Протокол взаимодействия

      - Точно тебе говорю, что-то с ним нечисто! – подытоживает Скотт, со стуком ставя на деревянный стол опустевшую кружку.       Победа над новым супер-роботом Темной Звезды далась нелегко, и команде «Макстара» требовался отдых. «Макрон-база» опустилась в уютной долине неподалеку от Экс-ан-Прованса, и доктор Шагал отправил всю команду в двухдневный отпуск.       Так что теперь двое пилотов сидят на веранде с видом на море, потягивают пиво и болтают обо всем на свете – в ожидании вечера, когда улицы, бары и ночные клубы уютного приморского городка наполнятся стайками туристов… и особенно туристок. Веселых и податливых девиц в поисках курортных приключений.       - Вечно ты всякую ерунду выдумываешь, - ворчит Джейсон.       Болтовня на такую скользкую тему его смущает, но любопытство – и, быть может, еще какое-то смутное, щекочущее чувство – не дает прекратить разговор.       Когда день за днем проводишь в одной и той же тесной компании, товарищи становятся для тебя чем-то вроде семьи. Понятие личного пространства теряет смысл: все всё обо всех знают, а если кто-то остается загадкой – ты без стеснения ломаешь голову, пытаясь ее разгадать.       - Хорошо, твоя версия? Здоровый, крепкий, еще не старый мужик все свободное время просиживает у себя в кабинете за компьютером или торчит в машинном зале. Почему?       - Он же ученый, - пожимает плечами Джейсон. – Живет наукой. Должно быть, все остальное его просто не волнует.       - Ох, Джей, скаут ты наш великовозрастный! Хоть ученый, хоть хрен дроченый – но он живой человек! А основной инстинкт никто не отменял. Сам посуди: стоило объявить увольнительную, и все мы разбежались кто куда. Кэти собрала чемодан и упорхнула – и, держу пари, сейчас в каком-нибудь парижском отеле мнет шелковые простыни на пару со своим блондинчиком. Ты… ладно, тебя вычеркиваем, ты у нас страдаешь по этой своей… все, молчу, молчу! – поспешно добавляет Скотт, видя, что Джейсон отставил кружку и угрожающе поднимается с места. – Я только жду вечера – а там, будь уверен, своего не упущу. Нейтан - и тот идет на свидание с какой-то школьницей из интернета! А наш добрый доктор? «Идите, ребята, развлекайтесь, а мне тут надо кое-что проверить и отладить. Жду вас через сорок восемь часов». Это же ненормально! Бьюсь об заклад, с ним что-то не так! Может быть, оставшись один, он натягивает лифчик и стринги шестидесятого размера…       Джейсон поднимает брови и закатывает глаза. Доктор Шагал - тайный извращенец? Даже не смешно. Сам вид его – массивная фигура в неизменном рабочем костюме, лысая, как колено, голова, прищуренные глаза за толстыми стеклами очков – настолько не вяжется с сальными фантазиями…       - Ладно, допустим. Но тебе-то что? Почему ты этим так озабочен?       Но Скотта таким вопросом не смутить.       - Творческая любознательность, - важно отвечает он. – Изучаю жизнь! Я ведь, сам знаешь, детективы пишу. Так вот: в детективах именно у таких серьезных, скучных, на все пуговицы застегнутых сухарей ближе к концу книги обнаруживаются такие секреты, что только держись!       Машинный зал погружен в полумрак, и тишину нарушает лишь едва слышное гудение – низкое, мелодичное, словно пение на одной ноте. Песнь жизни Хьюго.       Огромный компьютер никогда не спит – и слабое освещение не мешает ему заметить и узнать гостя. Под потолком и вдоль стен приветственно загораются, ряд за рядом, гроздья разноцветных лампочек-индикаторов.       - Здравствуйте, доктор Шагал! – звучный баритон раздается словно сразу со всех сторон.       Теплый, напоенный солнцем голос – так странно звучит он в этих безжизненных серых стенах… так легко поверить, что он принадлежит человеку. Человеку, которого Джеймс Шагал когда-то знал.       - Здравствуй, Хьюго, - негромко отвечает он.       Это не входит в обычный протокол общения – и голубые огоньки индикаторов, означающие приветствие, сменяются зеленым цветом удивления и вопроса.       Шагал подходит к клавиатуре. Другой человек заметил бы, что на лице его, обычно непроницаемом, читается волнение; Хьюго отмечает изменения в ритме дыхания и биения сердца.       - Доложи обстановку, - приказывает Шагал.       - Ситуация полностью под контролем. Все уровни защиты работают стабильно. Постороннее присутствие на базе исключено, враждебные объекты в пределах досягаемости отсутствуют.       - А пилоты? Нейтан?       Зеленые индикаторы удивленно мигают, но голос Хьюго звучит, как всегда, бесстрастно:       - Отсутствуют по вашему указанию, доктор. Из членов экипажа остались на борту лишь вы один.       - Мы одни, - поправляет его Шагал; пальцы его бегают по клавиатуре, вслепую набирая какой-то сложный код. – Только я и ты, Хьюго...       Огромный компьютер замирает, словно прислушиваясь к тому, как путешествует по его кибер-синапсам введенная команда.       - Доктор Шагал! Вы хотите…       - Да! Протокол взаимодействия SZ-3771. Уровень секретности А+. Прямо сейчас, – и, криво усмехнувшись, добавляет: - Надеюсь, ты не против?       - Я не запрограммирован на возражения вам, доктор, - отвечает Хьюго; и в его бесстрастном голосе – таком знакомом голосе – Шагалу чудится усмешка.       Хотел бы он знать, что думает Хьюго об их редких… свиданиях?       Да ничего он не думает! Шагалу ли этого не знать? Хьюго – просто машина. В нем не осталось ничего от… от Уилла. И то, что сейчас произойдет, должно быть, представляется ему простой лечебной процедурой, вроде массажа. Самое большее, он недоумевает, почему для этой процедуры требуется полное уединение и высочайший уровень секретности.       В глубине зала отодвигается панель, открывая нишу с мягким напольным покрытием – такого размера, чтобы довольно крупный человек мог стоять в ней на коленях или на четвереньках. Шагал торопливо сбрасывает с себя одежду, сует в карман очки. В стене из титанового сплава отражается его лицо. Без очков он выглядит моложе и… уязвимее. В близоруко сощуренных глазах – что-то жалкое, кроличье. Шагал не нравится себе таким.       - Свет, Хьюго, - коротко приказывает он; дыхание его сбивается, его трясет при мысли о том, что произойдет сейчас. Каждый раз, как в первый. – Выключи свет.       Индикаторы мигают в последний раз, и зал погружается во тьму.       Шагал опускается на четвереньки. Коленно-локтевая – просто, без затей, как он любит. Низкое мерное гудение в темноте. Шагал стоит, ежась в прохладном воздухе, чувствуя, как набухает и тяжелеет член, и ждет. Это тоже часть Протокола SZ-3771 – терпеливое ожидание.       Он пытается думать о Уилле. Вот они с ребятами из студенческого братства катаются на лодке по Темзе: Уилл сидит на веслах, обнаженный по пояс, с каждым гребком на загорелых руках его вздуваются мускулы – а Джеймс не может отвести от него глаз, хоть и дрожит при мысли, что кто-нибудь это заметит. Джеймсу девятнадцать, голову его (как ни трудно сейчас в это поверить) украшает буйная кудрявая шевелюра, очки постоянно сползают на нос. Он – рыхлый стеснительный «ботаник», единственный и довольно-таки затюканный сын властной мамаши, мечтает открыть новый источник энергии и перевернуть мир… а еще мечтает о том, чтобы Уилл Бриджер его трахнул.       Нет, в юность возвращаться незачем. Тяжелое было время – время комплексов, страхов, разочарований. Уилл Бриджер так и остался для Джеймса недоступным божеством, блистательным и жестоким. Это Уилл, а не Джеймс, открыл новый источник энергии. Уилла еще на третьем курсе единогласно признали гением – а Джеймсу старый профессор Энглстон, сочувственно улыбаясь, посоветовал лучше попробовать себя в научно-административной работе. Уилл, красавец и плейбой, в любой компании чувствовал себя как рыба в воде – а «этот, как его, ну, друг Уилла» хвостом таскался за ним, погибая от зависти и ревности…       Из стен бесшумно выдвигаются лапы-манипуляторы, обхватывают его запястья и лодыжки. Теперь Джеймс не может шевельнуться: от этой мысли у него встает колом. Руководитель проекта «Макрон», тот, кто ногой открывает дверь в Пентагон, на равных разговаривает с королями и президентами – здесь он должен подчиняться. В этой темной комнате от него ничего не зависит. Разумеется, это иллюзия – в любой момент, стоит лишь отдать команду, Хьюго остановится. Но очень, очень приятная иллюзия. Возбуждающая.       В конце концов, он получил все, что хотел. Пусть и страшной ценой. Уилла больше нет – а верный друг Джеймс унаследовал дело его жизни, стал единоличным владельцем и хранителем его открытий. И Хьюго… Мощный механический зверь, идеальный слуга – даже когда, согласно Протоколу SZ-3771, играет роль господина. Теперь он принадлежит Джеймсу. А если правда, что где-то в глубинах кибернетического разума Хьюго, записанная на виртуальный носитель, спит точная копия личности Уильяма Бриджера – значит, и сам Уилл теперь в его власти.       Всякий раз он ждет прикосновения – и никогда не может угадать, откуда оно придет, какой части его тела Хьюго коснется первой. На сей раз гибкий щуп проходит между лопаток, скользит по пояснице. От холодного металла Джеймс вздрагивает всем телом и прикусывает губу. Ощущение острое, почти болезненное. Сейчас тело его готово откликаться и на самые невинные прикосновения.       А Хьюго далеко не невинен: он знает, что делать и как, все варианты прописаны в Протоколе. Гибкое металлическое щупальце скользит дальше, обхватывает бедро. К нему присоединяются еще два трехпалых манипулятора – сильно, до боли сжимают ягодицы. Не останется ли синяков? А, плевать: все равно их никто не увидит! Щуп проскальзывает меж раздвинутых ног, поглаживает яички: от этой ласки Джеймс стонет и прогибается в пояснице, подставляясь невидимому любовнику.       Бездушные, безличные ласки машины делают с ним то, что не удавалось ни случайным партнерам в барах, ни парням-проституткам: наедине с Хьюго доктор Джеймс Шагал сбрасывает свою броню.       Машины не нужно стесняться. Ей плевать, юный ли ты красавчик или лысый толстяк пятидесяти с лишним лет. Машина не оттолкнет тебя, не посмеется, не скривится брезгливо. С машиной можно стонать, орать, блядски выгибаться – она не подумает о тебе дурно. Она вообще о тебе не думает. На кой черт люди, когда есть машины?!       Тем временем щуп скользит вверх, по расщелине меж ягодиц. Дойдя до отверстия, выплескивает из себя что-то жидкое, разогретое, слегка щиплющее. Смазку Хьюго готовит сам, Джеймс этим не интересуется. Щуп надавливает, настойчиво растягивая упругие мышцы – и с губ Джеймса срывается хриплый вскрик.       Поначалу это всегда больно: он инстинктивно подается вперед, пытаясь отползти – но стальные захваты не дают двинуться с места. Медленно-медленно, миллиметр за миллиметром, прохладный металл проникает в него и, кажется, заполняет целиком. Так же медленно выходит наружу – и снова внутрь, теперь резко, задевая затвердевший узелок простаты. На этот раз Джеймс вскрикивает не от боли. Он бьется в своих тисках, захлебываясь стонами, пока Хьюго трахает его сильными, размеренными рывками.       - Давай! – хрипит он, чувствуя, что долго этого не выдержит. – Давай, Хьюго, пора!       Хьюго знает, что делать. Еще одна трехпалая лапа-манипулятор смыкается на члене Джеймса. Вначале поглаживает неторопливо, осторожно. Затем сжимает сильнее, по-хозяйски проходится вверх-вниз – грубее, резче, чем Джеймс сделал бы сам. Так мог бы ласкать его Уилл…       Механическая рука опускается вниз, сминает яички, которые поджимаются от этой грубой ласки. Снова возвращается к члену. Стальные пальцы скользят по головке, задевая самые чувствительные места.       - Да! – шепчет Джеймс.       Хьюго выходит из него – а в следующий миг снова входит, мощно, на всю длину, так, что, кажется, щуп сейчас пробьет его тело насквозь и выйдет наружу через брюшину; и в то же время дрочит ему резкими, размашистыми движениями. Джеймс, такой мягкий и беспомощный в его железных лапах, хрипит, дергается, выкрикивает сквозь всхлипы что-то бессвязное. Да! Вот так, Хьюго! Сейчас! Сейчас… Уилл! Хьюго! Уилл!..       И вдруг все кончается. Стальные тиски разжимаются, манипуляторы втягиваются в стену; ноги Джеймса подкашиваются и, еще содрогаясь, он падает лицом на ковер.       Видишь, Уилл, я все-таки получил от тебя, что хотел.       Потом он встает, пошатываясь, берет в охапку свою одежду. Как был, голым, бредет в душевую. Стесняться некого – база пуста, вокруг темнота и тишина, нарушаемая лишь мерным гудением.       На пороге машинного зала Джеймс останавливается и, поколебавшись, бросает во тьму:       - Спасибо… Хьюго.       Дверь закрывается за ним… а в следующий миг в опустевшем машинном зале загорается свет.       Индикаторы Хьюго, один за другим, вспыхивают мягким золотисто-розовым сиянием.       Такого цвета нет ни в одном из утвержденных протоколов общения; и, спроси кто-нибудь Хьюго, что он означает – скорее всего, он сам затруднился бы с ответом. Быть может, это то, что не имеет имени у машин, но у людей зовется любовью.