Ничья

— Котенок!       Энзо, бросив ноутбук на диван, подскакивает к девушке, которая чертыхается, прижав руку к груди, и обхватывает руками ее плечи. Елена вскидывает голову и, взглянув на него, пытается спрятать руку, отворачиваясь, но Энзо гневно сверкает глазами. — Покажи. — Я в порядке… — Елена. — Правда, все нормально, — ее голос начинает предательски дрожать, и она поджимает губы, отведя глаза. Она, наверное, всегда будет бояться плакать перед ним, как бы ни было больно, потому что он всегда сильный, всегда уверенный и никогда не плачет. Она просто не может позволить себе быть слабой. — Мне сказать еще раз? — Энзо сверлит ее недовольным взглядом, дергает на себя, и она сдается, покорно показав ему покалеченную руку. Он осторожно осматривает разбитые в кровь костяшки пальцев, на которых ранки почти не заживают и постоянно кровоточат, и тяжело выдыхает. — Я же учил тебя правильно бить: большой палец снаружи и согнут, чтобы не раздробить в кулаке, пальцы максимально ровно, по одной линии, а то без костей останешься. Разве не учил? — требует он ответа, и она опускает голову. — Учил. — Плохо, значит, учил, — шипит Энзо и, усадив ее на стул, торопливо поднимается по ступенькам, берет бинты, упаковку льда, возвращается и протягивает ей лед, — держи. — Ауч! — не сдержавшись, Елена лишь на секунду теряет контроль, вскрикнув, после чего закусывает нижнюю губу и терпит, прижимая упаковку к руке. Очень хочется заплакать или хотя бы потопать ногами от боли, но она держится, понимая, что Энзо не одобрит такое поведение. И не важно, что она еще по сути ребенок. — Правильно, больно, — кивает он, сев прямо на пыльный пол, — может, хоть после десятой ошибки запомнишь, как нужно обращаться с «грушей». — Я запомнила… — Ага, только почему у меня на руках нет такого количества крови, а? Хотя я занимаюсь даже чаще тебя. — Я дура… — Елена облизывает губы и смотрит на него исподлобья, — я тебя расстроила снова, да? — Знаешь, Котенок, — Энзо притягивает ее к себе и, взхломатив ее волосы, целует в лоб, — иногда ты меня страшно бесишь. Так и хочется взять за шкирку и выкинуть к чертям собачьим, — она сжимается под его взглядом, и он щелкает ее по носу. — Я ответил на твой вопрос? — Д-да… — Елена, — он недовольно щурится, — за столько лет ты могла бы запомнить, что я прекрасно знал, на что иду, когда забрал тебя из того приюта. Я хотел тебя учить, и я учу. Уже больше десяти лет. А ты учишься. Не всегда прилежно, но учишься. И я это вижу. И меня очень сложно расстроить, — Энзо рывком встает на ноги и, бросив на пол пакет со льдом, начинает осторожно и умело забинтовывать руку Елены. — Но имей в виду — мне плевать, сколько раз ты будешь ломать себе кости. Пока ты не научишься нормально драться, я не отступлю. — Я тоже. — Вот это моя девочка.       Он бросает на нее лишь один, короткий взгляд, а внутри все начинает плавиться. Ей ничего не нужно в жизни: ни дорогая одежда, ни разнообразная еда, ни машина, ни удобства. Только его поощрение и одобрение. Его улыбка. Он рядом. Просто он. И больше ничего.       За эти годы Энзо стал для нее не просто другом. Не просто старшим братом. Он стал учителем, первооткрывателем, обоими родителями одновременно, эталоном, кумиром, какой-то тенью Бога. Всем, буквально всем. Она могла бы дышать им, могла бы спать в его ногах, могла бы существовать только его словами, если бы он захотел. И это не было неуважение к себе или пресмыкание, это была любовь, чистая, глубокая, преданность и благодарность, благодарность за еще один шанс начать жить, за уроки, за все, что он ей дал.       А он дал ей действительно все. Дом, семью, одежды, еду, поддержку, опору и себя, без остатка. Он заботился о ней, делал все, чтобы у его «сестры» все было только самое лучшее, занимался ее воспитанием и обучением, напрочь забив на свободное время и личную жизнь. У него была цель — вырастить ее человеком, вырастить ее для себя, и он ни перед чем не останавливался на пути к ней. — Нормально? — Энзо сдувает с глаз челку и скользит взглядом по вечно бледному лицу Елены. — Не жмет? Не хочу, чтобы эта хрень еще больше рану натерла, хуже будет. Так что, если не так, лучше сразу скажи. — Нормально, — она отработанным движением дергает запястьем и позволяет себе секундную улыбку, после чего снова превращается в камень. — Спасибо.       Мужчина, еще секунду вглядываясь в ее лицо, встает и поднимается на второй этаж, закрывшись в душе. За эти двенадцать лет она изменилась: страх сменился уверенностью, она научилась управлять своими эмоциями, держать себя в руках, полностью контролировать свои действия. Единственное, что осталось — это благоговение перед ним. Если у него были проблемы или кто-то мешал ему жить, эта маленькая девочка была готова броситься с кулаками на обидчика, закрывая Энзо собой до последнего. И ей было плевать, куда идти и что делать, главное, с ним, главное, за ним, а все остальное словно и не имело значения.       А еще она выросла. Он даже не успел заметить, как маленькое, едва различимое от пола существо с грязными, слишком длинными волосами непонятного цвета, почти прозрачной, бледной коже, с тонкими конечностями выросло в сильную и красивую девушку с медовыми глазами и волосами цвета шоколада чуть ниже плеч. Она не любила длинные волосы, предпочитая убирать их в косичку или пучок, и с радостью бы состригла их до каре, но он слишком любил ее волосы. И она была красива, действительно красива.       Все чаще Энзо ловил себя на мысли, что смотрит на нее дольше, чем следовало бы. На темные волосы, сворачивающиеся от влажности в колечки, на длинные пушистые ресницы, на пухлые губы, не понимая, почему ему стыдно. Стыдно отмечать, что с каждым годом она все больше и больше меняется, становясь женственнее, стараясь не думать о том, что будет, когда у нее полностью сформируется фигура. Она стала ему членом семьей, если не ребенком, то сестрой. А сестру точно не хотят. — Возьми себя в руки, — шипит он сквозь зубы, ударив кулаком по плитам, и прижимается к ним лбом, плотно прикрыв глаза.       Он настолько посвятил себя ей и ее воспитанию, что практически забросил любые отношения с другими девушками. Только изредка, раз в месяц, убедившись, что Елена крепко уснула, он позволял себе ночь с очередной любовницей, подцепив первую попавшуюся девушку, и отыгрывался на ней всю ночь. И ему не были нужны имена, обещания и контакты, ведь он знал, что дома ждет та, ради которой он теперь живет.

***

— Еще раз! — рявкает Энзо, запустив руку в волосы. — Я уже говорил, черт возьми: я не друг тебе сейчас, я ублюдок, который собирается изнасиловать тебя и убить. Даже самым своим крутым ударом ты не сделаешь мне больно, так что нападай! Прекрати медлить!       Елена нервно облизывает губы и крепче сжимает дрожащие руки в кулаки. Она знает, что должна это сделать, так как это очередной урок, но она просто не может ударить его, слишком неправильно. Но он настаивает, повысив голос, и она бросается вперед, пытаясь обманным движением ударить его в солнечное сплетение. Но мужчина спокойно парирует ее удар, и она шипит от удара по плечу. — Возьми себя в руки! — уже почти орет он, сверкая глазами. — Смотри на меня, мне прямо в глаза, Елена! Я — твоя мать, твой отец, этот ушлепок Клаус и все, кто когда-либо обижал тебя. — Она застывает, напряженно слушая его и ощущая, как внутри поднимается гнев. — Ты слабая и хилая, ты ничего не можешь, у тебя нет будущего, ты отброс общества, ты никто, ты пустое место и всегда им будешь! — шипит он ей прямо в лицо, и Елену начинает трясти. Все тело охватывает ярость, и она, скрипнув зубами, метит ему в лицо, потом в плечо, потом в живот, стремительно меняя направление, словно пытаясь сбить партнера с толку.       Они, как танцоры, перемещаются по кругу, меняясь местами и нанося друг другу удары, внимательно следя за действиями «противника». Он тянет ее за волосы, она оставляет рваную царапину на его руке, он больно выворачивает ее руку, она бьет его локтем в ребра, после чего, воспользовавшись секундной передышкой, ударяет его коленом в пах. Энзо успевает парировать ее удар, и он приходится в бедро, но мужчина все же негромко ругается, на мгновение прикрыв глаза. Елена мгновенно останавливается, внимательно вглядываясь в его бледное лицо, по которому струятся капельки пота, и тяжело дышит. — Неплохо, — наконец подводит он итог, не поднимая глаз, и она облегченно выдыхает, однако в следующую секунду он бьет ее под колени ногой и валит на пол, нависнув сверху, — однако бдительность не стоит терять никогда. Особенно когда имеешь дело с мужиками. А у них… — … непонятно что в голове творится, — заканчивает она его фразу, облизав губы. Энзо не шевелится, глядя в ее глаза, и едва слышно чертыхается, когда ощущает, как напрягается под ним ее тело. Рывком встав, он поднимает ее на ноги и отряхивается. — Уже лучше, но ты должна действовать увереннее. Драка — это тебе не танец, Елена, тут не о красоте речь, а о том, чтобы вдарить уроду, который напротив, как можно сильнее. И еще, запомни, — он поднимает руку, привлекая ее внимание, — даже лучшие друзья могут стать врагами. А вот враги друзьями — никогда. Это лишь самообман. Поняла? — Да. — Отлично. Я вернусь поздно, — Энзо снимает через голову футболку, вытираясь ею, и кидает ее в корзину в углу комнаты, — и я надеюсь, что в этот раз ты не будешь ждать меня до пяти утра. — Я не могу спать, пока ты не дома, — шепчет Елена, разглядывая свои забинтованные руки, — мне неудобно. И слишком тихо. И радио с телевизором не помогают. Мне нужно слышать твое дыхание. — Наши спальни на разных этажах, Котенок. — Не важно. Я слышу тебя даже с первого этажа. И тебе это прекрасно известно. — Конечно, конечно, — он подходит и прижимает ее к себе, так крепко, что становится больно, но она льнет к нему, обхватив его сильные накаченные плечи, и вдыхает его запах.       Она бы могла потратить жизнь на то, чтобы вот так стоять с ним, слышать стук его сердца, ощущать тепло его тела, растворяться в его объятиях, делить с ним воздухом. Но такие мгновения были очень редко, потому что Энзо был каким угодно, только не нежным. Как и она. Она редко улыбалась, почти никогда не смеялась, не любила юбки и платья, не переносила косметику, напрочь отказывалась от духов.       Энзо иногда шутит, что вырастил из девчонки парня, и ей это нравится. Нравится соответствовать ему, нравится повторять за ним, становиться все более и более похожей на него, потому что это главная цель ее жизни — быть всегда рядом его послушной тенью.

***

— Расскажи еще, — Елена медленно перебирает волосы Энзо, который лежит на ее коленях, и он усмехается, покачав головой. Мурчит, как кот, и довольно закрывает глаза, устроившись поудобнее. — Что на этот раз? Я тебе, кажется, уже всю свою жизнь рассказал. — Неправда. Ты раз за разом повторяешь какие-то поверхностные факты, которые, кстати, не всегда правдивы. — Я никогда не вру. — Ты сам в этом признался, когда напился в последний раз, — ехидно улыбается она, и он тяжело выдыхает. — А я ведь знал, что вторая бутылка была лишняя… Ладно, о чем тебе рассказать? Я сегодня добрый, получил туеву хучу денег, завтра пойдем шататься по магазинам. Так что давай тему. — Я… — Елена мнется, прекрасно понимая, что его настроение сейчас мгновенно испортится, но любопытство берет вверх, — расскажи мне о своем брате.       Энзо за секунду меняется в лице и садится, уронив плед. Недовольно качает головой, облизав губы, и прислоняется спиной к спинке дивана, согнув одну ногу в колене. Девушка не двигается, напряженно следя на него краем глаза, и нервно теребит в руках край пледа. Наконец он переводит на нее тусклый взгляд и фыркает. — Я иногда поражаюсь тому, что ты помнишь с детства. Даже его запомнила, — пару секунд звенит тишина, потом он безнадежно кивает и пожимает плечами, — ладно, я обещал, так что придется рассказывать. У меня был… есть брат, Деймон. У нас одна мать, и каким-то хреном мы родились едва ли не близнецами. Как-то так пошло с детства, что мы конкурировали друг с другом, потому что нас постоянно сравнивали, и сначала это дико бесило, а потом переросло в настоящее соперничество. У кого машина круче, одежда моднее, девушка соблазнительнее и так до бесконечности. Он, как хороший маменькин сынок, пошел в благотворительность и решил заняться бизнесом, а я в противовес ему увлекся мафией, контрабандой, даже хотел подрабатывать коллектором. И в какой-то момент я реально переплюнул его, а потом все полетело к ху… к черту, — поправляется он и, потянувшись, достает из кармана куртки сигареты, затягивается и выпускает дым. — Меня дважды пытались убить, я чуть не лишился руки, потом замочили мою девушку, в то время как у моего горячо любимого братца невеста, денег до жопы да еще и почет свалился. — Откуда? — очень тихо спрашивает она, слыша гнев в его голосе. Еще никогда она не видела его таким злым. — А хрен его знает. Я понял, что что-то не так, ну и вылезло, что он тоже на черной стороне закупается. И я мог бы прикрыть ему всю лавочку, чтобы он свалился в самую грязь. Но потом… я решил не лезть в его дела и сначала поправить свои. Ну не получилось у меня райской жизни — ладно, сделаем лучше. Вот будет у меня все, что хочу, тогда и его благополучием займусь, — пару секунд Энзо молчит, зажав в зубах сигарету, потом вдруг сгребает Елену в охапку и, прижав ее к себе, сипит ей прямо в лицо: — Знаешь, чего я боюсь больше всего на свете? Что, если я сдохну, в целом мире у тебя останется только огромная мразь по имени Деймон Сальватор. Поэтому я собираюсь прожить как можно дольше, чтобы ты никогда не стала его.       Все внутри Елены мгновенно леденеет от страха, охватившего ее, и она цепляется за его футболку, бешено и испуганно глядя в его невероятно глубокие глаза, и встряхивает его. — Пообещай, что ты не умрешь. Пообещай мне, Энзо.       Он осторожно, едва ощутимо проводит кончиками пальцев по ее щеке, словно она сделана из какого-то очень хрупкого материала, который может разбиться от малейшего прикосновения, и пытается улыбнуться. — Обещаю.