— Вот ты можешь мне объяснить свою логику? — Аларик затягивается и прикрывает глаза, блаженно поморщившись. Деймон делает глоток виски и переводит на него мутный взор, зевнув.
— А что с ней не так?
— Я просто перестал въезжать в твою жизнь, просто категорически. Ты женат на давно не любимой женщине, вы выносите друг другу мозги, но не подаете на развод. Тебя бесят шлюхи, но ты их регулярно заказываешь, тебя бесит жизнь и все люди вокруг, но ты ловишь кайф от секса с лесбиянкой. В какой момент жизни тебя приложило так сильно?
— Когда ты выставляешь все в таком свете, становится реально дерьмово, — Деймон усмехается, закурив, и откидывается на спинку дивана. — Ты прекрасно понимаешь, почему мы с Роуз женаты до сих пор — она не желает соглашаться на развод, потому что ей нужны мои бабки, а при разводе я ей ни доллара не дам. Ей нравится район, где стоит мой дом, ей нравится жизнь, в которой кручусь я. Да и мы привыкли жить вместе, даже несмотря на то, что иногда я очень хочу взять травмат и пристрелить ее к херам.
— Лучше разведись.
— Этим скоро все закончится, не переживай. Я сам уже волком вою, дома ненавижу находиться, потому что там все ею провоняло, а уж как меня раздражает ее гарем, да и она сама.
— Понял, больная тема. Поехали дальше.
— А что дальше? Шлюхи? Рик, вот ты серьезно? Я типа женат, но трахаться, сам знаешь, хочется. Нормальную девушку на улице просто так сейчас не найдешь, все они просто скрытые шлюхи, которым ничего не нужно, кроме как почувствовать член в своей вагине. Их не нужно уважать, любить и оберегать. Ты ее трахаешь — она довольна и счастлива. Это закон современности, который меня устраивает.
— Потому что ты не влюблен.
— Я понял, что любовь — это чушь, самая настоящая чушь, без которой легко можно обойтись. Вот любил я Роуз, любил целых три года, и что? Сейчас мы с трудом смотрим друг на друга, и нахер это мне надо? Проще трахнуться, послать и забыть, потом найти очередную легкодоступную сучку, отвести душу и по-новой.
— Ага, а про Хейли что скажешь?
— Хейли отдельный экспонат. Сувенир, я бы сказал. Мы как-то переспали, было даже подозрение, что она залетела, правда потом, слава богу, все обошлось. Мы поссорились страшно, потому что она хотела продолжение отношений, а мне это нафиг было нужно после эксперимента с Роуз. И мы разошлись. Она стала мне мстить, подбирая моих шлюх и трахаясь с ними, я нес про нее какую-то настоящую хрень, а потом мы начали дружить, до сих пор не помню как. Она рассказывала мне, как она спит со своим братом-педиком, когда ей нужен мужчина, я хвалился своими похождениями, и мы терпели. А вчера нас что-то порвало.
— И теперь ты светишься так, словно выиграл миллион.
— Просто она реально хороша в постели. Хотя, по факту, мы ни разу не трахались по канону: в первый раз в машине, потом в примерочной, ну, а вчера и вообще на столе в моем кабинете. Мы вообще поломанные какие-то, психи, проще говоря.
— Ну есть немного…
— Ну и срать, честно. Главное, что я хоть немного воскрес, правда не известно, надолго ли, но уже хоть что-то. Меня радует, что Хейли ничего от меня не ждет и не требует. Она знает, что я не могу ничего ей пообещать, потому что типа женат, да и мы не влюблены, чтобы становиться парой. Нам просто нравится трахаться, мы сходимся в этом плане прекрасно, а больше ничего и не надо.
— О да, конечно, — Рик залпом осушает свой бокал, мотнув головой, и издевательски смотрит на Деймона, который пихает его в плечо, скривившись.
— Прекрати рожу кривить, я знаю, что говорю. Чувств нет, мы друзья, но нам по кайфу трахаться. Так в чем проблемы? Пока нас все устраивает, будем продолжать в том же духе, ну, а когда надоест или появятся претензии, посмотрим, как реагировать.
— Неужели ты не хочешь остепениться? Завести нормальную семью, ребенка, то бишь наследника, которому ты передашь свои бабки и бизнес? Мне кажется, после тридцати все задумываются именно об этом.
— Еще раз вякнешь про мой возраст, и я сдеру с тебя скальп. Ты сам старше меня, а выпендриваешься так, словно мне на пенсию пора. В моем случае возраст не имеет значения, я такой же, каким был и десять лет назад, разве что морально повзрослевший и понявший смысл жизни.
— И в чем же он, Ницше?
— Закрой хлебало, не беси меня.
— Да глаголь уже, — усмехается Рик, с удовольствием следя глазами за полуобнаженной девушкой, кружащей вокруг шеста, — мне даже интересно, что же такого важного ты познал за свои три десятка.
— В рожу вцеплюсь.
— Еще что?
— Короче, я понял, что смысл не в любви и даже не в деньгах. По сути, смысла жизни нет, то есть нет какой-то вещи, которую можно назвать смыслом жизни всех на земле. У каждого он свой, но есть одна штука, без которой жить нельзя — это понимание, что на свете нет ничего важнее, чем ты сам. Все вокруг предадут, грохнут, пошлют и обворуют, а ты у себя останешься.
— Херовый из тебя философ.
— Отвали. Я бухой, мне можно нести ахинею, особенно если сейчас я в ее даже почти верю. Ну реально, сколько раз я был на миллиметре от того, чтобы подохнуть или пасть перед кем-то? Но че-то не упал. У меня всегда был я, и я выжил. Это главная наша с братом особенность: мы не доверяемся кому-либо слишком сильно, чтобы в случае предательства не взяться за пистолет.
— Если вы с братом так похожи, то почему так враждуете? Вместе вы могли бы достичь нереальных высот, как ты этого не понимаешь? Может, нужно наладить с ним контакт?
— Может, и нужно… — Деймон задумчиво смотрит на стриптизершу, практически не моргая, — только я не люблю, когда кто-то так же хорош, как и я. Говорят, противоположности притягиваются, а мы с ним клоны друг друга, и это выносит мозг. Мы тупо не выживем рядом, перегрызем друг другу глотки и сдохнем. Иначе никак. Именно поэтому… было бы лучше, если бы в живых остался кто-нибудь один, двоих таких земля просто не выдержит.
— Все это время держала…
— И что? Кому из нас круто живется? У него с девушкой все медным тазом накрылось, у меня с женой, он хер знает как существует, я ненавижу жизнь. Нам не хватает воздуха на двоих, и вокруг нас людям херово, потому что мы высасываем слишком много энергии. Мы как энергетические вампиры — пожираем все вокруг нас, не давая другим нормально жить.
— Вот сейчас, брат, ты реально ахинею начал нести.
— Ну и ладно, ты же слушаешь? — Деймон криво и пьяно ухмыляется, положив руку на спинку дивана. — А, значит, все не так дерьмово.
— Просто я твой друг.
— И что, ты реально хочешь им быть? Я ведь тебя бешу своим характером, бабками, местом в обществе. Ты просто водитель, и тебя не может это не бесить. Я грубый, я в принципе не могу никому нравиться, но ты все еще почему-то рядом прикрываешь мой зад. Напрашивается вопрос «почему», и тут несколько вариантов: тебе нужны мои бабки, тебя подослали выжать из меня инфу, ты тайно влюблен в меня…
— Или я просто привык вытаскивать твою задницу из всех передряг, потому что тебе мозгов не хватает, — фыркает Рик, и Деймон согласно кивает.
— Или ты просто привык вытаскивать мою задницу из всех передряг, верно. Но, знаешь, не исключено, что я тебе нравлюсь, — он самодовольно усмехается, и тот ударяет его по лицу, закатив глаза.
— Ты перепил, брат.
— Ну и ладно, мне хорошо! — он орет на весь клуб, бросив бутылку на пол, и поднимает обе руки. — Мне просто кайфово, мать вашу! И, знаешь, — он переводит на него горящие пьяным восторгом глаза. — Да пошли все, кто до меня дотрахивается! Я никому и ничего не должен. Да, я эгоист по своей природе и не собираюсь меняться или прогибаться под чье-то мнение, заколебался. Не нравится? Выход известно где, — с этими словами он падает на диван и смеется в голос, не обращая внимание на посетителей.
***
Елена не помнит, как доезжает до дома. Точнее до того места, которое раньше она называла домом. От него почти ничего не осталось, какие-то куски фундамента и мерзкий запах гари. За ограждением ютятся люди, пытаясь узнать, что случилось, люди в форме опрашивают очевидцев, пожарные тушат последние очаги пламени. Спасать нечего, мебель сгорела дотла, но взгляд Елены замирает на черном продолговатом пакете, лежащем на носилках. В горле поднимается ком, и она сглатывает, на шатающихся ногах идя вперед.
— Елена? — к ней подходит женщина в форме, и она вздрагивает, подняв на нее испуганные глаза. — Шериф Форбс, я говорила с Вами по телефону.
— Я помню, — она не узнает свой голос, почему-то очень твердый и жесткий, хотя внутри все рвется на части.
— Примите мои соболезнования. Вы были сестрой мистера Сальваторе?
— Я была его приемной дочерью, — губы начинают дрожать, и она поджимает их, вспоминая слова Энзо.
Нужно быть сильной, несмотря ни на что. — Что… что произошло?
— Мы пытаемся разобраться, как вышло так, что о взрыве не было никому известно. По записям мы знаем, что пролетавший самолет выстрелил и… с вашего дома огонь позднее перекинулся на все вокруг, и пришлось тушить…
— Мне это не интересно. Где он?
— Простите, — Форбс поджимает губы, — но мы не можем показать Вам его. Тело сильно обгорело, а Вы ребенок.
— Мне семнадцать лет, — жестко перебивает она ее, сверкнув глазами, — и я хочу увидеть его. Мне нужно это.
— Елена… — но она, словно не слыша ее, целеустремленно идет к карете скорой помощи и замирает возле носилок. К ней поворачивается врач и уже открывает рот, чтобы запротестовать, но подошедшая к этому времени шериф сокрушенно кивает. — Покажите ей.
— Но, мэм…
— Живее.
Елена вздрагивает, когда видит некогда любимое лицо, с трудом узнавая его. Жженая кожа, корка запекшейся крови, почерневшие сгустки крови… Она отворачивается и, отскочив в сторону, прижимает руку к губам, чувствуя тошноту. Перед глазами все плывет, и она часто дышит, упершись руками в колени. Форбс молчит, терпеливо дожидаясь, когда она придет в себя, и протягивает ей бутылку с водой.
— Мне очень жаль, Елена. Мы будем разбираться в причине взрыва, я Вам обещаю.
— Все равно ничего не найдете, — шепчет она, не поднимая головы.
— Но я хотела поговорить о Вас. Вам есть куда идти? Вы несовершеннолетняя, и я не могу допустить, чтобы Вы ошивались где-то на улице. Я уже договорилась о том, чтобы Вас на какое-то время взяли в приют. И… — Елена! — женщина вскрикивает, когда девушка, развернувшись, бежит через всю поляну к своему мотоциклу и, едва успев сесть на него, выжимает ручку газа. — Елена!!! — Форбс бежит к ней, но Елена выворачивает руль и, подрезав проезжающую машину, несется по улице против движения, петляя между машинами. Слезы душат, но она не позволяет себе заплакать, лишь добавляя скорости, словно надеясь, что она поможет ей сбежать от этого ужаса.
***
— Мистер Сальваторе?
— Мне очень плохо, — мычит Деймон, подняв голову со стола, и недовольно смотрит на секретаршу. — Так что по-быстрому и максимально кратко, потому что мой мозг пока что не начал нормально функционировать.
— К Вам мистер Зальцман.
— Чтоб его в задницу… ладно, зови, чтоб его.
— Боюсь, у меня плохие новости, — Рик подходит к его столу и убирает руки в карманы, — так что постарайся прийти в себя и понять, что я хочу до тебя донести.
— Это будет непросто, но допустим.
— Вчера стало известно, что дом твоего брата был взорван, и по последней информации он…
— Что? — он хмурится, пытаясь сконцентрировать на нем мутный взгляд.
— Он мертв, Деймон.
— Чушь, — мужчина с трудом поднимается на ноги и, взяв бутылку с водой, делает глоток, — мой брат так просто бы не сдох, он слишком умный. Вероятнее всего, за ним стали следить, и он к херам взорвал свой дом, сымитировав смерть. Показушник хренов, решил как в кино. Денег шибко много.
— Деймон…
— Слышать ничего не хочу. Вот объявится он через месяц, тогда и поржешь еще. А сейчас, — он с тоской смотрит на часы и решительно качает головой, — мне слишком херово, я вчера перебрал, кажется. Так что можешь остаться тут и уволить каждого, кто будет себя плохо вести.
— Дей…
— Я домой, — он хлопает его по плечу и, пошатываясь, выходит из кабинета.
С трудом не уснув в такси, Деймон заходит в дом, бросает все вещи прямо в холле и, кое-как добравшись до дивана в гостиной, валится на него, с блаженством обняв руками подушку. Однако буквально через несколько минут раздается стук дверь, и он, подняв голову, морщится.
— Какой ушлепок решил припереться. Суки… — он идет босиком к двери и, рывком открыв ее, замирает с открытым ртом, чтобы послать незваного гостя, но слова куда-то исчезают, пока он медленно изучает невысокую темноволосую девушку в явно мужской кожаной куртке, потертых джинсах и с таким вызовом в глазах, что у него перехватывает дыхание.
— Деймон Сальватор? Меня зовут Елена, и у меня есть к Вам предложение.
