Элизиум

All the stars may shine bright All the clouds may be white But when you smile How I feel sо good That I can hardly wait To hold you Enfold you Never enough Render your heart to me All mine You have to be

-1- Дворец памяти Клэрис Старлинг все продолжает строиться. Ее душа давно уже не чувствует боли; все зараженные части удалены хирургическим путем, но чувство неудовлетворенности результатами своих трудов порой всерьез берется за Клэрис. Тянущее чувство, не дающее покоя, трансформировавшееся из того ощущения, что преследовало ее в детстве и юности. Стать лучше. Доказать, что она сильнее. И не останавливаться — никогда. **** Мать вкатывает в номер отеля тележку, нагруженную полотенцами и чистым бельем, присаживается на край разворошенной постели и обнимает стоящую рядом Клэрис. Та чуть отстраняется и пристально смотрит матери в глаза. Сейчас Клэрис Старлинг — маленькая девочка. Лишние десятилетия она оставляет за порогом, как грязные ботинки. Хотя бы потому, что мать едва ли стала бы обнимать незнакомую взрослую женщину, которой Клэрис сейчас, разумеется, и является. **** Клэрис давно уже никто не называл (даже и в мыслях) «белой швалью» или «дешевкой с Юга». Иногда, вспоминая, как когда-то подумала: «Что же, мне всю жизнь придется оглядываться на этого гребаного Крендлера?», она усмехается. На Крендлера в его теперешнем состоянии оглянуться было бы весьма проблематично, даже если бы у Клэрис и возникло такое желание. **** Отец садится к столу в полутемной кухне, Клэрис — на стул рядом с ним. Свет в кухне они намеренно не включают. Клэрис редко позволяет себе смотреть отцу в лицо — родное, известное ей до последней морщинки. Как будто лицо его — картинка в старой книге. Цвета тускнеют, краска осыпается, остается на пальцах каждый раз, когда кто-нибудь перелистывает книгу. Скоро на странице не останется ничего, кроме нескольких бесформенных разноцветных пятен. И вот тогда Клэрис придется перейти в совсем другую комнату своего дворца памяти. Туда она входить избегает, но если захочет вновь увидеть отца — другого выхода не будет. В дальнем углу той комнаты мать отмывает под краном кровь с отцовской шляпы, а в другом стоит больничная койка, отец Клэрис лежит там, осунувшийся, страдающий от боли, но все еще не желающий сдаваться. Как все они. Ее предки. «Белая шваль». На стуле рядом с койкой — пожилая женщина, читающая отрывки из «Танатопсиса». Клэрис с трудом удерживается — ей хочется заткнуть уши и сбежать. **** Давно в прошлом те времена, когда она сталкивалась с необходимостью придумывать оправдания всяческим гнусностям, заставлять себя мириться с несправедливостью, с ужасом думать об утекающем бесследно времени, ускользающих надеждах, расползающихся под пальцами, как полусгнившая ткань. Годы, которые Клэрис отдала службе в ФБР, прошли не напрасно. Даже с учетом того, что после такого блестящего старта с делом Джейма Гама она потерпела ряд неудач в продвижении по служебной лестнице. Не получалось двигаться вперед и вверх, как Клэрис привыкла, но она снова и снова оттачивала свое упорство, и гордость, и неумение отступать — просто потому, что некуда. Доктор Лектер разглядел это в ней еще в их первую встречу, и, когда выдался случай, увел Клэрис с прямой, привычной дороги. Двигаться дальше, пусть и по совсем другому пути, Клэрис Старлинг оказалось легко, особенно после того, как доктор избавил ее от очень неприятного груза. «Возьмите с собой только то, что вам действительно необходимо», — сказал он. **** Джон Бригем никогда не отправится на рыбный рынок «Фелисиана». И в могилу на Арлингтонском кладбище тоже. Учебный класс, десятка два курсантов — все взгляды обращены на Клэрис, «Смит-и-Вессон» в ее руке послушно издает сухие щелчки, кто-то из ее сокурсников отсчитывает: -…шестьдесятпятьшестьдесятшестьшестьдесятсемь… Она спрашивает у стоящего рядом Джона Бригема, как найти автомобиль, когда знаешь только серийный номер и модель. Его совет действительно помог ей тогда. Клэрис искала и нашла свою «валентинку» — голову Бенджамина Распейла. Доктор Лектер задал ей цель, а Бригем помог отыскать средство. Оба они знали — у нее получится. Джон Бригем всегда рад ее видеть, а ведь есть еще и Джек Кроуфорд. Клэрис всегда может зайти к нему — куда свободнее, чем в прошлом. Джек Кроуфорд сидит за столом в своем кабинете. Усталый, волосы надо лбом стоят дыбом, очки сдвинуты на самый кончик носа. Когда Клэрис входит, он кивает ей и приглашает присесть. Этот кабинет да еще «Дом Ганнибала» она помнит лучше всего. Клэрис знает, что на самый крайний случай у нее в запасе есть вот что: Джек Кроуфорд пожимает ей руку и говорит: «Ваш отец мог бы вами гордиться». Может быть, когда-нибудь Клэрис действительно прибегнет к этому средству. Клэрис Старлинг прекрасно помнит, как поливала слезами череп своего отца, как вытирала заплаканное лицо подолом пуловера. А потом доктор Лектер сам отер ей слезы салфеткой. То, что Джек Кроуфорд давно уже мертв, не мешает ему улыбаться ей и приглашать присесть. То, что от ее отца остались только череп и кости, никоим образом не может помешать ему гордиться ею. **** Дворец памяти Клэрис Старлинг все продолжает строиться, медленно, но все-таки растет. С некоторых пор живет в нем и доктор Лектер — в просторных, ему одному отведенных апартаментах. Выходить за их пределы доктору не позволено. Может быть, теперь доктор точно понимает, что его создание, которым он так гордился, восхваляя себя самого за отменный вкус и предусмотрительность, оказалось даже совершеннее, чем он мог рассчитывать. Так или иначе, создание пережило своего творца. Вполне вероятно, что когда-то доктор все же признавался сам себе, что Клэрис Старлинг после преображения несколько пугает его; что ж, и не зря. Доктору всегда хотелось, чтобы путь ему указывала лишь возрастающая упорядоченность, что ж, теперь он получил все это и даже больше. Клэрис пришлось потрудиться, чтобы оборудовать в своей памяти помещение, которое подходило бы доктору во всех отношениях. Теперь он может видеть, как сброшенная на пол чайная чашка восстанавливается из осколков. На грифельной доске доктор выводит бесконечные ряды вычислений, которые наконец-то дают желаемый результат, чего ему не удавалось при жизни. В каком-то смысле Клэрис сделала для него все то, что он восемь лет тому назад сделал для нее. **** Живет теперь во дворце ее памяти и Мика, такая, какой она представлялась Клэрис по рассказам доктора. Маленькая девочка со взглядом взрослой, даже пожилой, женщины, такой, какой она должна была бы стать, но не стала. Теперь все так, как когда-то и желал доктор Лектер. В Клэрис действительно отыскалось место для его сестры. Как и для него самого. Его создание действительно оказалось куда лучше, чем доктор рассчитывал, более того, настал день, и творение решило судьбу творца, просто подумав, что так будет лучше. **** Одна из просторных комнат во дворце ее памяти все еще пустует. Клэрис Старлинг отчетливо помнит, как они с доктором Лектером говорили о трофеях, которые оставляют себе убийцы. Но только не сам доктор. «Своих вы ели», — сказала она ему тогда. Но однажды доктор Лектер все же изменил своему правилу, если, конечно, допустить, что для него вообще когда-либо существовали правила. Один — последний — из своих трофеев он решил непременно сохранить; разве Клэрис не была этого достойна? Клэрис Старлинг всегда являлась хорошей ученицей — с тех самых пор, как оказалась в лютеранском приюте Бозмена. Всегда. И нет ничего удивительного в том, что она решила пойти путем своего учителя. И даже превзойти его. Зайти немного дальше. Арбалетная тетива так и не прозвенела для нее, ягнята по-прежнему молчали, но Клэрис все же проснулась, сама того не желая. **** Теперь она действительно может по праву гордиться собой. Потому что доктор Лектер навсегда останется таким, каким она хотела бы его видеть. Таким, каким он — вполне вероятно — хотел бы видеть себя. Старость, бессилие и разложение его не коснутся. Его плоти и костей — возможно, но не его самого, того, кто теперь сделался новым обитателем дворца ее памяти. Только лучше все-таки держать его подальше от Мики. Его, перешагнувшего порог восьмого десятилетия. Девочке нужен другой товарищ для игр — привычный. Шестилетний не по-детски серьезный мальчик. Такого Ганнибала она сможет принять. Девчонка все еще злится на брата, за то, что тот не смог спасти ее, надувает и без того пухлые щеки, каждый раз, как Клэрис мимоходом приоткрывает дверь в ее комнатку, но все же Мика будет рада снова увидеть брата. И ее молочные зубы никогда не окажутся в выгребной яме. **** И некоторое время Клэрис казалось, что вот теперь у нее есть все, в чем когда-либо действительно нуждалась. Есть в ней самой — все те, кто дорог ей. Их объединяет то, что все они — часть ее прошлого. И все они мертвы. Умерли молодыми или еще не совсем состарившимися. И теперь уже они никогда не состарятся. **** Клэрис вспоминает времена, когда она уже работала в ФБР, еще не утратив уверенности в том, что если ты прекрасно подготовлен и голова у тебя варит что надо, то обязательно пробьешься наверх, вспоминает, как порой — когда ей надо было о чем-то серьезно подумать в тишине и покое — проходила через общую кухню на ту сторону «дуплекса», которую занимала Арделия Мапп. Там всегда царил абсолютный порядок. Порядок. Упорядоченность, ничем не нарушаемая, — разве не этого хотел доктор Лектер? И теперь Клэрис понимает, как можно достичь этой цели. **** Клэрис Старлинг покупает билет на самолет. Документы ее безупречны, так что не придется лететь эконом-классом, смешавшись с толпой бестолковых туристов. Когда разносят обед, она не притрагивается к еде. Вот как все будет. Вот как все должно быть. Как все было — уже однажды, и, может быть, повторится. Она, Клэрис Старлинг, только что вернулась из поездки в Балтимор, и Арделия Мапп спрашивает: — А что ты сегодня делала, девочка? Что ты сегодня делала. Да так. Ничего особенного. Разумеется, того времени уже не вернуть, Клэрис на это и не надеется, но теперь она точно знает, как заполнить пустующие помещения своего дворца памяти. **** -2- Арделия Мапп приезжает к реке Шенандоа каждый год в день рождения Старлинг. Река гонит свои темные воды, дует ветер — слабый, едва различимый. Когда-то Клэрис Старлинг приезжала сюда, чтобы совершить пробежку. Когда-то Арделия Мапп получила по почте бандероль без обратного адреса. Кольцо и записка. «Дорогая Арделия! У меня все в порядке, даже больше того. Не ищи меня. Я тебя люблю. Прости, что напугала тебя своим исчезновением. Записку сожги. Старлинг». День прохладный и солнечный, как и тот, в который Арделия увидела Клэрис в последний раз. Та собиралась за покупками в «Сейфвей», Арделия вручила ей пачку купонов на скидку и список покупок; выходя, Клэрис обернулась и вяло махнула рукой: на душе у нее было совсем невесело. Надо было остановить ее тогда, думает Арделия. В несколько шагов преодолеть разделяющее их расстояние, вырвать из рук кошелек и дурацкие купоны, и сказать, что эта паршивая вечеринка может катиться к чертям собачьим. Но прошлое должно оставаться в прошлом, видимо, она обречена прокручивать в памяти этот эпизод — раз за разом Клэрис машет рукой и уходит. **** На пальце Арделии Мапп — кольцо с изумрудом, а на внутренней стороне кольца — гравировка «АМ-КС». Это все, что осталось ей от Старлинг. Арделия продолжает так думать даже тогда, когда ее окликает тихий голос: — Арделия? Она боится обернуться. Голос все тот же. Сомнений нет — это Старлинг. Клэрис Старлинг, лучшая соседка по комнате, чемпионка по глажению формы в последнюю минуту. Это же Клэрис Старлинг, которую Арделия не раз заставала плачущей у стиральной машинки. Арделия стаскивает с пальца кольцо и разглядывает гравировку. Все те же буквы — «АМ-КС». «КС» — вот и все, что осталось от прежней Старлинг. А эта, новая, Клэрис говорит: — Как же я рада тебя видеть. Арделия не отвечает. Не знает просто, что сказать. Никакие слова на ум не идут. Нет, это же она, Клэрис Старлинг, ее лучшая подруга. Как будто не было этих восьми лет. Старлинг все та же, только волосы совсем светлые, блестят на солнце; не постарела ни на день, словно уехала за покупками и вернулась через час с небольшим. Новая Клэрис говорит: — Может быть, нам лучше будет поговорить в твоей машине? И смотрит немигающим взглядом. Раньше она никогда так не делала. Кто же Клэрис теперь на самом деле? Слова из ее записки: « У меня все в порядке, даже больше того. Не ищи меня», — что это значит? Что значило тогда и что означает теперь? Арделия помнит, как санитар Барни сказал, когда она приперла его к стенке: «Может быть, ее увез Лектер, а может, сожрали свиньи». Увез Лектер. Ну да. На восемь лет. Где сам Лектер? Почему Клэрис вернулась только сейчас? Значит ли это, что рядом с нею, Арделией, выжидательно на нее глядя, сунув руки в карманы дорогого плаща, стоит чудовище? Такое же, как и сам Ганнибал Лектер? Арделия лихорадочно просчитывает варианты, ее сердце выстукивает прямо-таки барабанную дробь. Да или нет? Сколько ни бросай кости, увидишь грани без единой точки. И понимай как хочешь. — Пошли, — отвечает Арделия, и пропускает Клэрис вперед, чтобы не поворачиваться к ней спиной. Старлинг оборачивается к ней, смотрит понимающе — и улыбается. **** Арделия просыпается и долго не может понять, где находится. Голова трещит как с похмелья, руки и ноги слушаются неохотно. Она привязана к стулу. Арделия напрягает и расслабляет мышцы, прислушивается к своим ощущениям. Эти узлы завязаны знающим человеком. Старлинг. **** Ночь. Или утро. Или день. Арделия не знает. Сколько времени прошло с тех пор, как она здесь оказалась? Сколько времени проходит между уколами? Она пыталась считать минуты. Сбилась очень быстро. Чертова Старлинг. Чертовы разговоры. Выворачивание души наизнанку — разве даже сама Арделия могла подумать, что у нее за душой столько всего? **** В свое время доктор Лектер рассказал Старлинг обо всем, о чем она просила. Старлинг была хорошей ученицей. Всегда и во всем. Она слушала и запоминала, сведения намертво закреплялись в ее цепкой памяти. Наркотики, и все эти продолжительные разговоры при единственном источнике света в комнате. Нет, она не сделает этого с Арделией. Точнее, не зайдет так далеко. Клэрис вовсе не хочет, чтобы Арделия стала ее созданием. Арделия — это Арделия, такая, какая есть, лучшего и желать не надо. **** Арделия Мапп просыпается и обнаруживает, что уже не привязана к стулу, а лежит в постели, одетая в просторную ночную рубашку. Вскакивает, подходит к окну. Ее шатает, словно пьяную. В комнату заглядывает хмурое зимнее утро. Где-то в глубине комнаты открывается дверь. Это Старлинг. Клэрис Старлинг. А не чудовище. Теперь Арделия знает это совершенно точно. — Ты поедешь со мной, Арделия? Она не отвечает. И снова: — Ты поедешь со мной? Арделия не отвечает, пока не чувствует на своих плечах руки Клэрис, пока не ощущает, как та отводит прядь волос с ее шеи и касается губами ямочки над ключицей. Это так неожиданно… …не считая этого появления на берегу Шенандоа, не считая снотворного в шприце и проклятых уколов, и… …это действительно неожиданно. И Арделия (или что-то чужое в ней) выговаривает непослушными губами: — Да. Конечно же, она поедет. **** Где-то в дальней комнате дворца памяти Клэрис Старлинг Арделия Мапп, совсем еще молодая, улыбается вошедшей подруге, и спрашивает: — А что ты сегодня делала, девочка? — Похитила свою подругу, и… Они обе смеются и никак остановиться не могут. **** «… Арделия Мапп, агент Федерального Бюро Расследований, признана без вести пропавшей. Ее машина была обнаружена запертой на стоянке супермаркета „Сейфвей“. Всем, кто располагает какими-либо сведениями…» **** -3- Слуги в этом доме никогда не задают лишних вопросов. Вообще никаких вопросов. **** Теперь во дворце памяти Клэрис Старлинг больше нет пустующих комнат. Как и в ее — их — доме. В комнате Арделии Мапп царит идеальный порядок. В этом она никогда не изменяет себе. **** Иногда эти двое танцуют на террасе — скажем, после обеда. После недолгих шутливых перебранок «кто поведет». Окутанные ароматами свежих цветов, Клэрис и Арделия кружатся в медленном танце, отражаясь в глазах друг друга, словно в полированном лезвии палаческого топора. Время замедляет свой ход, Клэрис и Арделия растворяются в этом застывшем мгновении, безмятежные и спокойные, свободные от невысказанного (в свое время ни одна исповедь не осталась невыслушанной), выписывают затейливые фигуры танца. Чья-то невидимая рука постепенно заполняет чистые белые страницы общей для этих двоих истории убористым аккуратными почерком, отдаленно напоминающим великолепный каллиграфический почерк доктора Лектера.

From that cloud number nine Danger starts the sharp incline And such sad regrets As those starry skies As they swiftly fall Make no mistake You shanʼt escape Tethered and tied Thereʼs nowhere to hide from me All mine You have to be So donʼt resist We shall exist Until the day Until the day I die «All mine» (Portishead)