Баки любит

Когда маленькая прохладная ладонь касается кожи между лопаток, это чувствуется как ожог – Баки тихо вскрикивает и гнется, ложится грудью на сбитые простыни, со стоном трется щекой о подушку и закрывает глаза. Сосредотачивается на ощущениях: как Стив проводит рукой вдоль позвоночника, как скользит запястьем меж ягодиц, потирает там до дрожи, до желания бездумно вскинуть бедра вверх и подставиться. Но Баки терпит – Стив не любит самодеятельности. Стив любит, чтобы все было так, как он скажет, и Баки соглашается, соглашается в конечном итоге каждый раз, даже если поначалу и пытается спорить и высмеивать, настаивать. Все его удовольствие, все его выпрошенное счастье – в этих маленьких руках, в этом прозрачном, как речная вода, взгляде. В этом легком теле и тяжелом характере. Баки любит – когда Стив раскрывает его тонкими пальцами. Когда входит бережно, но все равно немного болезненно – член Стива, пожалуй, толще его же запястья. Когда трахает экономными размеренными движениями, сберегая дыхание. Когда в самом конце, измучив Баки до предела, ложится на его спину и изливается внутрь, затапливает собой, метит изнутри и снаружи. Баки любит – и держится изо всех сил, хотя колени расползаются, а собственный член требует немедленной разрядки. Ждет и дожидается – в конце концов Стив поднимается с него и позволяет лечь на спину. Невесомо садится на живот и смотрит прямо в душу. Маленький и такой огромный, когда склоняется и целует в искусанные губы. Закрывающий собой весь остальной мир. Затмевающий солнце. Баки даже не понимает, в какой момент он кончает сам – когда Стив собственнически вылизывает его рот? Когда чуть шершавые пальцы ложатся на щеки и скользят к вискам в запредельно нежной ласке? Когда напряженный член касается нежной кожи крестца Стива, его худых, почти мальчишеских ягодиц? Или когда Стив прижимается щекой к щеке и выдыхает на ухо: «Баки…»? Он бы хотел носить Стива на руках, но тот никогда этого не позволит. Он бы хотел целовать узкие ступни, прятать в объятиях хрупкие плечи, быть тем, кто решает все проблемы, защищает от всех угроз, но Стиву это не нужно. Поэтому все, что он может – это любить и держаться, поддаваться, раскрываться, позволять счищать с себя кожуру, как со спелого апельсина, выворачивать наизнанку и выдавливать до капли сок. – Баки… – шепчет Стив, скользя влажными губами по скуле, и он тихо всхлипывает и вытягивается.

***

– Баки, – шепчет Стив срывающимся голосом, и он с облегчением отступает на шаг назад, не глядя вжимается спиной в рельефную грудь, запрокидывает голову на широкое плечо, подставляет уязвимую шею. Стив пользуется этим сразу же, без промедления и раздумий: ладони стискивают ребра, как стальные обручи, рот обжигает кожу под ухом. И Баки стонет, жмурясь, улыбаясь, распластываясь, растекаясь по Стиву. Баки любит. Это как учиться плавать – нужно почувствовать, что вода тебя держит. Расслабиться. Довериться ей. Лечь на спину и разбросать руки, зная, что эта мощная стихия – никогда не предаст, пока ты ей верен. Пока ты не паникуешь и не отбиваешься – больно не будет. Просто позволь. Позволь ему расстегнуть ремень и приспустить брюки. Позволь забраться требовательными пальцами под белье и трогать там, тискать, вталкиваться и растягивать до жжения и легкой саднящей боли. Позволь нагнуть над столом, прямо над очередной картой с десятком пометок от руки. Позволь иметь себя сколько ему захочется – пусть тебя уже трясет и выворачивает от скрутившегося в паху вожделения, пусть у тебя уже нет сил, пусть дрожат колени, перед глазами темно и пальцы непроизвольно мнут и рвут важные документы. Позволь ему – огромному, сильному, наконец-то воплощенному в самой верной своей физической форме. Позволь ему, и он удержит тебя, когда ты будешь падать в клубящуюся пропасть мучительного наслаждения.

***

Стив удерживает его руки. Вздуваются жилы, напрягаются мускулы, бессильно щелкают пластины руки, гудят сервомоторы. Стив держит, пережидает приступ ночной паники, что-то шепчет – жалобно и просяще. Баки слышит только оглушающий грохот крови в ушах, свое надсадное дыханье. Призрачный, утекающий крик очередных кошмаров и собственный скулящий вой сквозь стиснутые зубы. Когда сил хватает на то, чтобы заткнуться и закрыть глаза, расслабиться и подчиниться чужим рукам, Стив отпускает сразу же. Наверное, Баки хотелось бы, чтоб он не отпускал. Прикосновения Стива позволяют ориентироваться, уточняют место и положение – во времени, если не в пространстве. Но он не просит, никогда. Ему достаточно и мощного потока силы и жара рядом, Стив – тот, кого не пропустишь в толпе, тот, кого чувствуешь загривком. Тот, кто вырастает рядом как вековой дуб, как каменная стела, как горный хребет. Кто просто есть, и этого уже достаточно. Отдышавшись, Баки спускает ноги со своей стороны кровати, зажигает ночник и притягивает к себе раскрытую на вчерашних записях тетрадь. Записывать – все равно, что вскрывать ножом гнойную рану. Больно, мерзко, но в конечном результате становится немного легче. Совсем чуть-чуть. С каждым записанным словом, выдернутым из воспаленной памяти образом Баки немного ломается, выдыхается, выматывается. А когда широкая горячая ладонь ложится между лопаток, скользя по позвоночнику вниз, он наконец позволяет себе сдаться. Уткнуться лицом в прикрывающую записи ладонь и скупо, жестко расплакаться от бессилия и усталости. Он знает, что Стив встанет, погасит ночник, закроет тетрадь, отрезая настоящее от прошлого, и утянет обратно в постель. – Баки, – прошепчет Стив на ухо и накроет собой – огромным, тяжелым, таким, что не вывернешься и не спрячешься никогда. Вынудит войти в резонанс и успокоиться – хотя бы до следующей ночи. Баки любит.