Звезда маяка

Тавер любил смотреть на Башню. Она всегда маячила над головой, виднеясь из любого уголка столицы, куда бы ни пошел мальчишка, белела в небе, а солнечные лучи поблескивали на золотой вершине. Башня была восхитительна. Высокое, грациозное строение, что словно бы парило над городом, недоступное для обычных смертных; чеканившие шаг по мраморным плитам легионеры казались полубогами в золоченых доспехах, спустившимися из чертогов Девятерых для охраны великой тайны, которую никому нельзя было знать. Тавер хотел ее раскрыть. Ему не давали, вот в чем была проблема. Родители, услышав от ребенка кощунственные просьбы отвести его туда и оставить, кричали и требовали выбросить такую глупость из головы: отец так вообще угрожал розгами, и мальчику пришлось притвориться, что это была минутная блажь. Но это было не одномоментное желание – Тавер в самом деле хотел заглянуть внутрь. Иногда пареньку даже снилось, что он отталкивается ногами от земли, взлетает к самой вершине, а потом долго-долго стоит, осматривая окрестности, и видит их на сотни лиг вокруг. С севера ему чудились серые громады гор Скайрима, среди которых чудовищным великаном возвышалась величественная Глотка Мира, опутанная толстым одеялом из плотных туч; на вершине ее Таверу грезился дракон, смотревший мудрым взглядом прямо в душу, из-за чего мальчик отворачивался, смущенно опуская голову. Впрочем, остальные стороны света манили своими чудесами не меньше. Иногда на далеком южном горизонте юному имперцу виделась золотая полоса пустынь, и два караванщика – каджит да редгард – весело махали руками, встречаясь с ним взглядами. Эти путешественники даже стали привычными гостями Таверовых снов, и он всегда с радостью их встречал. Мальчишка был не мальчишкой, но рослым загорелым воином в красивой кольчуге, за спиной у него висели два меча, а на поясе красовался прекрасный кожаный кошель-мешочек, как у лавочника с соседней улицы, и в нем приятной тяжестью лежали золотые монеты. Каджит одним прыжком преодолевал расстояние между пустыней и Башней, а затем раскладывал у ее подножия удивительные товары. Орлиное зрение Тавера-взрослого позволяло легко различать мелкие вещицы, и он величавым жестом указывал на то, что нравилось ему больше всего. Просыпаясь утром, сонный паренек с прищуром смотрел в окно, вспоминая, какую диковинку он приобрел на этот раз, а потом осторожно выпытывал у отца, существует ли нечто подобное на самом деле. Это был риск – не любил серьезный купец глупых вопросов – но непутевый сын в сладких мечтах нередко воображал, как соберет все эти поразительные вещи. Но торговцы снились далеко не всегда, хотя дракон встречался практически каждый раз. Может, не стоило слушать древние сказки северян, но они были героическими и красивыми, чего Таверу так не хватало. Матушка рассказывала исключительно былины об имперских пройдохах да принцах с принцессами, и все они рассказывали о жизненной смекалке и изобретательности. Да, это было поучительно и, чего греха таить, иногда полезно, но, как говорил устало дед: «мальцы про солдат любят, что ты ему талдычишь…». Со стороны внука, он был абсолютно прав, ведь он и сам был героем! На шкафу даже лежал его длинный, немного изогнутый клинок, который нельзя было трогать, потому что оружие было очень тяжелым – а ведь так хотелось! На лезвии остались зазубрины от когтей настоящих даэдра! То есть даэдротов, да. Дед очень ругался, если Тавер их путал, хотя тот и не понимал, в чем ошибка. Пару раз внуку прославленный предок со вздохом все же давал посмотреть на меч, и там действительно были длинные царапины. Потом в играх было здорово воображать себя рыцарем, побеждающим орды чудовищ, и с деланной усталостью показывать товарищам результаты тяжелых боев. И нордские легенды были как раз в тему – в соседнем квартале жил сказитель, что работал в городских тавернах, а его рассказы о воителях, поражавших боевым кличем сами небеса, будоражили кровь. Тавер как-то выменял ненужную ему книгу на деревянный меч, за что ему всыпали по первое число, но он не жалел. Так что неудивительно, что горы и одинокий дракон снились ему постоянно. Кроме хребтов и пустынь с Башни был виден океан, который бороздили суда изумительной красоты и величия. Ни один городской мальчишка не мог опозорить себя тем, что не бывал в порту, и Тавер не был исключением. Увиденные там корабли поражали так, что их нельзя было забыть, а представить себя капитаном хоть одного из них было только удовольствием. Так можно было бы добраться до полулегендарной Пиандонеи, приручить морского змея и увидеть водяных эльфов... или водяных духов? Ох, кажется, променянная книга была как раз про них…. Похоже, родители были не так уж несправедливы со своим наказанием. Мальчик любил смотреть на Башню. С нее наверняка можно увидеть все-все-все, что есть на свете, и даже в темноте она приковывала к себе взгляды, словно маяк. Рано или поздно никакие легионеры, маги или правители не смогут ему помешать проникнуть на вершину.

***

Под движением ладони замок рассыпается, словно труха. Толчок – и дверь отворяется, даже не скрипнув. Тавер тих, быстр, осторожен и, чего молчать, даже красив в своей стремительности и опытном знании, что надо делать. Тавер вор, и это кажется ему предопределением самой судьбы. В витраже богатого дома не хватает кусочка цветного стекла, и сквозь пустое место вдали под звездным небом виднеется тонкий столп Башни. Она переливается жемчужно-белым светом, что изливает на нее одна из лун, а верхушка слегка мерцает огоньком: возможно, там зажигают факелы, а может, это блеск того самого Белого Золота, которым она должна быть увенчана. Молодому имперцу хватает одного быстрого взгляда, а потом он тенью перетекает от сундука к сундуку, и с тихим стуком на ковер падают засовы. Удача сопутствует юноше этой ночью. Он гордится своей искусностью, а по городу ползут слухи о новом мастере-воре. Им по праву гордится увядающая Гильдия, у которой есть надежда вернуть былую славу. Тавер часто отказывает тем, чьи заказы требуют выхода за пределы столицы, - он работает только здесь. Недовольство таких людей растет, но его затмевают довольные улыбки толстосумов и державных мужей: Имперский город таит в себе много ценностей, и здесь детям Ноктюрнал всегда найдется задача. Юноша, торопливо собирая улов в торбу, перед выходом из ограбленного особняка бросает снова взгляд в окно, чтобы сквозь отверстие для выпавшего кусочка витража посмотреть на Башню. Рожденный под знаком Башни суеверен и всегда следит за своей покровительницей. Тавер зовет себя ее Смотрителем и уверен, что ниспосланный дар не подведет его в трудную минуту. Пока он не уходит, то всегда видит дороги, на которых не будет преград: звезда всегда будет светить своему избраннику.

***

В будущем Тавер войдет взрослым мужчиной под своды Башни. Ну как войдет: влетит, торопливо звеня броней, зажимая на боку рану под прорехой в разлетевшихся в стороны кольчужных колечках. Он захлопнет дверь и в отчаянии призовет свою силу, чтобы запечатать вход, пока соратники ищут выход наверх. Столица будет затоплена кровью, и Красная Кольцевая дорога станет багровой воистину и навсегда. По улицам будут отдаваться эхом крики людей и меров, а на сотнях лезвий появятся тысячи зазубрин. Тавер уже не захочет быть героем, как дед. Он увидит, как это больно, опасно и плохо, а множество его однополчан и вовсе не доживут до этого дня. Тавер-взрослый увидит, что ни вор, ни солдат не могут создать еду из земли, книгу из дерева и монеты из металла. Это будет горько, но у мужчины не будет времени жалеть. Башня изнутри превзойдет все, что он видел когда-либо, включая свои сны, но будет дано слишком мало времени, чтобы рассмотреть поразительные залы. Чувствуя, как вытекает из него жизнь, воин Имперского Легиона Тавер Туррим по прозвищу Смотритель Башни начнет плестись по ступеням вверх, следуя верным псом за императором Титом Мидом II. Сначала товарищи осторожно будут поддерживать его, памятуя об ужасной ране, но вскоре мужчина рявкнет, что сделает это сам. За долгие годы его мечта станет близка к исполнению, и он не захочет чьей-то помощи для ее осуществления. Правитель не будет спорить, хотя наградит легионера осуждающим взглядом. Но ему нужен Смотритель Башни, обладающий властью над любыми дверями, и придется махнуть рукой на чудачества странного имперца. На самой вершине Тавер, вдохнув дующий в лицо ветер, просияет как мальчишка, которым он когда-то мечтал попасть сюда, а затем наклонится и светящейся ладонью запечатает люк, чтобы потом развернуться к нескольким эльфам, настороженно напрягшимся при виде людей, и с ухмылкой заявить, что никуда желтокожие маги не денутся. Это не их Башня. Тавер, болезненно осев на белые плиты, будет следить за тем, как падут спутники альтмерского командира; он с изумлением будет наблюдать за поединком императора Тита и лорда Наарифина, от начала до конца. Никто не пройдет мимо Смотрителя Башни, а его лучший друг, боевой маг Люциус, не позволит причинить ослабевшему товарищу вред, как бы ни старался даже самый лучший колдун во всем Нирне. Наарифин останется там распятым, а утомленный ужасной войной правитель повернется к двум последним его хранителям и устало улыбнется. Ухватившись за руку Люциуса, Тавер тяжело поднимется и начнет жадно впитывать в себя раскинувшийся вокруг мир. Пусть внизу горит город и поднимаются клубы черного дыма, а голова болит и кружится, потому что он не может нормально дышать, но где-то вдалеке маячит высочайшая гора мира, а на западе торжествующе вскидывают кулаки счастливые редгарды. Ему даже покажется, что в нос ударит морским воздухом. Потом, зажмурившись от боли, Тавер упадет, напоследок выбросив руку в сторону сверкнувшего голубым люка, чтобы позволить запертым людям выйти. Он умрет на вершине Башни, что была его вечным маяком и постоянной звездой-хранительницей, но будет скорее спокоен, чем печален. Смотритель взберется на свой маяк и потушит огонь – разве это не было предначертано судьбой?