Lavender road

<...> мне некуда, некуда возвращаться, кроме войны, Спасибо, слушай, мне правда с тобою сегодня было тепло... (с)

*** Поезд с оглушительным грохотом проносился мимо заброшенных деревушек, летел через непаханые поля и луга, покрытые высокой зеленой травой. Пронзительно голубое небо застыло, как стекло, – чистое и безмятежное. Словно не проливалась кровь под этими лазурными сводами. Прогрохотав через мост, поезд шел дальше. Ветер со свистом бился в приоткрытое окно, занося с собой в вагон запах пыльной травы. В вагоне было пусто, и ветер гонял по полу мелкий мусор, то сметая его в кучу, то разнося по углам. Соске равнодушно посмотрел на сухой лист, прибившийся к его ботинку, и снова отвернулся к окну. Солнечные лучи бродили по его лицу, четче высвечивая темные круги под глазами. Сидеть на единственном в вагоне ящике было неудобно, но Ямазаки уже давно отвык от ощущения комфорта. С тех самых пор, как покинул дом родителей и оказался в точно таком же вагоне, уносящем его и десяток других парней туда, где воздух содрогался от выстрелов и земля не просыхала от крови. Соске разглядывал проносящиеся за окном деревья, столбы, зеленые поля. Кажется, его станция была несколько часов назад, но он ехал дальше. Куда и зачем – Ямазаки и сам не знал. Ему не дали четких указаний: в здоровую руку вложили несколько шуршащих купюр, в механическую – дорожный мешок, поблагодарили за службу и отправили домой. О том, что от дома осталась лишь обугленная труба и куча пыльных кирпичей, ему не сказали, но Соске и так знал. Поэтому он просто ехал – хоть куда-нибудь, где он не будет слышать шума взрывных волн. Механическая рука скрипнула, когда Соске неосознанно пошевелил запястьем. Ямазаки поморщился, стащил куртку и попытался по привычке растереть плечо. Металл под ладонью был теплым, нагретым тканью и солнцем. «Чтоб тебя, Рин. Хоть бы масло дал для этой штуки», - подумал Соске, пальцами нащупывая корявые инициалы, оставленные на пластине. Он не злился всерьез, просто так легче было вспоминать, чтобы не видеть снова перед глазами пылающее здание и не слышать. Вообще ничего не слышать. Соске моргнул – пейзаж за окном вдруг изменился. Фиолетовые поля лаванды лежали перед ним, насколько хватало глаз. Ямазаки поднялся, протянул руки и рывком опустил окно. Цветочный аромат, разбавленный пылью и запахом раскаленного металла, ворвался внутрь, закружился танцующим вихрем и осел в легких лиловой горечью. Соске пару раз кашлянул, но окно не закрыл, продолжая разглядывать лавандовый пейзаж. Вдалеке замаячили крыши домов, и поезд дернулся назад, замедляя ход. Раздался тяжелый скрип, вагоны покачнулись и замерли на месте. Через пару окон от себя Ямазаки увидел станцию. Пожилой смотритель, еле передвигая ноги, шел по деревянному настилу. Навстречу ему шел машинист, а пара крепких ребят тащила какие-то ящики, перетянутые веревками. Соске не слышал разговора, разглядывая серые стены и покатые крыши домов. Башня с флюгером и часами показывала полдень. Лавандовый запах все еще кружил по вагону кружевными завихрениями, лаская обоняние и словно что-то мягко нашептывая. Он будто манил выйти из этого душного и пыльного вагона. Дорожная сумка и куртка довольно быстро оказались в руке, а сам Соске уже стоял на насыпи рядом с вагоном. Седой смотритель его не заметил, а машинист окинул быстрым взглядом, но сделал вид, что тоже не заметил. Ему тоже не давали четких инструкций на этот счет. Он просто вез пассажира. Куда именно – никто не уточнял. Соске спустился вниз и неторопливо пошел по узкой тропинке. Тропа то терялась в траве, то снова возникала под ногами. Ямазаки будто гнался за змеиным хвостом. Солнце грело спину и металлическую пластину на плече. Оказавшись вблизи, Соске увидел, что лавандовая плантация совсем запущена: земля не прополота, сквозь фиолетовые облака лаванды к солнцу прорывались зеленые стебли сорной травы. Сойдя с тропы, Ямазаки протянул руку и коснулся пальцами маленьких цветочных лепестков. Странно, но запах цветов не был таким резким, не въедался в кожу и волосы. Он не раздражал, а успокаивал, зависнув над полем прозрачной дымкой. Соске пошел дальше, дыша глубоко и равномерно. Домов было не больше пятнадцати, не считая башни с часами и большого здания, похожего на амбар, где, судя по всему, хранили и перерабатывали лаванду. Половина домов смотрела на Ямазаки пустыми провалами окон. Жителей Соске не видел, но ощущал их присутствие по скрипнувшей двери, еще покачивающимся качелям и мелькнувшей за деревьями тенью. Он научился подмечать такие мелочи. Иногда такое умение могло помочь тебе выжить. Ямазаки на секунду прикрыл глаза, замедляя шаг. Он словно камень, брошенный в безмятежное зеркало озера. Как отголосок войны, долетевший с израненной земли. Обломок железа, осколок человека. «И зачем я здесь вышел?.. – мелькнула в голове мысль. – Наверное, стоит вернуться». За спиной раздался гудок, раскалывающий надвое залетную мысль. Земля мелко задрожала, и Соске, вздохнув, зашагал дальше по нешироким улицам, извивающимся между домами. Возникший перед Ямазаки дом стоял дальше остальных, был немного больше, и калитка не была заперта на засов, как у остальных. Поддавшись внезапному желанию, Ямазаки сделал шаг и нерешительно застыл в проеме. С крыльца на него смотрел мальчик лет тринадцати, держащий в руках корзину с бельем. Его настороженный и подозрительный взгляд пробежал по Соске сверху вниз, задержался на механической руке, а затем вернулся к лицу. Ямазаки хотел сказать хоть что-нибудь, но опасался открывать рот, боясь, что по привычке с языка слетит лишь фронтовая брань. Мальчишка вдруг повернулся и исчез внутри дома. Ямазаки подумал, что сейчас его ждет встреча с разгневанным родителем, ссутулил плечи и отступил на шаг назад. Чужих угроз и пустых размахиваний незаряженным ружьем он не боялся. Было лишь немного жаль, что он напугал паренька. Соске напоследок быстро оглядел дом, убранный двор и ухоженный сад, где ярко цвели маргаритки и возвышались три изящные яблони, покрытые облаками мелких и белых цветов. Налетевший порыв ветра сорвал лепестки с самой высокой яблони, покружил их и подкинул к стеклянной лазури неба. Это было похоже на снег, летящий вертикально вверх. Ямазаки невольно засмотрелся и не уловил момент, когда на крыльце появился человек. - Я могу вам чем-то помочь? Голос был спокойный и мягкий, как поглаживание ладонью, и это заставило Соске вздрогнуть. Слишком это было непривычно. Как лечь на пуховую подушку после бесконечных ночей на холодной земле. На крыльце стоял парень, едва ли старше самого Соске. Высокий, светловолосый и зеленоглазый – он напоминал одну из трех яблонь в саду. В руках у него Соске не заметил ни ружья, ни какого-то другого оружия, зато заметил двух подростков у него за спиной – уже знакомого мальчика и голубоглазую девочку. Все трое были неуловимо похожи друг на друга. - Вы… с поезда? – спросил парень, когда Ямазаки не ответил на его первый вопрос. «Вы с фронта?», - отчетливо услышал Соске, и кивнул в ответ. Во взгляде парня что-то промелькнуло, словно тень на секунду накрыла зеленые глаза. Он поманил к себе девочку, сказал ей пару слов, и она тут же скрылась в доме. - Проходите, - улыбнулся хозяин дома. – Мы как раз собирались обедать. Улыбка у него была такой же мягкой, как и голос. Мальчишка рядом с ним согласно кивнул и убежал с крыльца внутрь. - Меня зовут Тачибана Макото, - представился парень, когда Ямазаки подошел к крыльцу. – А вас? - Ямазаки Соске, - без прилипшего к языку «лейтенант» его имя звучало странно. – И можно на «ты». Макото опустил светлые ресницы, на секунду прикрывая весенне-зеленые глаза, и улыбнулся снова. - Хорошо. Очень приятно, - кивнул он и пропустил Соске первым в дом. Внутри было прохладно, пахло какими-то травами, деревом и мылом. Отголоски лавандового запаха были и здесь, едва уловимым флером кружась по дому. Соске казалось, что он и сам пропитался этим запахом насквозь. В одной из комнат бренчала посуда и скрипели по полу ножки выдвигаемых стульев. Макото осторожно прикоснулся к плечу Соске – живому – и указал на одну из дверей. - Там можешь умыться. Полотенце на крючке, - улыбка вновь скользнула по его губам. – Мы тебя подождем. Тачибана скрылся на кухне, оставив Соске одного. Положив свою сумку на пол, Ямазаки толкнул дверь. На табурете стоял таз, на полу – ведро с водой, а на крючке висело обещанное полотенце. Соске почувствовал прилив благодарности этим людям. Плеснув в таз воды, Соске ополоснул шею, лицо, с шумом фыркая и разбрызгивая воду. Радостное блаженство растеклось по всему телу. Смочив полотенце, он осторожно провел по механической руке, стирая с нее дорожную пыль. Рин не рекомендовал поливать ее водой, эта железка и так уже скрипела слишком надоедливо. Подумав секунду, Соске бросил полотенце в стоящую рядом корзину для белья, а затем слил воду в отверстие в полу. Хозяева дома ждали его, как Макото и обещал. Кухня была маленькой, но в ней было светло и много воздуха. Мальчик с девочкой – явно брат и сестра – что-то обсуждали, и тут же притихли, когда Ямазаки вошел. Карие и зелено-голубые глаза с любопытством забегали по шрамам на руке Соске, по гайкам и стержням. Кажется, они ничуть его не боялись. - Присаживайся, - пригласил Макото. Он уже взялся за половник и принялся разливать суп. – А вам не мешало бы поздороваться, как положено. Соске удивленно вскинул брови, но сообразил, что последняя фраза относится не к нему. Переглянувшись, брат с сестрой снова уставились на Ямазаки. - Я Рен, - кивнул мальчика. – А ее зовут Ран. Его сестра слегка покраснела, когда Ямазаки посмотрел на нее, и тоже кивнула. Две косички качнулись из стороны в сторону. - Соске, - произнес Ямазаки. – На тебя похожи, - добавил он, когда подошел Макото, чтобы поставить тарелки на стол. Тачибана на мгновение замер, а затем улыбнулся немного неловко, и Соске понял, что сказал глупость. - Они больше на отца похожи, - сказал он. – А я на маму, - Макото закатал повыше сползший рукав. – Мы живем втроем. Последнее предложение повисло в воздухе, как ответ на немой вопрос Соске. Ямазаки почувствовал холодок, поползший по полу. Свои ледяные, как у трупа, руки война протянула и в этот безмятежный уголок. Разгоняя сгустившуюся под потолком тяжесть печали, Рен и Ран болтали без умолку, перескакивая с одной тему на другую. Ямазаки молча ел и наблюдал за ними и тем, как Макото пытается их утихомирить, но вместо этого оказывался вовлечен в беседу. Их голоса и смех шумели в голове, как ветер шумит в ветвях деревьев. Как ковыль в ветреную погоду. Это успокаивало, и Ямазаки не заметил, как тонкая, словно новорожденный месяц, улыбка скользнула от одного уголка губ к другому. Макото опустил ресницы, пряча за их занавесом светло-радостный взгляд зеленых глаз. - Ран, - позвал он сестру, вставая из-за стола, - отнеси это госпоже Нанасе, пожалуйста. В руки девочки опустилась белая коробка, к которой была прикреплена записка. Ран послушно кивнула и быстро покинула кухню. Ее косы взметнулись за спиной, как тонкие ивовые ветви, и Соске почувствовал лаванду. Отвлекшись, он не сразу сообразил, что кто-то трогает его за плечо. Железо не отличалось особой чувствительностью. - Больно было? – просил Рен, осторожно скользя подушечкой пальца по металлическим стержням. - Рен! – за спиной загремела посуда, но Соске качнул головой, останавливая Макото. - Сначала больно, - произнес он, глядя на тонкие мальчишеские пальцы. – Потом страшно, когда ты хочешь пошевелить рукой, а не можешь, - Соске помолчал немного, - а затем пусто. На мгновение его словно снова ослепила вспышка, яркая, как взрыв звезды, затем далеким эхом раздались голоса. Кажется, это Рин говорил, что «еще немного выше, и тебе снесло бы голову!» А следом череп чуть не разорвал собственный крик из прошлого. Ямазаки обхватил лоб ладонью, закрывая глаза. Во рту чувствовался привкус гари и железа. Сквозь шум в ушах он едва расслышал, как Макото что-то сказал брату, и тот тут же ушел. - Не ругай его, - попросил Ямазаки. – Он не хотел. Макото удивленно обернулся: Соске все еще сидел, закрыв глаза и прижав ладонь ко лбу. - Я знаю, - Тачибана присел на стул. – Хочешь прогуляться? Или лучше поспишь? Ямазаки снова окатило волной лавандового запаха, и он убрал ладонь. Зеленые глаза всматривались в его лицо, словно пытались уловить что-то в движении ресниц, складке между бровей или уголках губ. - Лучше пройдемся, - согласился он, поднимаясь с места. Спать он не мог. Кошмары и фантомные боли настигали его именно в этом состоянии, заставляя балансировать на острой грани яви и сна. Макото явно был рад такому ответу. Быстро вытерев руки, он повел Ямазаки за собой на выход. Он снова первым пропустил Соске, выходя на крыльцо следом и закрывая дверь. Жаркое солнце жадно схватило Ямазаки в свои золотистые объятия, оглаживая лучами темные волосы, хмурое лицо и плечи. Макото за его спиной радостно прищурился, словно кот, наслаждаясь теплом. - Идем? – он кивнул в сторону калитки. Соске молча пошел рядом, оглядываясь по сторонам. Стройные яблони шумели ветвями, роняя белые лепестки на прогретую солнцем землю. Один из них, подхваченный ветром, запутался у Макото в волосах. Ямазаки не стал ничего говорить. Это было красиво. - Производство простаивает? – Соске указал на большое здание, у широких дверей которого лежали высохшие лепестки лаванды. Ямазаки бывал на хлопковой фабрике отца: там не смолкал шум станков и всюду летал белый хлопковый пух. Там было трудно дышать и тяжело говорить. Соске терпеть не мог это место, и ему была ненавистна мысль, что когда-то это все перейдет к нему. Интересно, сильно ли расстроился отец, когда от взрыва фабрика разлетелась на кирпичные осколки и хлопковые облака? В газетах об этом не сообщали. - Некому работать, - ответил Макото, поднимая с земли сухую веточку лаванды. – Нас здесь и так было мало, а с началом войны мужчины ушли на фронт, и женщины, кто мог, уехали в промышленные города работать на фабриках. В одном из домов открылось окно, и сухонькая старушка поздоровалась с Макото. Ямазаки она не заметила, либо сделала вид. Серый кот, запрыгнувший на подоконник, широко зевнул. Старушка погладила его и скрылась внутри дома. Дальше шли молча. Молчать с Макото было приятно и спокойно, однако безмолвные вопросы висели над ними, словно дождевые тучи. - Когда шесть лет назад пришел поезд, все добровольцы отправились на станцию, - Макото заговорил снова, когда они миновали башню с часами. – Наш отец был среди них. Он запер меня и брата в погребе, а матери велел не открывать, пока поезд не уйдет. Мы долго кричали и просили выпустить нас. Мама сидела на кухне вместе с сестрой и плакала. Тачибана тихо вздохнул, и словно потускнел. Соске машинально потер искусственное плечо. Железо успело нагреться – жаркое тепло лизнуло ладонь. - Я пришел на станцию, когда должен был прибыть другой поезд. Я уже слышал стук колес, когда прибежала Ран и сказала, что маме плохо… - Макото запнулся и повернул голову, встречаясь взглядом с Соске. – Не знаю, зачем я тебе это рассказываю, - он провел ладонью по шее. – Наверное, пытаюсь в очередной раз оправдать свою слабость. Улыбка у него была тоскливой, как затяжной осенний дождь. - Знаешь, - негромко заговорил Соске. – Если бы ты подорвался на мине или попал в засаду, там бы этого никто и не заметил, мало ли на поле дыр. А здесь, для тех, кто ждет тебя, это было бы равносильно выстрелу в упор. Ямазаки снова потер плечо – эта привычка уже даже не раздражала сильно – и посмотрел на лавандовое поле, к которому они вышли. В горле чуть першило от цветочной пыли и большого количества слов, сказанных за раз. Он успел отвыкнуть от того, что можно разговаривать длинными фразами. - Так что продолжай заботиться о брате и сестре. Поверь, это куда лучше и правильней. Макото молчал, и Ямазаки повернулся в его сторону. Тачибана крутил в пальцах травинку, а солнце сверкало в его светло-коричневых волосах золотыми искрами. Он поднял глаза на Соске и улыбнулся ему: - Хорошо, - едва слышно выдохнул он. Ямазаки несколько раз моргнул. Ему совершенно точно показалось. Люди не могут вдыхать пыльный воздух и выдыхать чистый свет. Они прошли чуть дальше и сели на небольшой возвышенности, поросшей мягкой зелено-серой травой. Ямазаки прикрыл глаза, позволяя солнечному теплу и лавандовому запаху обхватить себя полностью. Его словно качало на волнах. - О, они опять здесь. Голос Макото вывел Ямазаки из полудремы. В поле бродили лошади. Их было штук десять. «Одиннадцать», - тут же поправил себя Соске, замечая тонконогого жеребенка, льнущего к боку матери. Лошади неспешно шагали по полю, пощипывая траву и меланхолично шевеля ушами. Длинные хвосты отгоняли надоедливую мошкару. - В этот раз их больше, - задумчиво протянул Макото. - Разве они не ваши? Тачибана покачал головой. - Местные только та кобыла с жеребенком и бело-рыжий конь. Остальные просто приходят. - Откуда? - Кто знает, - Макото пожал плечами. – Наверное сбегают с линии фронта или их просто бросают за ненадобностью. Соске с недоумением посмотрел сначала на Макото, а затем снова на лошадей. После слов Тачибаны он заметил, что некоторые из животных хромали, а у других не было уха или глаза. Присмотревшись, Соске увидел у одной из лошадей безобразный шрам над передней правой ногой. Животное не могло стоять ровно, то и дело сгибая ногу в колене. - Я несколько раз пытался их покормить, но они разбегались, стоило мне приблизиться. Даже в пределы деревни не заходят. Лошади зафыркали и медленно побрели в другую сторону. Ямазаки смотрел им вслед, приходя к мысли, что он и сам такой же. Куда идет – не знает, сможет ли где-нибудь остановиться – тоже. Рядом тихо ойкнули, заставив Ямазаки резко обернуться. Макото тер ладонь и виновато улыбался. - Тебе не горячо? – спросил он, глазами указывая на искусственную руку. Соске пожал плечами. - Я не чувствую, - стержни в руке снова скрипнули, и Соске поморщился. - Кажется, в сарае было масло, - Макото потер подбородок. – Пойдем. Кончики пальцев Макото мазнули его собственные, и Ямазаки почудилось, что по железным стержням змейкой пробежало тепло чужой руки. Нет, не может быть. Ямазаки мотнул головой. Здесь слишком много лавандового запаха, и ему просто все это кажется. По дороге в сторону дома Макото Соске увидел Ран. Она сидела на качелях в одном из дворов. Рядом с ней сидел темноволосый парень, разглядывающий свои колени. Ран что-то говорила ему, поглаживая по тыльной стороне ладони. На земле лежала знакомая Соске белая коробка. - Хару тоже… с поезда, - негромко сказал Макото, останавливаясь возле калитки. – Не помнит, кто он и откуда. Сидел на площади под дождем, пока госпожа Нанасе не увела его к себе. - Не было жетона на шее? – Соске разглядывал узкую спину парня. - Была нашивка на сумке, но она вся истрепалась, смогли прочитать только часть имени. Госпожа Нанасе заботится о нем, как о сыне. Соске сжал и разжал металлические пальцы. Кажется, дымчатый запах лаванды влечет к этому месту не только искалеченных лошадей, но и изломанных людей тоже. Заметив их, Ран погладила брюнета по плечу, что-то негромко сказала и побежала к калитке. - Как Хару? – спросил Макото, кладя широкую ладонь на макушку Ран. Девочка грустно вздохнула и отрицательно качнула косичками. - Ясно, - Макото тоже вздохнул и приобнял сестру за хрупкие плечики. – Домой? - Да, - ответила Ран. – Я займусь ужином. Соске, что ты хочешь? Соске растерялся, а Макото тихо фыркнул в ладонь. - Не рановато ли для ужина? – Ямазаки все еще не знал, что ответить. - Нет, как раз закончу вовремя, если начну сейчас. Так что? Мясо или рыбу? - … мясо? – Ямазаки посмотрел на Макото, но тот лишь улыбнулся и пожал плечами. - С овощами? Где-то у нас были грибы, - пробормотала Ран, задумчиво сводя брови. – Ты любишь грибы? Рен вот не очень, но его никто не спрашивает… Ран болтала, звонким голосом отвлекая Соске от неприятных мыслей. Пару раз она споткнулась, забывая смотреть под ноги, а на третий чуть не упала на пыльную землю, но Макото успел ее подхватить. Весело улыбнувшись, Ран отряхнула подол платья и побежала вперед. Они уже были рядом с домом, и Ран торопилась побыстрей начать готовить. - Нам сюда, - за калиткой Макото свернул направо и пошел через сад. Ямазаки осторожно обходил маргаритки и астры, стараясь ничего не задеть. Здесь был даже куст лаванды. Соске остановился возле него, глядя на лиловые звездочки. - Отец специально выкопал его на поле, для мамы, - пояснил Макото. Он стоял возле покосившегося сарая и шарил рукой по верхней перекладине – искал ключ. Кивнув в ответ, Соске отошел от цветов. Макото нашел ключ и открыл старый проржавевший замок. В сарае было пыльно, солнечные лучи просачивались сквозь трещины в стене, и крошечные пылинки танцевали в их свете. - Сколько лет сюда никто не заходил? – поинтересовался Соске, заглядывая Макото через плечо. - Не помню, - честно признался Тачибана. – Давно уже. - Я вижу. Макото потянулся к одной из верхних полок. Под ладонью парня что-то опасно треснуло. За секунду Ямазаки понял, что одно движение – и Макото свалит все себе на голову. Насколько он казался сильным, настолько же оказался неловким. Треск раздался снова, и Тачибана испуганно отшатнулся. - Что достать? – усмехнулся Соске, легко оттолкнул Макото и сам заглянул внутрь. - Вон там, на второй полке, - палец указал направление. Масло мелкой лужей растеклось на дне канистры. - Этого хватит? – Макото явно был немного расстроен. - Хватит. Стащив с полки пыльную тряпку, Соске окунул ее в масло и принялся аккуратно водить по стержням, шестеренкам и болтам. Иногда он сжимал тряпку, выдавливая побольше масла. Рин говорил, что это должно успокаивать. Соске же раздражала скользкая тряпка и резкий запах. Этот кусок железа приносил ему столько душевных мучений, что хотелось порой выдрать болты с мясом, до кровавых потоков из обрубка конечности, но Ямазаки стискивал зубы и молча переживал очередной приступ. Скрипучая железка и кривые инициалы на ней были единственным, что осталось у него от друга. Макото рядом зашевелился, подобрался ближе и присел на корточки. Он внимательно следил за каждым движением Соске, а тот в свою очередь незаметно наблюдал за ним самим. Глаза у Макото были ярко-зелеными с золотистыми прожилками. Такие бывают на листе, когда сквозь него смотришь на солнце. Рядом с ним Соске снова чувствовал лаванду. Он уже смирился с мыслью, что все здесь не может пахнуть как-то иначе. - Так лучше? – Макото поднял глаза, когда Соске отложил тряпку. Пошевелив рукой, согнув локоть, пальцы, Ямазаки кивнул. - Да, спасибо. Вместе они нашли еще одну тряпку, чтобы Соске мог стереть масляные разводы. Закрыв дверь сарая, Макото спрятал ключ под перекладиной. - Приберись там как-нибудь, - посоветовал Соске. - Хорошо. Макото улыбался слишком солнечно для человека, которого попросили всего лишь убрать сарай. На ступеньках крыльца сидел Рен со знакомым серым котом на коленях. Кот добродушно замурлыкал, когда Макото погладил его по мягкой шерстке. - Мако, тебя Ран искала, - произнес Рен, глядя на брата ясными глазами. – Кажется, ей нужна какая-то помощь. Тихо охнув, Тачибана-старший поспешил в дом. Соске присел на ступеньки рядом с Реном, вытягивая ноги. Кот встопорщил усы и отодвинул от него пушистый хвост. Заметив это, Ямазаки усмехнулся: от него все еще пахло маслом. - Хочешь что-то спросить? – Соске поднял голову, подставляя лицо уже не таким жарким солнечным лучам. Рен замялся, принимаясь наглаживать кота. - Что тебе рассказать? Кот мяукнул и попытался цапнуть мальчишку за палец, недовольный чересчур уж интенсивной лаской. - У тебя было какое-нибудь звание в армии? – едва слышно произнес Рен, словно боялся, что его услышит брат. Или что Соске встанет и уйдет. Ямазаки подумал секунду и заговорил. Фразы были обрывистыми, иногда резкими и грубыми, но Рен слушал его с зашкаливающим интересом в карих глазах. Солнце постепенно клонилось к закату. Ямазаки удивился, насколько легче стало вспоминать. Некоторые моменты все еще отзывались колкой болью под ребрами и раскаленным железом в висках, и все же Соске мог спокойно дышать, вдыхая теплый травянисто-лавандовый запах и чувствуя, как он клубится лиловым туманом внутри, пробирается наверх в голову и оседает там. Затем Рен притащил ему увесистый альбом с черно-белыми снимками дирижаблей, ваншипов и воздушных шаров. Он взахлеб рассказывал, как они с отцом собирали модель цеппелина и мастерили свой воздушный шар во дворе, вот только мама была совсем этим недовольна. Рен умолк резко и внезапно, уставившись на свои ботинки, и Соске немного неуклюже гладил его по острым и вздрагивающим, словно птичьи крылья, лопаткам. Устроившийся между ними кот, привалившись к бедру Соске, тихо мурлыкал и старался не мешать. Когда Макото вышел на крыльцо, чтобы позвать их ужинать, солнце почти скрылось за горизонтом. Розово-красное покрывало заката раскинулось поверх крыш домов, окрашивая их в мягкие цвета и сглаживая острые углы. Рен тихо произнес «спасибо», подхватил альбом и скрылся в доме, из которого до Ямазаки доносился теплый запах еды. Дети снова много болтали за столом. Глаза у Рена больше не были красными, и он то и дело подшучивал над сестрой. Соске опять слышал шум ветра в кронах деревьев, и он чувствовал себя так хорошо, что с непривычки ребра начали давить, и в собственном теле стало мало места. Это все было так странно, и Соске это нравилось. После ужина Ран и Рен ушли в свою комнату, а Макото позвал Соске на заднюю веранду. Уже совсем стемнело, и Тачибана зажег фонарь, на свет которого слетелись мошки и мотыльки. Облокотившись на деревянные перила, Ямазаки всматривался в силуэты яблонь в саду. - Держи, - встав рядом, Макото протянул Соске кружку. – Отец когда-то сам делал. В кружке было вино: чуть терпкое, с ароматом лесных ягод, оседающее приятным послевкусием на языке. Соске давно не пил вина. Чаще всего во рту ощущался привкус крови, гари и земли, и даже пресная вода не вымывала его. Ямазаки иногда мерещился этот солоноватый вкус на кончике языка. Пили молча, слушая, как за каменными стенами домов ветер колышет лавандовое море. Ямазаки сделал вдох, и ему показалось, что к ночи запах стал сильней и насыщенней, и теперь он тяжелой вуалью нависал над деревней. В кружке остался последний глоток вина. Соске тихо выдохнул, залпом допил, и… не успел ничего сказать. - Слушай, - начал Макото. Пальцы постукивали по эмалированным бокам. – Ты… Ямазаки замер, вслушиваясь в торопливое дыхание Макото. - Ты не против поспать в гостиной? У нас две спальни, в родительскую мы редко заходим… Соске выдохнул, и ему внезапно захотелось рассмеяться. - Нет, не против, - произнес он, отталкиваясь от перил и первым направляясь в дом. Забрав у него кружку, Макото проводил Соске до гостиной, сказал, где лежит подушка и одеяло, и быстро исчез в полумраке коридора. Лежа на диване, Соске слушал его шаги, пока они не стихли за стеной. Макото еще какое-то время чем-то шуршал в комнате, возился на кровати, а затем, кажется, уснул. Прикрыв глаза ладонью, Соске безнадежно улыбнулся и перевернулся на живот. Механическая рука свесилась с дивана, касаясь пальцами пола. В голове снова вихрем закружились мысли, замелькали воспоминания-картинки, словно кто-то быстро листал альбом со снимками. Отзвуки взрывов, гомон голосов зашумели в ушах. Почти провалившись в сон, Соске поморщился от мерзкого чувства. Ощущение собственной руки снова пропало, оставляя вместо себя засасывающую, черную пустоту и чувство незавершенности. Ямазаки тяжело выдохнул, попытался проснуться, сбросить с себя жгучую тяжесть, но не смог. То, от чего он убегал, нагнало его в очередной раз. Просочившийся в приоткрытое окно ночной воздух всколыхнул занавески и прохладной волной прокатился по лицу Соске, стягивая липкую паутину кошмара. Лавандовый запах окутал его, как мягкое покрывало. Боль в руке пропала, отступая обратно во тьму кровавых кошмаров. Единственное, что этой ночью снилось Соске, как широкие ладони гладят его по голове, теплые пальцы перебирают волосы и шумит лиловое море. *** На улице только занимался рассвет, утренний воздух не успел прогреться, и роса блестящими кристаллами лежала на траве. Соске сидел на дощатом полу платформы, вглядываясь в утренний туман, повисший над лавандовыми полями фиолетовой дымкой. Где-то вдалеке слышалось тихое ржание лошадей. Рельсы влажно блестели и серебрились в тусклом свете. Поезд должен был прибыть уже скоро. Ямазаки опустил голову, прижимаясь лбом к коленям. Сегодня он впервые за долгое время проснулся отдохнувшим. Когда-то знакомые, а после забытые чувства снова возвращались к нему, и это было странно. Соске стоило уже смириться с тем, что здесь все очень странно. Мысль о том, чтобы остаться, прожигает его раскаленным гвоздем. И он не знает, может ли позволить себе такую роскошь. В памяти всплывают пустые окна, прячущиеся тени и слезы Рена. Нет, наверное, не может. - Соске. Голос раздался над самым ухом, он звучал тихо, но Ямазаки словно хлыстом ударили. Макото присел рядом, а под ребрами Соске снова болезненно заныло. - Так и думал, что ты здесь, - произнес он. – Уходишь? - Не знаю. Они сидели, почти соприкасаясь плечами и локтями. Ямазаки чувствовал лавандовый запах также остро, как ночью. - Ты можешь остаться. Я бы очень этого хотел. Думаю, Рен и Ран тоже не будут против. Макото подтянул колени к груди, прижимаясь к ним щекой и глядя на Соске, чуть прищурив глаза. - Я не хочу расстраивать вас, - Соске тоже повернул к нему голову. Макото непонимающе свел брови. – Я вызываю слишком много плохих воспоминаний. Протянув руку, Макото погладил указательным пальцем стальное запястье Соске. Его улыбка была мимолетной, но Ямазаки успел уловить ее взглядом. Выпрямившись, Макото вытащил из кармана веточку лаванды. - Масло из лаванды успокаивает нервную систему и улучшает работу сердца, - произнес он, глядя на мелкие цветочки. – Лавандовый запах помогает спать спокойно, без кошмаров, - Макото перевел свой изумрудный взгляд на Соске. – И отгоняет дурные мысли. Веточка легко скользнула по щеке Ямазаки и опустилась за ухо. Теплая ладонь Макото погладила через куртку железную пластину на плече Соске, коснулась шеи и замерла на щеке, почти касаясь большим пальцем уголка губ. Соске подался вперед, когда чужие, обветренные губы мягко коснулись его собственных, но Макото быстро отстранился. Поднявшись, он снова улыбнулся – по-весеннему тепло – и отступил на шаг. - У тебя есть время подумать, - сказал Макото. – Если что, лавандовая дорога приведет тебя к нужному месту. Тачибана сбежал вниз и пошел по узкой тропе, не оглядываясь. Воздух вокруг вибрировал, и мелко подрагивала земля. В утреннем тумане раздался пока еще едва слышимый гудок. Поезд приближался.