Тот выглядел скверно: заляпанный кровью (людей и монстров) и едва стоящий на ногах, но это совершенно не мешало ему буравить Сайтаму злобным, тупым взглядом. В ответ тот нахмурился. – Ты… это ведь ты тот крикливый мужик, который докопался до меня после падения метеорита? Как там тебя?.. Лицо Тигриной Майки покраснело от гнева, и он грубо рыкнул: – Не смей делать вид, что не помнишь, ты, хренов жулик! По рядам всё еще стоящих на ногах маечников прошелся гулкий шепоток. – Но я правда не помню, чувак. Сайтама неопределенно повел плечом, потянулся было почесать в затылке, но посмотрел на грязные руки и сморщил нос. Генос сразу же оказался рядом, выискивая по карманам платок. – Вот, учитель, – протянул он и окинул разномастную толпу маечников злым, волчьим взглядом. – О, спасибо! – Слушай, ублюдок, не смей меня игнорировать! – рявкнул Тигриная Майка, и Сайтама, сосредоточенно оттирающий пальцы, бросил на него недовольный взгляд. – Хватит орать уже, парень. – Хватит?! Ты приперся сюда, украл наши подвиги и еще смеешь указывать?! – Слушай, Тигр… – вклинился Вегетарианец, но продолжить не успел. Поддавшись эмоциям, Генос сделал шаг вперед, готовый выбить всю дурь из этого крикливого мелочного засранца, но Сайтама выставил перед ним руку, не давая приблизиться. – Не нужно, всё в порядке, – прошептал он и продолжил уже громче: – Чувак, сделай что-нибудь полезное, а? Тут полно раненых, а ты выставляешь мне свои нелепые претензии. Тигриная Майка набрал побольше воздуха, видимо, чтобы обрушиться на Сайтаму всем своим гневом, но тот коротко кивнул на скорченную на земле фигуру в черном: – Это ведь твой брат? Может, лучше займешься им, а не мной? Крыть было нечем. Зло что-то прошипев под нос, Тигриная Майка побрел к Черной Дыре, а Генос, всё это время не бросавший сдержанных попыток вырваться из хватки учителя, наконец обмяк. Сайтама сразу убрал руку с его груди и вернул измазанный синим платок, благодарно кивнув. – Думаю, на сегодня пляж отменяется. Генос окинул оставшиеся после нашествия монстров разрушения и жертвы уже осмысленным, не затуманенным злостью взглядом. – Домой? – негромко спросил он. – Ага. И по пути заглянем в лавку с данго, хорошо? С места бойни они уходили максимально быстро, остановившись, только когда Вегетарианец ненавязчиво положил руку Сайтаме на плечо. Тот обернулся резче обычного, явно готовый к драке, но Вегетарианец сразу убрал ладонь и буркнул: – Спасибо. – А? – Сайтама удивленно сморгнул, но расслабился. – Да не за что. Мне несложно. Генос задержал дыхание и опустил взгляд, боясь, что его лицо сейчас выражает слишком многое. Уже дома, дождавшись, когда Сайтама заснет, он вышел на кухню и сел писать. Не мог не написать. «Здравствуйте, Сайтама. Надеюсь, это не слишком поспешно, называть вас по имени? Не то чтобы я надеялся на ответ, просто не сочтите это фривольностью с моей стороны. Сегодня я узнал про инцидент в городе J, и о вашем участии в его разрешении. Печально, что не обошлось без жертв, но ваше вмешательство позволило их минимизировать. Мне повезло увидеть происходящее на видео – один из очевидцев заснял бой на камеру». Это не было ложью: Генос исправно читал раздел имиджборды, посвященный деятельности героев. «С его стороны неоправданный риск, однако, мне приятно знать, что таким образом о ваших подвигах сможет узнать больше людей. Что хотя бы так до населения можно донести информацию о тех героях, что спасают жизни, не растрачивая себя на саморекламу. Также я стал свидетелем сцены, которую устроил Тигриная Майка. Не знаю, важно вам это или нет, но большая часть людей в комментариях под видео придерживаются вашей позиции. Вне зависимости от контекста, поведение Майки недостойно и недопустимо для героя. Со своей стороны я не могу не высказать восхищения вашей сдержанностью и спокойствием. Не каждый сможет держать себя в руках в такой ситуации, и ваш самоконтроль поистине невероятен. В определенной степени меня огорчает то, что аудитория, считающая вашу силу и смелость фальшивкой, уменьшается крайне медленно даже при наличии таких неоспоримых доказательств. Но, насколько я могу судить, популярность и мнение окружающих не играют для вас решающей роли. Это очень необычно для героя, но достойно уважения, как и остальные ваши качества. Наверное, именно это поражает и восхищает меня в вас в первую очередь. Надеюсь, я не обижу вас своим предположением, но мне показалось, что вы одиноки. Ни общественности, ни мне почти ничего неизвестно о вашем близком круге…» «Кроме того, что мы часто оказываемся вместе», – про себя добавил Генос. « …но, кто бы вас ни окружал, вы не похожи на человека, который легко впускает других людей в свою жизнь. В любом случае, с моей стороны это только догадки, но я надеюсь, что те, кто вас окружает, делают вас счастливым». «Надеюсь, я делаю вас хоть немного более счастливым» – перевел Генос для себя и выдохнул. Слишком лично. Слишком интимно. Он пишет Сайтаме не для того, чтобы вывалить на него свои мысли и чувства – тем более, в такой анонимной форме это не имело никакого смысла. Поэтому он быстро исправился, возвращаясь к теме геройства: «Я всей душой надеюсь, что мелочная злость и недоверие не пошатнут вашей уверенности в себе. Что вы никогда не бросите дело, которое любите, потому что сохраненные благодаря вам жизни – бесценны. И сколько бы завистников не было вокруг, помните, что рядом всегда есть те, кто благодарен вам за спасение, что... » Ручка проехалась по столу со скрежещущим звуком. С удивлением Генос отметил, что успел исписать лист, в растерянности перевернул его, но от вида девственно чистой бумаги все связные мысли вылетели из головы. Не то чтобы там, в голове, было что-то важное – самое главное он уже написал. Письмо он надежно упрятал в карман джинсов, мимоходом задумавшись, что если так будет продолжаться, нелишним будет обзавестись полостью в теле, где можно будет надежно хранить хрупкие листы бумаги. Впрочем, долго носить с собой письмо он не собирался, и на следующий же день отправил с одного из почтовых отделений Геройской Ассоциации.***
Почта пришла через три дня. Благодаря инциденту с морским народом и выложенной в сеть записью боя Сайтамы, пачка его писем была в два раза больше обычного, а самое главное – из десятка конвертов только в двух были обвинения в мошенничестве. По ним Сайтама пробежал привычно равнодушным взглядом, но без короткой разочарованной паузы, которую Генос каждый раз замечал. Ему хотелось думать, Сайтама рад. Но сегодня Геноса больше волновали не симпатии остальных семи человек, а реакция Сайтамы на одно конкретное письмо. Именно его учитель, узнав почерк и пробормотав: «надо же, у меня появился постоянный фанат», отложил напоследок. Словно издеваясь над Геносом, который изнывал в нетерпении и невидящим взглядом скользил по собственным письмам, полным дифирамб его привлекательности. Кстати говоря, в отличие от Сайтамы, который отправлял в мусор всю корреспонденцию, Генос благодарности за спасение хранил. Как напоминание о том, что его работа действительно приносит пользу. Но сейчас он равнодушно, не разбирая текста, пропускал даже такие письма. Слишком важно ему было увидеть реакцию учителя. Когда рассеяно улыбающийся прошлым посланиям Сайтама добрался до письма Геноса, тот уставился на него немигающим взглядом. К счастью, столь пристального внимания к себе Сайтама не заметил, полностью погрузившись в чтение. И чем дальше он читал, тем слабее становилась его улыбка, пока лицо не приобрело привычное равнодушное выражение. Генос не знал, куда себя деть. Он написал что-то не так? Оскорбил учителя? Затронул слишком личные темы? Но он же не может просто взять и спросить в чем дело! И что ему теперь предпринять? Он был близок к тому, чтобы начать дымиться от напряжения, но Сайтама невольно пояснил причины своей задумчивости: взял конверт, изучил его с обеих сторон и как-то беспомощно протянул: – Тут нет обратного адреса. Генос не успел выйти из прострации, потому механически доложил: – Это распространенная практика для почты из Ассоциации. Фанаты не знают адреса героев, обозначая только геройское имя, а герои, в свою очередь, не знают адреса фанатов. – Ого. А я раньше не замечал, – Сайтама потер затылок и бросил на Геноса любопытствующий взгляд: – Значит, я никак не могу связаться с… отправителем? Генос сглотнул и опустил взгляд. Вообще-то связаться можно, но процедура была муторной и не гарантировала результата, потому, обычно, даже не озвучивалась. И сейчас Генос мог бы соврать, что способа нет, тем самым обезопасив себя и свое инкогнито, а мог… мог сказать правду. И тогда его молчаливая поддержка перерастет в полноценный диалог. Плохая, очень плохая идея. Генос сглотнул еще раз и ровно произнес: – При отправке письма ему присваивается идентификатор. Там, на конверте, видите?.. – Сайтама присмотрелся и кивнул. – Вы можете подписать свой ответ с этим же идентификатором, и его перенаправят в то отделение, из которого было отправлено исходное письмо. И если отправитель запомнил свой идентификатор и снова появится в этом отделении, он сможет забрать ваш ответ. – Постой, – сморгнул Сайтама, осмыслив информацию. – То есть нормальная переписка возможна, только если отправитель по счастливой случайности зайдет в то же отделение и запомнит… сколько там?.. Девять цифр? Серьезно? – Поэтому это не самый распространенный способ связи, – кивнул Генос. – Однако, некоторые фанаты специально мониторят перечень пришедших от героев писем в надежде, что ответят именно им. – Вот дела, – пробурчал Сайтама и еще раз покосился на письмо у себя в руке. – Этот парень не похож на человека, который будет чего-то ждать, не имея гарантий. Но, наверное, есть шанс, что он придет в то же отделение и заметит, да? Выдержки Геноса хватило только на кивок и натянутую улыбку. Он изо всех сил старался вести себя обыденно: удержать в узде взрывоопасную смесь из тревоги, страха, радости, волнения, предвкушения, вины и любопытства. Слишком много слишком разных и слишком сильных эмоций. Когда Сайтама склонился над котацу, полностью сосредоточившись на ответе, Генос не выдержал и прикрыл лицо дрожащими руками. Конечно же, он придет в то же отделение и, конечно же, возьмет ответ по идентификатору, который отпечатался на его искусственной сетчатке, будто его выжигали огнем.***
«Привет», – начиналось ответное письмо Сайтамы. Генос развернул его, не выходя из почтового отделения, благо процесс принятия-отправки корреспонденции по большей части был автоматизирован, потому в приемном зале ему не приходилось ловить на себе любопытствующие взгляды операционистов. «Имя – это здорово. Намного лучше “Лысого Плаща ”, если честно. Слушай, парень, я хотел спросить: ты что, за мной следишь, что ли? То есть, мне приятно, конечно, твое внимание, и то, что ты ценишь мою геройскую работу, но твоя дотошность – это как-то стремно. Сам подумай: живешь ты себе, а тут откуда ни возьмись берется странный чувак, который заваливает тебя хвалебными одами. Я не хочу тебя обидеть или что-то такое, и благодарен за твои слова, если мне и правда удалось тебе помочь, но если ты из категории этих странных фанатичных сталкеров – не надо так». И всё. Не совсем доверяя своим глазам – или подозрительности Сайтамы, – Генос перевернул лист, посмотрел на нетронутую белизну обратной стороны, потом повернул обратно и еще раз перечитал. Окажись рядом учитель, Генос бы сейчас повернулся к нему и беспомощно бы сообщил: «Я не знаю, что должен думать по этому поводу». А Сайтама, почесав в затылке, наверняка ответил бы что-то вроде: «Не парься, чувак, иногда люди не соответствуют твоим ожиданиям». Но учителя рядом не было, и Генос действительно не имел понятия, что ему делать и как реагировать. Сочувствовать подозрительности Сайтамы? Злиться на ненавистников, что взрастили в нем такую недоверчивость? Сетовать на собственную неосторожность? И как на это отвечать? Стоит ли вообще отвечать, если письма вызывают такую реакцию? И что… Хотя, стоп. Генос механически отмотал невидимую ленту своих мыслей назад. «Иногда люди не соответствуют твоим ожиданиям». Довольно очевидная истина стала для него откровением. Не сама по себе, конечно, а та часть, что касалась Сайтамы – Генос-то привык считать, что изучил и понял того в достаточной степени, чтобы предсказать реакции, а теперь вот сидел в ступоре просто от того, что учитель повел себя совсем не так, как он рассчитывал. Значит, изучил невнимательно? Узнал не настолько глубоко? Да и что он вообще знал о Сайтаме? Кроме каких-то крох из прошлого – тех же тренировок – и кучи мелких бытовых мелочей. Понимание того, что его знания об учителе в крайней степени скудны стали вторым за сегодня откровением для Геноса. Третьим – что тот так подозрителен, потому что содержание писем тоже было очень далеко от его ожиданий. И четвертым: мысль, что их переписка хороший способ узнать Сайтаму получше, с одной стороны, и добавить тому уверенности в себе, с другой. Пусть даже ценой небольшого обмана. С восхищенным благоговением Генос подумал, что даже воображаемый учитель умудряется давать ему дельные наставления, и взялся за дело, прихватив казенные бумагу и ручку: «Хорошо, тогда я буду называть вас по имени. И в первую очередь я хочу поблагодарить вас за ответ, я никак не ожидал, что вы пойдете со мной на контакт». Генос и правда не ожидал – и до сих пор не мог понять, как относиться к тому, что их переписка стала двусторонней. «Если под “сталкерами” вы понимаете людей, которые фанатично следят за объектом своего интереса, поджидают у подъезда, собирают автографы и не дают прохода – то нет, я не из их числа. Восхищение предполагает уважение, включая уважение и к личному пространству». О временах, когда Генос действительно фанатично следил за своим учителем, он деликатно умолчал. «Мои почтение и благодарность продиктованы желанием поддержать вас, а не безумным влечением фанатика. Наблюдая за активностью вокруг Ассоциации, я так или иначе сталкиваюсь с агрессией и недоверием в отношении талантливых и скромных героев, которые заслуживают внимания. Но вы – это нечто выдающееся. Не только как носитель потрясающей мощи, но и обладатель поразительного образа мышления. Насколько я могу судить. И не удивляйтесь тому, что находятся те, кто ценят вашу работу: чем дальше, тем больше их будет, потому что в числе спасенных всегда есть часть, которая видит, что ваши способности – не результат махинаций, а настоящая сила; ваше желание помогать – не тяга к дешевой популярности, а искреннее стремление». Генос поставил точку и не без труда отложил ручку в сторону. В этот раз он не исписал листок и наполовину, хотя руки буквально чесались в желании продолжить, воздав честь благородству учителя, но тот, во-первых, оказался подозрителен, а во-вторых, ценил лаконичность. На его примере Генос тоже старался прийти к определенному минимализму в изложении своих мыслей, пускай это давалось ему с трудом. Не соблазняя себя более видом пустого места на листке, Генос взял из настенного автомата конверт, запаковал письмо и отправил его герою Сайтаме («Лысый плащ»), дотошно поместив во внутреннее хранилище данных выданный ему девятизначный идентификатор посылки. На тот случай, если учитель все-таки захочет ответить.***
Когда надсадно пыхтящий почтовый дрон потыкался толстым боком в дверь балкона, Генос готов был пулей сорваться с пола, чтобы втащить в комнату коробку с письмами. Но Сайтама замахал на него рукой и поднялся сам: – Сиди-сиди. Весь день делать нечего, так хоть разомнусь. Он потянулся с глухим хрустом суставов, качнулся с пятки на мысок и прошлепал босыми ногами на балкон. Дрон встретил его шумным кряхтением, и Сайтама, присев на корточки, почти ласково похлопал его по боку, прежде чем отцепил коробку. Генос готов был поклясться, что в жужжании лопастей улетающего бота он слышал недовольное ворчание. Коробку Сайтама сгрузил на предусмотрительно освобожденный от ноутбуков котацу и обвел ее широким жестом: мол, хватай свое, всё равно его больше. Генос послушно принялся перебирать письма, откладывая те, что адресованы учителю, на другой конец стола. Пока он возился, Сайтама сходил на кухню, а вернувшись с двумя чашками чая, удивленно хмыкнул – в его стопке было не менее десятка писем, среди которых в середину затесалось и отправленное Геносом. Поначалу тот хотел положить его сверху, но, решив, что это вызовет подозрения, оставил как есть. – Вот, держи. – Сайтама отдал Геносу одну из чашек и уселся напротив. По первому письму он пробежался незаинтересованным взглядом – причем настолько незаинтересованным, что Генос не мог даже предположить, что там было написано – и отложил в сторону. Второй конверт постигла та же участь, да и третий отправился к общей куче. Изнемогая от любопытства, Генос совсем забыл про свою почту, разве что шею не тянул в попытке выхватить строчки текста на письмах Сайтамы, но очнулся, когда тот поднял на него взгляд. – Эй, ты чего залип? – спросил он и шутливо добавил, когда Генос тряхнул головой: – Неужели опять хочешь сжечь какого-нибудь хейтера? – Я не… – Генос поджал губы. – Ненавидеть вас за спасение – это мелочно и глупо. – Ага. Расслабься, меня даже благодарят. Иногда. О! – Добравшись, наконец, до Того Самого письма, Сайтама оживленно отхлебнул чай, отложил конверт на угол стола и пояснил в ответ на растерянный взгляд: – Это от того не-сталкера. Ну, помнишь? – Генос деревянно кивнул. – Интересно, это он просто написал или ответил? – Вы можете развернуть и посмотреть, – посоветовал Генос, отметив про себя, что Сайтама уже узнает его почерк. Генос, конечно, старался скорректировать манеру письма, но всё равно это было не очень… безопасно. – Угу, потом, – кивнул Сайтама, возвращаясь к остальной корреспонденции. Геносу оставалось только ждать. Вспомнив о собственных фанатских письмах, он честно постарался их читать, но сознание отказывалось концентрироваться на столь незначительной вещи, то и дело возвращаясь к учителю. А когда тот взял в руки его конверт, Генос и вовсе плюнул на это бесполезное занятие, исподлобья наблюдая за Сайтамой. Впервые, читая письмо Геноса, тот улыбнулся – слабо, уголками губ, но это уже было значительно лучше угрюмого недоверия, которое было до этого. Ответная улыбка расплылась на лице Геноса совершенно рефлекторно, более того – в обход сознания, потому что вопрос поднявшего на него взгляд Сайтамы стал для него неожиданностью: – Эй, а ты чего улыбаешься? С удивлением Генос зарегистрировал у себя напряжение мимических мышц, с которым ничего не получалось сделать. И ответить учителю тоже не получалось – он не знал что именно. «Я рад, что у вас появился новый фанат»? Это было бы неправдой, он был «фанатом» уже давно. «Знаете, всё это время я писал вам, и вот, теперь радуюсь, что это принесло плоды»? Не нужно даже напрягаться, чтобы перед глазами встала картина помрачневшего от такого признания лица Сайтамы. Поэтому Геносу оставалось только одно: сказать ту правду, которую он мог озвучить. – Вам. – А… – Сайтама заморгал в явном смущении, но улыбаться не прекратил. – Ты улыбаешься мне?.. Генос кивнул. – Ох. А я подумал, что тебе тоже написали что-то хорошее. Слово «тоже» Генос вычленил из всей фразы воображаемыми клещами, посмаковал у себя в голове, насладился им и понял, что его лицо окончательно выходит из-под контроля. Он уткнулся взглядом в лежащее на столе письмо, чтобы спрятать потеплевшие скулы (краснеть он не мог, но искусственное тело чутко реагировало на эмоциональный фон перепадами температуры), и тихо ответил: – Вы выглядели довольным, вот я и… – он совсем съехал на неразборчивое бормотание, но Сайтама его понял – кивнул на лист у себя в руках и пояснил: – Этот парень ответил. То есть, выходит, что он получил мое письмо. Говорит, не сталкер. Не то чтобы у меня были причины ему верить, но он выглядит довольно… вменяемым. Прочтешь? Генос неуклюже мотнул головой. – Это же ваше письмо. – Оно же не личное, а фанатское. Хотя как хочешь. Подашь мне ручку? Генос молча выполнил просьбу, и чтобы хоть как-то справиться с соблазном подсмотреть, что пишет в ответ Сайтама, всё же занялся своей почтой. Не самое увлекательное, но хоть какое-то занятие. А через двадцать минут Сайтама аккуратно запаковал письмо в конверт, заглянул на кухню, высказал холодильнику что-то неодобрительное и предложил Геносу с ним прогуляться – мол, и так весь день дома торчат, молока нет, да и письмо можно занести в ближайшее почтовое отделение Ассоциации. Генос был рад согласиться, слишком взбудораженный, чтобы просто сидеть дома и ничего не делать.***
«Здорово, что ты адекватный», – начиналось письмо Сайтамы, и Генос долго всматривался в эту фразу, силясь понять: это отвратительно беспардонно или очаровательно беспардонно? Решив, что больше всего это подходит под описание «честно», он продолжил читать: «С некоторых пор я стал опасаться сталкеров, сам понимаешь, в наше время каких только извращенцев не встретишь. Надеюсь, я не обидел тебя недоверием. Значит, ты следишь за малоизвестными героями? Это странное занятие, чувак, но, наверное, полезное. И много таких? Которые не полюбились публике? Вообще, ты был прав, когда говорил, что меня мало волнует мнение окружающих. Я рад благодарности, но на то, что обо мне подумают, мне по большей части наплевать. Понимаешь разницу? Я, если честно, не особо, но сейчас попробую сам разобраться». Генос сглотнул и осторожно провел пальцами по заметному интервалу между строк. Он помнил: Сайтама и правда в какой-то момент остановился, пожевал кончик ручки и ушел на кухню – налить еще чая. Вернулся он с задумчивым лицом и продолжил писать. «В общем, благодарность, она ни к чему не обязывает, это просто реакция. Мнение – хорошее или плохое – уже несет оценку, понимаешь? Я чертовски хреново формулирую, если честно. Короче, меня совершенно не интересует, как мои действия оценят окружающие, я не для них стал героем, и их не касается, что и как я делаю. Благодарность – это другое. Я и без нее отлично жил, но это всегда приятно. Приятно понимать, что твое хобби кому-то помогает. Наверное, я могу сказать, что это придает сил. Делает мою жизнь лучше». Строки оборвались до того неожиданно, что Генос еще минуту буравил нижнюю часть листа пристальным взглядом, надеясь, что на бумаге проступят чернила с продолжением. В реальность его вернул тихий шорох, раздавшийся из комнаты – Сайтама заворочался на своем футоне, – и Генос едва ли не подскочил: он до безумия боялся быть пойманным за своим занятием, потому сейчас, сжимая в руках письмо учителя, реагировал на любые звуки максимально чутко. Но Сайтама просто перевернулся на другой бок и затих. А Генос, переведя дыхание, приглушил кухонный свет и принялся за ответ: «Я понимаю, о чем вы, и повторюсь: ваше отношение к общественному мнению очень необычно для большинства героев, но достойно восхищения. Думаю, если бы ваши коллеги придерживались подобных взглядов, не размениваясь на дешевый эпатаж, многие инциденты с монстрами можно было предотвратить. С моей стороны остается только понадеяться, что людей, благодарных вам за спасение, будет становиться всё больше. Не знаю, насколько вам будет это приятно слышать, но наравне с надеждой я испытываю определенные сомнения касательного того, что ваши ненавистники исчезнут: людям всегда свойственно завидовать выдающимся способностям, а многие даже близко не представляют, что человек может обладать силой, подобной вашей, а особенно – как ее достичь». Генос остановился и невольно сморщил нос от грубости этой манипуляции. Даже так, от лица незнакомца, он продолжал настойчиво тянуть из Сайтамы секрет его силы. Конечно, тот уже рассказал о нем, и не то чтобы у Геноса были причины не верить учителю, просто он… сомневался. Вариант с тренировками был слишком нереалистичен. Слишком безумен. А не использовать шанс узнать хоть что-нибудь сверх простого свода правил: «сотню отжиманий, сотню приседаний, сотню на пресс, десять километров бега, каждый день», Генос просто не мог. Он мысленно пожурил себя за это и продолжил, не столько желая поддержать тему, сколько «закидывая удочку» для дальнейшего диалога: «Не могу сказать, что пристально наблюдаю за малоизвестными героями, но я стараюсь быть в курсе дел Ассоциации, и целостная картина складывается у меня так или иначе. К сожалению, большинство героев, что не гонятся за славой, остаются в классе С, даже если достаточно сильны для В – продвижение требует определенных амбиций, или, как в случае с вами, выдающихся способностей». Поставив точку, Генос сосредоточенно запаковал письмо в конверт, спрятал его во внутренний карман жилетки и отправился готовиться ко сну. Своей возней он разбудил Сайтаму – тот потянулся, сонно заморгал, проворчал что-то про полуночничающих киборгов и плотнее закутался в одеяло, вновь проваливаясь в дрему. А Генос еще час смотрел на его расслабленное лицо, ворочая в голове текст письма. С невольным стыдом он осознал, что раньше считал слова Сайтамы о наплевательстве на мнение окружающих лукавством, так как не проводил разницы между оценкой и благодарностью, но сейчас, благодаря их переписке, смог переосмыслить мотивы учителя. Ускользающим в сон сознанием он попытался сделать из этого какой-то вывод, но последней связной мыслью, прежде чем он уснул, стало привычное уже: «учитель удивительный».***
Следующий ответ Сайтамы Генос опять не донес до дома и развернул прямо в почтовом отделении. Небольшое помещение всё равно пустовало в разгар рабочего дня после массовой эвакуации района из-за вторжения монстра. Тишина и уединение идеально подходили, чтобы спокойно изучить письмо. «Знаешь, а ты в чем-то прав. Я уже встречал нескольких человек, что хотели узнать секрет моей силы, но я ведь не делаю из этого никакого секрета. Всё просто – упорство и ежедневные тренировки: 100 отжиманий, 100 приседаний, 100 упражнений на пресс и 10 километров бега. Не помешает еще правильное питание. И всё это – пока не облысеешь! Как видишь, на словах всё не особенно сложно, хотя времена моих тренировок были адскими. Но дело не в том, как чудовищно страдает тело от подобных нагрузок, а в том, что мне никто не верит. Я не могу сказать, что меня это сильно парит, но ведь меня не оставляют в покое! Взять хотя бы Геноса…» Генос остановился взглядом на своем имени и шумно сглотнул. Пальцы невольно сжали листок от напряжения: с одной стороны, он всё еще надеялся вызнать секрет силы учителя, а с другой, насторожился, когда речь зашла о нем. « …он хороший и старательный парень, но я не хотел становиться его учителем, и мне не нужны ученики. Да и черт с ним “не нужны”, мне нечему его учить! Я себя просто каким-то жуликом чувствую, будто вожу парня за нос, хотя я ничего ему и не обещал, в сущности. Ты же, наверное, в курсе, что он киборг, раз следишь за героями? Тренировки ему не помогут, по крайней мере, тренировки тела, а что делать с его головой, я понятия не имею. А он не верит в то, что я достиг своего уровня просто физическими упражнениями, и всё ждет, что я открою ему какой-то волшебный “секрет”. Если бы он у меня был!» Чтобы привести мысли в порядок, Геносу пришлось отложить письмо и несколько раз глубоко выдохнуть. Не то чтобы он никогда не слышал требований Сайтамы не называть его «учитель» или не понимал, что их единственный спарринг был скорее пародией на обучение, чем обучением. Но одно дело – где-то на периферии сознания отмечать эти вещи, а совсем другое – когда об этом говорят вот так в лоб. С другой стороны, Сайтама был прав. И в том, что тренировки киборгу не помогут, и что в случае механического тела нужно развивать разум. А самое главное, он был прав в том, что Генос ему не верил. Это недоверие Генос спрятал даже от самого себя, мысленно оправдываясь: «учитель просто не придал значения способу получения силы, или он хочет, чтобы я разгадал его как загадку». Вот только обманув себя, он так и не смог обмануть Сайтаму. Осознание собственной подозрительности неприятно резануло по убеждениям. Словно Сайтама поставил перед ним зеркало, в котором отразилась неприглядная и уродливая черта, которую ранее он предпочитал не замечать. А ведь Генос сам напросился к нему в ученики, а теперь что? Отказывался верить словам Сайтамы? Который, кстати, в одном оказался все-таки неправ – что ему нечему учить Геноса. Тот учился постоянно, даже сейчас, когда Сайтамы не было рядом, он то и дело вычленял, анализировал и принимал что-то новое. Ну, или, по крайней мере, пытался принять, потому что немедленно решить этот внутренний конфликт преданности и недоверия он был не в силах. Потому, отложив его до лучших времен, продолжил читать письмо: «Когда я рассказал Геносу о своих тренировках, он назвал их самыми обычными. Я поначалу удивился, но потом залез в сеть посмотреть и... они и правда считаются обычными! Ничего выдающегося. И я понятия не имею, почему так вышло. Почему у меня получилось, а у других – нет». Чтобы сесть за ответ, Геносу потребовалось минут десять – в противном случае он рисковал понаписать много лишнего, раскрыть свою личность и утомить учителя слишком… длинными и запутанными размышлениями. Но мало-мальски успокоившись, он взялся за бумагу с ручкой: «В ваш способ тренировок действительно… сложно поверить. Вернее в тот результат, что они принесли. Но мне казалось, что ваше сдержанное отношение распространяется и на мнение окружающих о том, говорите ли вы правду? Возможно, мое мнение ошибочно. И даже если вы не видите отличий от остальных людей, я уверен, в вас есть что-то, что решительно выделяет вас и среди гражданского населения, и среди героев. Что позволило вам достичь подобной мощи, но при этом сохранить столь твердый моральный облик. Я уже говорил, что поразительным вас делает даже не ваша сила, а отсутствие тщеславия, желание и способность отдавать себя процессу, а не гнаться за призрачным результатом. И, конечно же, ваша самоотверженность и благородство». Выдохнув, Генос чуть ли не силком заставил себя отложить ручку и выпрямиться. Этого было достаточно – не стоило увязать в их переписке с головой. Хотя, если быть честным с собой, Генос понимал, что уже увяз в ней, да так, что не выбраться.***
– О, мне опять написал тот парень, – пробормотал Сайтама, распаковывая письмо, пришедшее в новой пачке почты. К этому моменту Генос научился справляться со своими эмоциями (по крайней мере, он сам так считал) и умудрялся не прятаться за фанатскими письмами, чтобы скрыть свою нервозность. И даже вопросительное мычание он сумел сделать практически равнодушным. Сайтама изучающе на него уставился. – Последнее время ты такой неразговорчивый, когда мы читаем письма. Генос поперхнулся от неожиданности, смял в пальцах листок и тревожным взглядом уставился на Сайтаму. Похоже, ему не стоило так переигрывать в «равнодушного парня», да и текущая чересчур бурная реакция совсем ни к чему. По счастью, Сайтама понял всё по-своему – тихо засмеялся и спросил: – Что, любовные послания фанаток наконец проняли и тебя? – Они… я не… учитель, я… – замямлил Генос, огорошенный не только фактом своей неважнецкой игры, но и неожиданными выводами. – Ладно-ладно, – Сайтама примирительно поднял руки, улыбнулся и пояснил, кивая на лежащее перед ним письмо: – Знаешь, я начинаю привыкать к этому чуваку-по-переписке. – Это плохо? – кое-как совладав с непослушным синтезатором речи, поинтересовался Генос. – Это?.. Я не знаю. – Сайтама оперся о котацу, вытягивая под ним ноги и касаясь пятками колен Геноса. – Он начинал писать как фанат, но сейчас его письма не очень похожи на фанатские. – Подняв взгляд, он уточнил: – Не смотри так, я не имею в виду, что он непочтителен или что-то в этом роде. Просто, общается так… по-дружески. Эти слова вызвали у Геноса одновременно и радость, и странное, глодающее изнутри чувство, которому он никак не мог найти названия. А потом, опустив взгляд на зажатое в своих руках письмо с любовным признанием, он понял – ревность. Ревновать к несуществующему безликому фанату по переписке было той еще глупостью, однако этому фанату Сайтама рассказывал подробности своих мыслей и чувств, а общение с ним назвал дружеским. Геносу, который почти всё время был рядом, всё это было недоступно. Сглотнув, он заставил свое лицо принять нейтральное выражение и произнес: – Мне казалось, что вы предпочитаете именно этот формат общения. – Ага, ты прав. Просто, если мы вроде как уже приятели, то почему переписываемся? Я даже имени его не знаю, да и связываемся мы с помощью фанатской почты. В иной ситуации Генос порекомендовал бы Сайтаме встретиться с человеком, который вызвал его интерес, но сейчас это было бы очень глупым советом. Потому он ограничился тихим: – Думаю, если он захочет встречи, он напишет вам всю необходимую информацию. Сайтама фыркнул и потер лоб. – Я не уверен, что хочу этой встречи. Не то чтобы у меня были какие-то огромные ожидания, но у меня нет желания разочароваться. Или разочаровать. «Интересно, – невольно задумался Генос, – насколько вы были бы разочарованы, узнав, что “чувак-по-переписке” – это я?»***
Ответное письмо Генос распечатал на крыше высотного здания, с которого сбросил толстого, но на удивление шустрого монстра. Вообще, он предпочел бы прочесть его в более спокойной обстановке, но из почтового отделения его выдернул вызов, а дома вздрагивать от каждого шороха посреди ночи он не хотел. «Ты заставил меня задуматься над тренировками, и почему в моем случае они дали такой результат. И знаешь что? Я ни к чему не пришел! Я совершенно обычный. Во мне никогда не было чего-то… особенного. Наверное, я даже был “хуже”, чем все остальные. Я неважно учился и был хилым. Представляешь, даже не мог дать внятного отпора хулиганам, потому часто ходил в синяках. Мне не нравились никакие школьные предметы, а я не нравился преподавателям. Я и в институт-то поступил с трудом, из-за желания родителей, а не потому, что мне нравилось заниматься чем-то конкретным. Мне никак не удавалось вписаться в окружающий меня мир. Честно говоря, я и сейчас себя так ощущаю. Но, по крайней мере, теперь у меня есть дело, которое у меня получается, и которое я люблю… любил когда-то. Сейчас я даже не знаю, как отношусь к своему хобби. Любой бой становится скучным, если заканчивать его с одного удара. Но когда я начинал свои тренировки, я видел геройство единственным занятием, от которого буду получать удовольствие. Я не знаю, что из этого могло повлиять на результаты моих тренировок». Письмо еще не было закончено, но Геносу потребовалась пауза. Учитель никогда не был с ним настолько откровенен, потому и краткая предыстория его жизни, и отсутствие интереса к социализации, и наступившее безразличие к геройской рутине: всё это стало для Геноса неожиданностью. Не то что бы он не замечал фонового равнодушия Сайтамы, но считал это просто чертой характера. Тем более тот выглядел бодрее обычного, когда удавалось столкнуться с по-настоящему сильным врагом, или находил радости в каких-то бытовых мелочах. С другой стороны: а что Генос мог? Формально, будучи не в курсе проблемы (ведь письмо было адресовано анонимному фанату, а не ему), он не был вправе даже предложить помощь. И, честно говоря, понятия не имел, чем мог бы помочь. Разве что стать настолько сильным, чтобы составить конкуренцию учителю? Пожалуй, лучший вариант, но Геносу до этого уровня было далеко. А сейчас, пока он не достиг той мощи, чтобы тягаться с Сайтамой наравне, он должен был как-то жить со знанием, что тот не просто апатичен, но и страдает от этого. И что он сам, Генос, ничего не может с этим сделать. В очередной раз вяло пожурив себя за идею вообще начать переписку, он продолжил чтение: «Вообще, я тут нагнал тоску, но не могу сказать, что так уж плохо устроился. С тех пор, как я познакомился с Геносом, моя жизнь довольно сильно изменилась. У него иногда странные и чересчур шумные инициативы, но он всегда так поглощен делом, что я тоже заражаюсь. Это ведь он рассказал мне про Геройскую Ассоциацию. И из-за него к нам домой теперь припераются другие герои, с которыми мы познакомились, начав работать официально. Не понимаю, чего они ищут у нас – они шумные и настырные, но мне даже нравится это оживление. Наверное… ты ведь спрашивал, наплевать ли мне, что подумают другие про мои тренировки? В основной массе – да. Тем не менее, меня тревожит мысль, что те герои, что меня окружают сейчас, решат, что я лжец, и уйдут. Я только начал к ним привыкать. Но больше всего я боюсь за Геноса. Или просто Геноса. Я могу понять, почему он находится рядом со мной, пока считает, что я скрываю какой-то секрет силы. Но он уйдет в любом случае: и если решит, что я лжец, потому что более твердолобого моралиста я еще не видел; и если поверит мне, а, значит, поверит и в то, что мне нечему его учить. Полгода назад я и не подозревал, что меня будет тревожить то, что в моей жизни кого-то не будет, а сейчас, думая об этом, я испытываю растерянность. Причем настолько сильную, что рассказываю это незнакомому чуваку, даже имени которого не знаю! Кстати, ты мог бы сказать, как тебя зовут. Или назвать свой адрес, чтобы мы могли переписываться напрямую? Серьезно, приятель, мы могли бы увидеться, потому что вот так вот махаться письмами – это дико неудобно». Дочитав, Генос еще минуту гипнотизировал точку в конце предложения. Она была чуть вытянута вертикально, что придавало ей внешнее сходство с запятой, а потому создавала ощущение незаконченности письма. Или у самого Геноса было ощущение незаконченности письма – он и сам не понимал. Честно говоря, он вообще мало что понимал в своих мыслях и ощущениях после слов Сайтамы, но в одном был уверен точно: ревности, что снова начала глодать его, когда он начал читать письмо, он больше не испытывал. С высотки он спустился нетипичным для себя способом: по лестнице. Загибающиеся монотонные пролеты успокаивали хаос в голове и минимально проясняли сознание. Примерно настолько, чтобы понять – один Генос с собой не разберется. Потому, стоило ногам встать на твердую землю, он позвонил доктору Стенчу и напросился на внеочередной осмотр. Дескать – что-то странно барахлит в груди, надо проверить. И по обыкновению, он почти не врал. В груди и правда барахлило, только вот к работе его механического тела этот сбой не имел никакого отношения.***
– Доктор, – позвал Генос, и продолжил, когда тот поднял взгляд от монитора: – У меня вопрос… – он запнулся и прочистил горло, испытав чувство дежавю. – Помните, я спрашивал вас про этичность «лжи во спасение»? Я… я хотел бы спросить вас совета еще раз. Стенч наклонил голову набок, отчего его гротескная шевелюра забавно качнулась в сторону, и прогудел: – Судя по всему, мой прошлый совет не так уж тебе и помог. Но я попробую. Генос кивнул и снова уставился на яркие светодиоды операционной лампы, нависающей у него над головой. – Если, солгав, ты узнаешь что-то… что не предназначено для твоих ушей. Стоит ли признаться во лжи и жить, приняв во внимание эту информацию, или же продолжить лгать, но делая вид, что ты не в курсе того, что узнал? – Погоди. – Стенч выпутался из скрипящих объятий старенького стула и подошел к рабочей кушетке, осматривая раскрытый торс Геноса. – Хочешь сказать, что тот, кому ты солгал, не знает, что ты в курсе информации, которая для тебя не предназначалась? Генос кивнул еще раз, и Стенч задумчиво замычал под нос. Было понятно, что его так и подмывает выспросить детали, но он был слишком деликатен для этого, поэтому уточнил в максимально аккуратной форме: – Узнал, что кто-то думает о тебе что-то плохое? Плохое? Генос прикрыл глаза, мысленно повторяя строчки письма, которые с фотографической точностью отпечатались в памяти. – Нет. Не плохое. Совсем не плохое. – Хорошо. Но это «что-то» теперь тебе мешает? – Я… я не знаю, – он выдохнул, поднял веки и уставился на хитроумный манипулятор, ковыряющийся у него в груди. – Думаю, да. Я теперь не могу относиться к этому человеку как раньше, но вряд ли он сам захочет перемен. И это неправильно – менять свое отношение под влиянием информации, которую я не должен был знать. Стенч вздохнул и покачал головой, осторожно подкручивая фиксаторы ядра. – Если ты не можешь сказать правду, и не можешь продолжать обманывать, то попробуй просто не лгать. Генос удивленно сморгнул и перевел взгляд на доктора: – Это как? – Просто. Не говори правды своему учителю, но и не ври ему больше. – Это не… – Начал было Генос, но поморщил нос и отвернулся. Даже если Стенч не знал всех подробностей, естественно, ему не составляло особого труда понять, что так переживать Генос может только из-за Сайтамы. – Хорошо. Спасибо за совет, доктор. В ответ Стенч что-то неодобрительно заворчал под нос, но вслух журить не стал, а вскоре и вовсе затих. Этой ночью Генос остался в лаборатории. В этом не было какого-то практического смысла – всё, что нужно было отрегулировать и подкрутить было отрегулировано и подкручено. Но Генос не был уверен, что видеть сейчас Сайтаму – хорошая мысль. Тем более, когда Стенч отправился спать, он смог спокойно перечитать письмо учителя и собраться с мыслями для ответа. Пришлось затратить немало усилий, просто чтобы оставаться последовательным. «Я не могу точно утверждать, но, возможно, секрет ваших способностей кроется не в личностных характеристиках, а физических? Но если вы правы, и для достижения вашей мощи необходим определенный набор черт характера, то тогда, думаю, можно утверждать, что ваш случай по-настоящему уникален, и вряд ли удастся наблюдать подобный прецедент». Но Генос будет очень стараться. Если не ради мести за свой город и семью, то ради Сайтамы – чтобы и у того был достойный противник. «Я никогда не задумывался о том, как человек ваших возможностей будет воспринимать свою силу, и сейчас, после вашего письма, подобная мощь уже не кажется мне настолько восхитительной. Это… действительно печально. Я не знаю, поддержат вас мои слова или нет, но даже если вы разочарованы в бое, всегда есть десятки и сотни людей, которые могли бы погибнуть, не сумей вы выстоять против монстра. Часть из них – бесконечно благодарны вам за спасенную жизнь. Насчет вашего окружения: я бы не боялся, что вас оставят одного. Думаю, что к вам тянутся не столько из-за физических способностей, сколько из-за ваших личностных качеств. И даже если окружающие не очень верят в то, что подобной силы вы достигли тренировками, они наверняка уважают ваше право на этот секрет. Пусть даже вы и не делаете из этого секрета. Я не вправе давать вам советы, но если вас тревожит, что по этой причине от вас могут уйти, и вы сами готовы к диалогу, то не стоит тянуть. Чем меньше вы будете переживать по этому поводу, тем лучше для всех. Также меня приятно поразило то, что сравнительно тесное общение приносит вам радость и помогает справиться с апатией. Не обижайтесь, но вы действительно не выглядите как человек, способный наслаждаться шумной компанией. А от встречи…» Генос остановил ручку посреди листа, тихо выдохнул и откинулся на скрипучем стуле. Это и правда нужно было прекращать, но он понятия не имел, как написать прощание, при этом не обидев? Вряд ли, конечно, такая ерунда могла задеть Сайтаму, но Генос в принципе не хотел доставлять тому дискомфорт. И врать тоже не хотел – настолько, насколько он вообще мог оставаться честным в сложившейся ситуации. « …от встречи я вынужден отказаться. Я такой же герой, как и вы, потому предпочел бы сохранить анонимность нашей письменной беседы. Тем более, в каком-то роде мы уже знакомы, работая на одну и ту же ассоциацию. Мне не хотелось бы задеть вас, потому, я очень прошу, не принимайте это на свой счет. Но так как я озабочен вопросом сохранения своего инкогнито, я откажусь и от дальнейшей переписки, по крайней мере, на ближайшее время. Что ни в коей мере не умаляет моего восхищения вами». Генос спустился на одну строку вниз и замер над белой поверхностью листа, не зная, как лучше поставить точку в этом… всём. Не то чтобы у него был большой выбор потому, помявшись, он размашисто дописал «прощайте» и решительно сложил лист бумаги, чтобы не добавить… еще что-нибудь. За отсутствием конверта, сложенный лист отправился во внутренний карман жилетки – к которым Генос, вынужденный частенько таскать с собой письма, теперь пристрастился, – а сам он ушел в выделенную ему комнату для сна, чтобы еще полночи проворочаться на непривычной кровати в попытке прогнать из головы навязчивые мысли. Об учителе, о собственном обмане, о ревности и привязанности, о недоверии и подозрительности. О том, как ему дальше жить с тем знанием, что открылось ему в их переписке.***
Комковатый рой склизких, слипшихся друг с другом монстров вольготно ввалился в жилой район города Z около полудня: как раз когда Генос возвращался домой, но сделал крюк к почтовому отделению Ассоциации. Технически, Генос мог отказаться от его уничтожения, но поблизости не было других героев, потому, за считанные секунды преодолев разделяющий их с чудовищем квартал, он ввязался в бой. Чудовище впечатляло, причем не столько силой, сколько умом. Генос даже не решился бы сказать, было ли оно единым организмом или биологическим конгломератом отдельных особей. Но одно выяснил достаточно быстро – оторванные фрагменты монстра продолжали существовать автономно. И хотя окровавленное, барахтающееся месиво человекоподобных, склеенных тварей не представляло видимой угрозы герою его уровня или зданиям, их всё равно приходилось добивать, так как они багровыми каплями расползались по улицам в поисках добычи. Не имея возможности уничтожить монстра одним залпом, и вынужденный постоянно отвлекаться на его отдельные части, Генос, к стыду своему, потерял бдительность. Сначала подловивший его монстр отправил его тело в полет, а когда Генос впечатался в бетонную плиту дома, достал из воронки и оторвал руку. Мгновенная боль прошила искусственные нервные пути, извещая мозг о серьезных повреждениях, но Генос даже не дернулся, привыкший к тому, что боль мгновенно притупляется, блокируемая специальным регулятором чувствительности. Но не в этот раз. Генос прекратил вырываться из хватки монстра, с тупым недоумением уставившись на лохматые хвосты оптоволокна, торчащие из его плеча. Ему не должно было быть так больно – однако было. В суетливой горячке боя он выдернул в сознание лог о повреждениях организма и похолодел. Установленный в затылочной части переключатель чувствительности был разбит прошлым ударом монстра. А следующим – Геноса с размаху вбило в асфальт на добрые четверть метра. Острая, дробленая боль по всей спине была настолько неожиданна, что он даже забыл закричать. А потом, когда монстр ушел от залпа огня из оставшейся руки и начал сосредоточенно перемалывать его ноги, Генос понял, что это конец – он был слишком сильно поврежден, чтобы драться, и ему было слишком больно, чтобы хоть как-то сконцентрироваться. Он, конечно, пытался сопротивляться – раскалил себя докрасна, отчего слизистая плоть монстра дымилась и противно пригорала к металлическим пластинам, но это только оттягивало неизбежное. В этот раз «неизбежным» оказался Сайтама. Потерявший сознание Генос не видел, как тот появился и убил монстра, и понятия не имел, сколько времени прошло между моментом, когда он отключился и когда услышал голос: «Эй! Генос! Черт бы тебя… ты живой?! Эй!». Выдернутый из обморочного небытия, Генос снова ощутил мучительную боль во всем теле. – Я… – Он сглотнул, насилу разлепил веки и невольно задрожал от ощущений. – Моей жизни н-ничего не уг-грожает. Сайтама без видимого труда достал его тело – от силы половину – из асфальтных обломков, встряхнул, избавляя от крупных кусков грязи и скептически осмотрел. – У тебя зубы стучат и озноб. Это не нормально, чувак. Обычно, ты так не реагируешь. Генос с трудом пояснил в ответ на требовательный строгий взгляд: – Поврежден тумблер болевой чувствительности. Я… сейчас я ощущаю всё, как человек. Он не мог сказать, действительно ли он видел, как лицо учителя исказила гримаса ужаса, зато был уверен в том, что слышал и чувствовал: – Ох, черт. Парень, это дерьмово, – обеспокоенно заворчал Сайтама, бережно прижимая к себе тяжелый торс, из которого тянулись изодранные концы проводов. Геносу хотелось сказать, что учителю не обязательно нянчиться с ним, так как вряд ли что-то может сделать ему еще больнее, но ресурсов мозга едва бы хватило на осмысленную речь. Потому он молча уткнулся в шею Сайтамы, зажмурился и мелко задрожал тем, чем еще был в состоянии дрожать. Ему очень хотелось провалиться обратно в обморочное небытие, но в сознании его держал негромкий, но паникующий голос Сайтамы: – Так, слушай, в этот раз я сам тебя донесу до Стенча, ладно? Знаю, ты хотел познакомить нас при других обстоятельствах, но, черт, чувак, ты действительно хреново выглядишь и чувствуешь себя, скорее всего, не лучше. Я могу взять твой телефон? Позвоню Стенчу, хорошо? Геносу действительно не хотелось, чтобы Стенч и Сайтама встретились так. Ему не хотелось раскрывать местоположение лаборатории доктора, пусть даже и учителю. Не хотелось снова напрягать своим состоянием двух самых близких ему людей. Но всего этого не хотелось другому Геносу – полностью целому, с рабочим блокиратором чувствительности. А Генос, медленно впадающий в нездоровый транс от монотонной боли, которая, казалось, была везде, готов был согласиться на всё, что угодно. Потому он просто кивнул, прикрывая глаза. Иногда сознание милосердно покидало его на несколько секунд, спасая от ощущений хоть ненадолго, но неизменно, с ослиным упорством, возвращалось. Из-за этих микровыключений, Генос почти полностью пропустил диалог Сайтамы со Стенчем, и упустил из внимания, когда успел оказаться в такси на коленях у учителя. А там, несмотря на убаюкивающее покачивание, отрубиться уже не смог, потому что Сайтама медитативно гладил его искореженный позвоночник и едва уловимым шепотом мурлыкал – по-другому и не скажешь – в ухо: – Тише, тише, не напрягайся так. Понимаю, что больно, но потерпи немного, ладно? Я сейчас отнесу тебя Стенчу, и он тебя подлатает. Всё будет хорошо. В иной ситуации Генос подумал бы, что ослышался. Потому что, ну… Сайтама не ведет себя так. Не успокаивает, не утешает, не вливает в ободранные о стальные арматуры силиконовые уши какую-то успокаивающую ерунду. Но Геносу было слишком больно, чтобы в принципе занимать свою голову какими-то размышлениями. Но одна мысль всё же затесалась в его балансирующем на грани обморока сознании: он понял, что верил Сайтаме. Он понятия не имел, сколько ему еще быть погруженным в сенсорную ловушку собственного тела, и вполне мог заключить, что такой успокаивающий бред несут, когда всё по-настоящему плохо. И, тем не менее, верил Сайтаме. Полностью и безоговорочно. Вслед за этим пониманием, сам собой рассосался мучивший его вопрос о тренировках Сайтамы и собственном недоверии. Он просто… просто пытался мерить учителя привычными ему шаблонами, в рамках которых получить силу вот так – отжиманиями и приседаниям, было никак невозможно. А Сайтама был за их пределами. И причин для недоверия у Геноса нет – и никогда не было. Облегчение от понимания этой простой истины было настолько сильно, что он, несмотря на всю боль, совершенно по-идиотски разулыбался. – Эй, парень, ты чего такой довольный? Всё в порядке? Генос прикрыл глаза и проинформировал срывающимся на электрические помехи голосом: – Да. Вы – честный человек. После чего, обессиленный, рухнул в спасительное небытие, так и не увидев подозрительно-скептичного взгляда Сайтамы.***
В себя Генос пришел спустя сутки в полностью обновленном теле. Стенч привычно ворчливо отчитал его за неосторожность, обрадовал новостью, что переконструировал сенсорный регулятор, так что впредь инцидент с его поломкой не повторится, и отправил домой. Мол – я тебе уже всё откалибровал, пока ты тут в отключке прохлаждался, а теперь иди уже, не мешай работать. Генос невольно улыбнулся его наигранному ворчанию, горячо поблагодарил за спасение и послушно прошлепал в свою комнату, где хранилась одежда. Только натянув джинсы с майкой, он запоздало вспомнил, что пару дней назад уходил из лаборатории в жилетке. В жилетке, в которой было неотправленное письмо Сайтаме. Поднявшуюся панику он задавил на корню – с письмом могло случиться что угодно, и нервничать до выяснения подробностей не имело смысла. За подробностями он пошел в лабораторию. Тихо скользнул внутрь и привлек к себе внимание деликатным покашливанием. – Доктор? А в чем я был, когда Сайтама меня принес? Стенч удивленно вскинул бровь и почесал подбородок, припоминая. – Ни в чем. На тебе места живого не было, не то что одежды. – А… ох, ясно. Скорее всего, его жилетка покоилась сейчас где-то в «брюхе» убитого Сайтамой монстра, или была завалена обломками зданий. С одной стороны, это вызывало тревожный дискомфорт – потому что написать последний ответ Геносу было не так уж и просто, а с другой – это лучше, чем если бы письмо нашел Стенч. Или Сайтама. Внутренне вздрогнув от одной мысли об этом, Генос не сразу обратил внимание на голос доктора, а, обратив, недоуменно заморгал и попросил повторить: – С Сайтамой, говорю, познакомился, – проворчал Стенч. – Ты всё обещал нас познакомить, а в итоге мы пообщались без тебя. – Вот как. – Неплохой парень, кстати, – доктор задумчиво постучал себя отверткой по щеке и добавил: – Безалаберный только, так что ты особенно всерьез его не воспринимай. – Доктор Стенч! Учитель, он… – Боже милостивый, Генос, не начинай. Иди уже домой, или, если решил опять здесь прописаться, сбегай за манипулятором D6. И хотя прописываться в лаборатории Генос не собирался, за манипулятором он послушно сбегал.