Старик и письма

«30 января 2010 года. Мой милый мистер Олливандер! Чудо, что ваше письмо застало нас с Рольфом дома — мы только вернулись из экспедиции в Сибирь и должны были вот-вот отправиться в Папуа Новую Гвинею, чтобы найти причину скачка популяции смеркутов. Представляете, сама глава организации магзооологов Океании прислала нам приглашение! Невероятно! Папа ужасно горд. Рольф тоже. По правде говоря, я безмерно скучала по нашей переписке. Все ли в порядке с вами? Может быть, мне все же стоит навестить вас, несмотря на все отговоры? Помню, как еще год назад бурая сова приносила мне вести от вас раз в месяц, а теперь я все реже и реже вижу вашу фамильную печать на пергаменте. Ваше молчание печалит меня, мистер Олливандер, потому что во время дальних поездок и слишком темных ночей, когда даже огненного феникса нельзя рассмотреть на беззвездном небе, мне нравится перечитывать ваши многостраничные рассуждения о невозможности создания волшебных палочек-гибридов или то самое первое письмо, к которому вы приложили мою нынешнюю красавицу из орешника. Да, я скучаю по нашим медленным разговорам, мистер Олливандер. Можете в этом не сомневаться. Думаю, мы вернемся в Англию уже к весне, и тогда я обязательно загляну к вам, принесу фирменную настойку Лавгудов, а заодно почищу ваш старый шкаф с невостребованными палочками от докси и белоглазого шмыга. Если вы по-прежнему скептично относитесь к существованию белоглазого шмыга как вида, напишите моему папе и попросите переслать вам ноябрьский выпуск «Придиры». Там вы найдете мою статью, к которой приложены все необходимые доказательства, включая колдографии, сделанные мною лично в Перу, и специальные очки для их изучения. С надеждой на скорую встречу, Луна P.S. Вы снова называете меня «мисс Лавгуд». Это мило в какой-то степени, но я уже год как миссис Скамандер. И не волнуйтесь, я совсем не сержусь на вас за то, что вы не смогли прийти на мою свадьбу. Хотя, кажется, я уже писала об этом в одном из прошлых писем. Простите меня за мою забывчивость. В последнее время я очень рассеяна». * * * Олливандер аккуратно сложил лист пергамента, потом с помощью палочки обернул его в родную красную ленту и обновил сохраняющие чары. Умом он понимал, что в этом не было особой нужды — небольшой деревянный сундук, где хранились письма, был защищен и заклинаниями, и маггловским замком, — но ничего не мог с собой поделать. Эти письма были очень важны для него, а паранойя, появившаяся после освобождения из плена в девяносто восьмом, с возрастом только усилилась. «Через пять лет мне исполнится сто, — подумал Олливандер, пряча сундук под шкаф с невостребованным товаром. — Через пять лет ее мальчики придут в мою лавку за своими первыми палочками». Неприятно заныла поясница. Боль мгновенно прошлась по всем старым ранам, по недолеченным болячкам. Олливандер охнул и отправился в заднюю комнату, медленно, опираясь по пути на все, что попадалось под руку: полки, стены, дверной косяк. Родственники уже давно предлагали ему переехать из Лондона в Ниццу, где и колдомедицина была получше, и климат помягче, и дом попросторнее. Он только отмахивался, никогда не называя настоящей причины своего упрямства. «Через пять лет, — думал Олливандер, смешивая Укрепляющий раствор, Животворящий эликсир и остатки дневного чая в своей любимой кружке, — ее мальчики придут в мою лавку, и я скажу им...» — Орешник, волос вейлы, одиннадцать дюймов — эту палочку я сделал для вашей мамы в благодарность за свое спасение много-много лет тому назад, — произнес он вслух, а потом в несколько глотков выпил содержимое кружки, на мгновение представив, будто там был алкоголь. — Надеюсь, когда она это услышит, то улыбнется мне. Ох, мисс Лавгуд... Точнее, миссис Скамандер. Нет, просто Луна. Луч света в темном подземелье. Олливандер с тяжелым вздохом сел на один из стульев и плеснул себе еще немного эликсира из старой запылившейся бутылки. Он знал, что уже завтра снова полезет под шкаф, чтобы достать свое сокровище, наплевав и на больную спину, и на то, что чрезмерное употребление Укрепляющего раствора и Животворящего эликсира опасно для здоровья. * * * «15 марта 2000 года. Мой милый мистер Олливандер! Простите, что отвечаю на ваше письмо спустя целую неделю. Заставлять ждать ужасно невежливо, но еще более невежливо было бы оставить вас без небольшого подарка в честь двухлетия со дня нашего освобождения из «тюрьмы». Конечно, это всего лишь безделушка, и дата, наверное, совсем не важна для вас, недостойна того, чтобы справлять ее, но, надеюсь, этот снежный шар без снега, который я сделала сама и почти без использования магии, сможет поднять вам настроение в нужную минуту. С уважением, Луна P.S. Еще раз хочу поблагодарить вас за книги, которые вы прислали в прошлом месяце на мой день рождения. Первый том о необычных материалах для палочек оказался чрезвычайно увлекательным чтением!» «4 мая 2006 года. Мой милый мистер Олливандер! Вы не перестаете меня удивлять! Еще недавно вы писали, что редко покидаете Косой переулок, а вчера я увидела вас на балу в честь восьмилетия Победы. Наверное, мне нужно было подойти и высказать все это лично, но вы были очень заняты разговором с министром Шеклболтом, и я решила не вмешиваться. Надеюсь, вы хорошо провели время, Луна P.S. Лилово-желтая мантия была вам невероятно к лицу!» «25 декабря 2009 года. Мой милый мистер Олливандер! С Рождеством! Пусть в этом году вас обойдут стороной печали, болезни и харидские мидлы, которые могут случайно оказаться в поставках сердечных жил драконов. Шучу, нет таких существ, как харидские мидлы. Мы с Рольфом искали их, но так и не нашли. Я хочу, мистер Олливандер, чтобы вы считали это письмо не только поздравлением с главным праздником зимы, но и неофициальным приглашением на мою свадьбу. Да, мы с Рольфом решили пожениться. Вы скажете, что стоило дождаться нужного момента и отправить официальную сову, но мне всегда казалось, что наши отношения являются дружескими, и заслуживают чего-то большего, чем открытки с синей ленточкой и скучного типографного шрифта. Хотя, конечно, и без нее никуда — Рольф настаивает на необходимости «свадебных сов». Подумать только... Для меня «свадебные совы» звучат менее реально, чем «харидские мидлы». Но не буду забивать вашу талантливую голову своими сомнениями. Хороших вам праздников! С любовью, Луна P.S. Вы получили мою работу о новых видах магических животных? Я до сих пор не уверена, что старый филин смог донести этот многостраничный эпос». * * * Как бы странно это ни звучало, но после девяносто восьмого они встречались всего трижды, из которых два раза — на официальных празднествах в честь окончания второй магической, да и то однажды ни один из них не решился заговорить с другим. Конечно, Луна настаивала на более частых визитах, но Олливандер, отчаянно пугаясь такой перспективы по понятным лишь ему причинам, всеми средствами пытался убедить ее в отсутствии прямой тому необходимости. К счастью для него, Луна редко бывала в Лондоне, а потом стала редко бывать и в Англии вообще. Она пришла к нему в магазин лишь однажды, весной десятого года, когда странное чувство, испытываемое Олливандером по отношению к ней, поутихло, притупилось, зарубцевалось. На ней было ярко-желтое маггловское платье, которое не просто не скрывало, но подчеркивало заметно округлившийся живот. Она была беременна. — Нужно было написать вам об этом, но мне захотелось сообщить лично хотя бы раз в жизни, — Луна сказала ему тогда, счастливая и улыбчивая. — Хотите, назову одного из них вашим именем? Олливандер отказался, но не потому, что в глубине души хотел быть отцом этих детей, а потому, что не считал себя достойным. Возможно, обе причины были взаимосвязаны. А еще он запретил Луне даже подходить к шкафу с невостребованными палочками. Там же докси. И шмыг. И Мерлин знает, что еще. * * * «10 февраля 2016 года. Мой милый мистер Олливандер! Пишу вам из Бангладеш, где мы на этот раз не исследуем очередных «опасных зверей», как вы их называете, а всего лишь ищем подходящее место для нового заповедника сниджетов. Вы, наверное, давно в курсе, но я только узнала, что в Средневековье некоторые азиатские маги, занимавшиеся созданием волшебных палочек, использовали в качестве сердцевины сердца сниджетов. Это ужасно, они ведь такие милые и беззащитные существа! А про беззащитность... Все чаще и чаще в последнее время я почему-то вспоминаю те месяцы, что мы с вами провели в подземельях Малфой-мэнора. Вы часто писали мне в своих письмах, что я якобы спасла вас, рассказывая о диковинных существах, о своем детстве, о юности. Как вы называли меня? «Луч света в темном подземелье»? Теперь мне кажется, что вы спасли меня. Беседы с вами сделали меня старше и сильнее, чем я была. Я ничего не боялась, потому что была не одна. Спасибо вам за это. Спасибо за все. И особенное спасибо за все ваши письма. Когда я вернусь в Лондон, то обязательно загляну к вам. Кроме того, моя палочка стала будто бы угасать, и я не понимаю, почему. С любовью, Луна». * * * Он рвал письма на маленькие кусочки, чтобы не видеть больше ее почерк, улыбку, спрятанную между строк, и это полное искренней радости «Мой милый мистер Олливандер» с восклицательным знаком вместо сдержанной запятой. — Глупый старик. Глупый, глупый, глупый!.. Это я во всем виноват! Во всем!.. Бутылка с Животворящим эликсиром полетела в стену, но не разбилась, только грустно булькнула и укатилась под шкаф с зельями. Нужно было сделать ей палочку из яблони, а еще лучше — из сосны, ведь он не знал ни одного мага с палочкой из сосны, который умер бы вот так, в тридцать пять лет, безвременно и бессмысленно, от очередной опасной твари! Олливандер спрятал лицо в ладонях. — Луна, — прохрипел он, — Луна мертва! Моя Луна мертва... Орешник, волос вейлы, одиннадцать дюймов. Орешник, волос вейлы, одиннадцать дюймов. Орешник, волос вейлы, одиннадцать дюймов. Миссис Скамандер. Когда Олливандер пришел в себя, то спешно собрал все обрывки и начал медленно склеивать письма заново, каждый раз прикладывая к губам куски пергамента с ее подписью или приветствием. «С любовью, Луна». «Мой милый мистер Олливандер!» * * * Со здоровьем в последнее время стало совсем плохо. Руки перестали слушаться, как раньше, зрение серьезно упало и, что самое страшное, память начала подводить. Раньше Олливандер помнил всех своих покупателей — не в лицо конечно, но по палочке, которую продал им — а теперь с трудом вспоминал и самые знаменитые свои творения. Например, одиннадцатидюймовый остролист с сердцевиной из пера феникса. Или ту, что была изготовлена из тиса длиной в тринадцать с половиной дюймов... Он, конечно, имел возможность уехать в любой момент, передать свое дело внуку младшего брата, но не мог, хотя и не помнил уже, почему именно не мог. «Ничего, — убеждал себя Олливандер. — Вот кончится августовская волна продаж, и тогда...» Август двадцать первого года казался ему невероятно важным месяцем. Причину этой важности он мгновенно вспомнил, когда в лавку зашли трое: высокий мужчина лет тридцати или сорока с мягкими чертами лица, одетый в лиловое, и двое шаловливых белобрысых мальчишек в хогвартских мантиях. — Орешник, волос вейлы, одиннадцать дюймов, — произнес Олливандер, удивившись тому, насколько скрипучим стал его собственный голос.