До несвиданья

      Артём не мог бы сказать, что думал о Захаре часто — слишком занят был, но всё равно вспоминал не по разу в день. Захар его озадачил. Артёму казалось, что после Вадима тот должен был бы его по большой дуге обходить, но Захар сам пришёл к нему, сам запрыгнул… Артём не решился бы даже намекнуть. Он был уверен, что Захар его за это по стенке размажет. Пусть они и были примерно одного роста, но находились в разных весовых категориях. У Захара кулак, наверное, был в два раза больше, чем у него. И Артём думал, что это ещё не предел: Захар напоминал щенка-подростка, пока ещё невысокого, нескладного и дурашливого на вид, чьи непропорционально широкая грудь, крупная челюсть и мощные лапы обещали, что скоро он превратится в огромного тяжёлого пса.       А ещё Захар был привлекателен. Но Артём всё равно не мог нащупать того, на что так запал Вадим. Намертво запал. Всё то, что рассказал о нём Захар, было непохоже на знакомого Артёму Вадима Гордиевского, и если бы в письмах не содержались неясные, завуалированные, но постфактум понятные подтверждения того, что Захар ничего не выдумал, Артём вообще бы не поверил в эту дикую историю. Вадима поменяло то чувство, и было странно, почти обидно, что Артём ничего не заметил. Вадима свернуло этой любовью, этой ненормальной, ядовитой страстью, она толкнула его на поступки, которые он никогда, никогда бы не совершил в здравом уме. И чего ради? Что такого было в Захаре?       Хотя Захар не был ни в чём виноват, Артём почти ненавидел его. Не за то, что он отнял у него Вадима и три раза трахнул, а за то, чем для Вадима стал. Да, ненавидел и завидовал. Он хотел, чтобы его так же любили, чтобы ему писали такие же письма, чтобы Вадим сходил с ума по нему.       Артём понемногу писал диссертацию. У него накопилось много материалов, было несколько статей и дублировавших их выступлений на конференциях, и сначала казалось, что нужно лишь свести это всё воедино, кое-что добавить, кое-что убрать, подкрепить выводы примерами и детально их разобрать, но когда он по-настоящему засел за работу, выяснилось, что всё не так просто. Кое-что оказалось непропорционально глубоко освещённым, перегруженным примерами и деталями, кое-что плохо увязывалось с общей логикой работы, а одна часть вообще оказалась противоречащей остальным главам, и нужно было её переписать и подать информацию иначе, в виде научной полемики.       Артём просиживал часами за дисером, вёл занятия и принимал экзамены, ездил на конференцию в Москву и всё равно не забывал то через день, то через два проверять страницы Захара в «Фейсбуке» и «Вконтакте». Интересного для Артёма там почти никогда не появлялось. Разве что он узнал, что Захар ко всему прочему ещё и кайтер.       Он возвращался из Москвы поездом — с конференции, на которую они с Вадимом еще в начале зимы запланировали съездить вместе, — и, когда соседи по купе улеглись спать, решил в очередной раз посмотреть, не появилось ли чего нового у Чёрного Кролика. Захар перепостил старую, ещё майскую запись со стены друга: две первые фотографии были пейзажными — широкая гладь воды с лиловой полоской берега вдали, кайты в небе и маленькие чёрные фигурки на досках; а следующие четыре были для Артёма интереснее, потому что там были люди вблизи. Посмотрев и сравнив фотографии, Артём сделал вывод, что мужской фигуре очень льстит гидрокостюм. Захар и без него, в одних только шортах, выглядел неплохо, но тёмный костюм делал силуэт чётким, стройным, монолитным, даже утрированным — слишком широкие плечи над узкой талией и бёдрами.       Артём не удержался и поставил лайк. Он вряд ли сделал бы это, если бы был трезв, но после целого дня на ногах невозможно было сесть в поезд и не выпить пива. Артём купил две бутылки возле вокзала и думал, что этого ему более чем хватит, но под пиво они разговорились с попутчиком — у того тоже были две бутылки, и потом купили ещё у проводника. В одиннадцать вечера сосед лёг на свою полку и мгновенно уснул, а Артём в темноте разглядывал фотки Захара.       Через полминуты он опомнился и решил отщёлкнуть лайк, но, как назло, на телефоне отвалился интернет: видимо, поезд проезжал через какую-то глухомань.       У Артёма кровь прилила к щекам, а уши начали гореть так, как не горели, наверное, с тех времён, когда в начальной школе приходилось рассказывать стихи перед всем классом. Он попробовал переподключиться, но всё без толку. Он даже вышел в коридор, в надежде, что если встать у открытого окна с другой стороны вагона, сеть поймается. Бесполезно: инет появился только через двадцать минут, и когда Артём зашёл «Вконтакт», то увидел, что Захар успел лайкнуть в ответ две его фотографии.       Артём, разозлившись и не зная, что теперь делать, хотел выключить телефон и лечь спать, но тут пришло сообщение.       «Почему только этот пост?»       Артём поморщился: а что, Захар хотел, чтобы он ему всю стену пролайкал?       «Понравились кайты. Красиво»       «Я подумал, что тебе понравился я. Там, где в плавках ))»       А, так это были плавки? Артём особо не приглядывался, просто посмотрел на троих молодых парней и почитал комменты: «Чуваки, вы круты!», «Не могу понять, где вы катали», «Захар не может не выставить свой рукав», «В следующий раз буду с вами!» и ещё с десяток.       «Ты мне больше понравился одетым»       Артём подумал, что завтра он очень сильно об этом пожалеет.       «Возбуждают парни в гидриках?»       Захар словно мысли его читал… Но вот же наглая скотина! Пока Артём думал, как ответить на очередной пошлый подъёб — или вообще не отвечать, Захар снова написал.       «Ты сейчас где?»       «В Москве»       Небольшая неточность в пару сотен километров.       «Что там делаешь?»       «Дела по аспирантуре»       «Зачем тебе она нужна?»       «Чтобы в армию не забрали»       «Дисер пишешь? Какая тема?»       «Длинное название. Про то, как встраивать жилые здания в районы с исторической застройкой»       Артём следил, как Захар что-то набирает в ответ, но потом закрыл приложение и сунул телефон под подушку. Он не хотел, чтобы разговор затягивался. Он вообще не хотел иметь с Захаром никаких дел.

***

      Была уже почти середина июля, и лето проходило мимо: Артём выбирался из города всего два раза, а купался вообще один, когда вместе с Димкой съездил на дачу, которую Димкин старший брат снимал на лето для своей семьи. На самом деле возможностей куда-нибудь скататься было море, но ничего не хотелось. Спокойней и уютней было дома. В ночные клубы он тоже перестал ходить. То озлобленное и отчаянное желание секса то ли просто прошло, то ли наконец было удовлетворено; Артём попробовал и понял, что в этом для него не было ничего. Не то чтобы опыт оказался совсем бесполезным… Сначала, с самыми первыми мужчинами, было трудно и страшно, он чувствовал инстинктивное отторжение, когда его касались совершенно чужие, незнакомые руки и губы, и нужно было преодолевать себя, чтобы коснуться в ответ. Потом это прошло. Вряд ли можно было умение трахаться с кем попало назвать большим достижением, но раньше он так не мог. Ещё он узнал, что Вадим, хотя и удовлетворял его в постели, был в этом отношении всё же не самым лучшим. Пару раз Артёма жарили так, что он проваливался в какое-то полубессознательное состояние, настолько насыщенное удовольствием, что хотелось плакать, орать и признаваться в любви человеку, которого он видел впервые в жизни. Это казалось несправедливым: ему никогда не было настолько хорошо в постели с человеком, которого он любил, и он даже не представлял, что бывает такое, а проживи Вадим дольше, то, возможно, так никогда бы и не испытал этой горячей, потной эйфории на мокрых перекрученных простынях.       Зато потом от этого секса, как бы охренителен он ни был, хотелось отмыться.       Смена партнёров была ещё одним ритуалом избавления от Вадима, таким же как выбрасывание его вещей или встреча с Захаром. Вадим был его первым и на пять лет единственным мужчиной. Артём едва ли не презирал теперь самого себя за эту глупую, наивную верность; Вадим-то не стеснялся, мало того, что спал с женой, так ещё и с Захаром. И неизвестно, был ли Захар единственным. Артём понимал, что не сможет отомстить Вадиму теперь, когда никакие измены уже не могли его ранить, но это было нужно ему самому. Он не хотел больше принадлежать одному только Вадиму. Он хотел вырваться. Однако настоящее, полное освобождение не приходило. У Артёма было ощущение, что он продалбливает отверстие в стене своей камеры и видит через него, что снаружи нет ничего, только бесконечная белая пустота. Как бы он ни старался населить её людьми, встречами, работой, случайными любовниками, их всех неизбежно сносило течением в молочно-белый туман.       Когда Оксана сказала, что день рождения планирует отмечать в «Норе», Артём попытался её отговорить. Он был уверен, что именно в этот день там будет работать Захар; встреча с ним нависала как кармическая неизбежность, и бесполезно было надеяться, что у Захара в тот вечер не будет смены, он уйдёт в отпуск, заболеет, прогуляет или уволится. Отговорить Оксану не удалось: у парня, с которым недавно начала встречаться Наташа, её лучшая подруга, была золотая карточка клуба, что означало десятипроцентную скидку на всё, кроме элитного алкоголя, и ещё какие-то мелкие плюшки.       Артём даже удивился, когда не увидел Захара за стойкой, настолько он был убеждён в том, что они встретятся.       Он сел за столик так, чтобы не видеть бара, и проторчал там больше половины вечера, пока Оксана всё же не утянула его танцевать. Когда они шли наверх, на открытую площадку, Артём быстро взглянул в сторону стойки. Она была обсажена посетителями, как птицами, и Артём даже не сразу нашёл барменов глазами: там был тот парень, который работал в прошлый раз вместе с Захаром, и высокая девушка с инисто-белыми волосами.       На открытой площадке в десять вечера всё ещё было слишком светло, и Артёму с непривычки стало неуютно. Оксане было нормально.       — Какие мы нежные! — ответила она. — Вон, Наташкин тоже сидит, темноты ждёт.       Артём посмотрел в ту сторону, куда указывала Оксана, и увидел Наташкиного парня, того самого обладателя карточки: он сидел на высоком стуле у бара недалеко от входа. Когда Артём вышел на террасу, эта часть площадки почти сразу оказалась за его спиной, и он вообще не заметил маленького бара в углу.       Артём, махнув Оксане и утягивавшей её в толпу Наташке, пошёл в ту сторону.       Умнее было бы уйти, вернуться в здание клуба или вообще взять такси и уехать — потому что тут за стойкой стоял Захар. Волосы зачёсаны назад — как Артёму больше нравилось, белая футболка открывала татуировку во всей красе.       Когда Артём сел на стул рядом с Наташкиным хахалем, Тимуром, Захар улыбнулся ему, как рядовому клиенту, и лишь на секунду в глазах промелькнуло что-то насмешливое и намекающее.       — Джин-тоник? — спросил Захар.       — Да, можно, — Артём согласился на предложение скорее автоматически.       Тимур, не говоря ни слова, положил на стойку ту самую карточку. Захар взял её, спросив:       — Вы вместе?       — Угу, — буркнул Тимур, не заметив, какой многозначительный взгляд бросил Захар на Артёма и как потом улыбнулся.       Артём пробовал поболтать о чём-нибудь с Тимуром, но музыка всё же была громковата, да и Тимур не выказывал большого желания общаться.       Захар поставил перед Артёмом стакан, а потом, перегнувшись через стойку, наклонился к уху Артёма — рискованное, слишком интимное почти прикосновение:       — Я работаю до четырёх. Дождёшься?       Артём сделал скучающее лицо.       — В четыре я уже буду спать.       Захар отошёл к севшим на стулья девушкам, которые долго изучали коротенькую по сравнению с полноценным нижним баром коктейльную карту. Минуту спустя они уже просто болтали с Захаром, в упор разглядывая его руку и даже показывая на что-то на татуировке. Захар кивал и очаровательно улыбался.       Артём машинально поднёс стакан с джин-тоником ко рту и отпил.       От неожиданности он чуть не выплюнул всё обратно, и так дёрнулся на стуле, что даже невозмутимый Тимур соизволил обратить на него внимание:       — Ты чего?       — Крепкое. Крепче обычного, — Артём поставил стакан обратно на стойку. Он вообще не был уверен, что там был тоник, один джин, хотя редкие пузырьки и ползли вверх по стенкам.       Захар отвлёкся от девушек и смотрел теперь в его сторону. Артём снова отпил свой «коктейль».       Наговорив чего-то девчонкам и даже похлопав одну по руке, Захар снова вернулся к Артёму.       — Тупая шутка, — Артём произнёс это, словно не видя Захара.       — А прямо сейчас? Если я подменюсь на полчаса?       Артём всё же посмотрел на него.       — Тут есть такие места, куда вечером никто не заходит, — пояснил Захар.       Артём проверил, не слушает ли их сейчас Тимур, и ответил:       — Не получится.       — Почему?       — Я так понял, Гордиевский, — Артём ещё раз обернулся на Тимура, — тебе домкратом поднимал, еле поднял. Мне-то на кой такие сложности?       Захар прикусил губу, склонил голову набок и тихо, так что Артём едва расслышал, сказал:       — У меня уже стоит, — и опять это рискованное движение, когда он наклонился к самому уху Артёма: — Я на тебя с того раза обдрочился весь.       Захару опять пришлось что-то наливать подошедшим клиентам, и Артём, сделав ещё пару глотков из своего стакана, сбежал.       Пока он сидел у бара, то снова поймал себя на том, что любуется Захаром, его загорелыми руками, ровным профилем, широкой мускулистой спиной и беззащитно обнажившейся шеей. И теперь он думал, что, наверное, правильнее всего будет с ним переспать. Просто, чтобы успокоиться. Всех остальных мужиков за последние месяцы он хотел, если подумать, не меньше. Вполне возможно, что наутро после секса с Захаром наступят такие же равнодушие и желание отмыться от чужого пота.       У него вообще-то не было выхода. Артём знал, что даже если уйдёт сейчас, это его не отпустит.

***

      Артём проторчал весь день в архиве проектного института в компании старых чертежей. Самое обидное, что шесть часов работы ушли на то, что потом превратится в лучшем случае в одну страницу в исторической части диссертации. С другой стороны, если бы он не вспоминал постоянно вчерашнюю встречу с Захаром, то и времени ушло бы гораздо меньше, часа четыре, к примеру.       Сев в маршрутку, Артём решил продумать по дороге эти три несчастных абзаца, чтобы, когда приедет домой, не мучиться с тем, как всё грамотно и связно изложить, а сразу сесть и записать, но скучные мысли о том, какие из подобранных примеров и в какой подаче лучше отразят изменения градостроительных принципов, а вслед за ними функционально-планировочных и архитектурно-композиционных решений, плавно скатились к Вадиму, а от него к Захару.       В стекло резко, крупными сочными каплями брызнул дождь и вскоре дробно и бешено забарабанил по крыше. Артём сквозь заливающие окно потоки воды посмотрел, где они едут: до дома оставалось минут пять, вряд ли ливень закончится.       Он хотел переждать дождь на остановке, но там под маленьким навесом сгрудилось слишком много тел, в сыром воздухе резко запахших мокрой одеждой, потом, сигаретами, жвачкой и пивом. Артём решил всё же добежать до дома под дождём. Если пойти не обычной дорогой через дворы, а вдоль ограды больничного сквера, то там под деревьями даже таким дождём не промочит. Артём низко нагнул голову и выскочил под ливень.       Он нёсся, перешагивая и перепрыгивая с разбега через лужи: футболка на плечах сразу промокла насквозь, вода по шее стекала за шиворот, а в кроссовках начало хлюпать. Голову он не поднимал — так хотя бы не хлестало в глаза, и поэтому увидел Захара только тогда, когда чуть не налетел на него, забежав под козырёк своего подъезда.       Захар, судя по всему, стоял там уже давно — он был сухим.       — Привет.       Артём стёр капли со лба и носа.       — Давно ждёшь?       — Почти час.       — Мог бы позвонить.       — Я твоего номера не знаю.       — Адрес же узнал.       — Узнал, а с телефоном не получилось, — Захар протянул руку и провёл большим пальцем по щеке Артёма, смахивая капли.       Тот вздрогнул и обернулся: ливнем смыло всех прохожих, но он всё равно боялся, что их могут увидеть — жест получился заботливым и пронзительно интимным. Так касаются очень близких людей.       Артём достал из кармана ключи и открыл дверь. Они молча вошли в подъезд и поднялись на четвёртый этаж. Захар терпеливо ждал, когда Артём откроет оба замка, а тот мокрыми скользкими пальцами путался в ключах.       Им не надо было ни о чём говорить и как-то по-особому смотреть друг на друга, это не было случайной встречей, которая могла так же фальшиво-случайно закончиться в постели. Артём знал, зачем пришёл Захар. Захар знал, что Артём это знает. Молчаливое согласие по этому вопросу было достигнуто ещё вчера. Бродить кругами не было никакого смысла.       Артёму, едва они вошли в квартиру, захотелось снять с себя мокрое, но он подумал, что в теперешней ситуации будет выглядеть просто комично, если начнёт срывать с себя одежду. Он снял только кроссовки и носки и пошёл по коридору в сторону кухни. Захар всё так же молча следовал за ним.       — Тебе нужно в ванную? — спросил Артём.       — Нет.       — Тогда можешь там подождать, — Артём показал на дверь в конце коридора.       — Хорошо.       Захар пошёл за ним на кухню и остановился на пороге. Он прислонился к косяку и внимательно смотрел, словно ему было чрезвычайно интересно, что Артём сейчас будет делать. Тот взял со стола бутылку с водой и начал пить. Потом вытер губы и, смерив взглядом всё так же стоящего в дверях Захара, произнёс:       — Может, хотя бы ты понимаешь, что происходит?       Захар едва заметно улыбнулся:       — Мы собираемся потрахаться.       — Я тебя хочу, для меня это нормально. Почему это делаешь ты?       — Я тоже тебя хочу.       — Ты должен хотеть девочек, вроде тех, вчерашних. Пытаешься так отомстить Гордиевскому? Забраться на его любовника… — Артём протянул бутылку Захару.       Тот помотал головой.       — Может, это ты пытаешься отомстить? — Захар глядел Артёму в глаза с опасной, вызывающей прямотой. — Получить то, что ему не удалось. Тащишься от этого, да? От того, что на него у меня не вставало, а на тебя стоит.       Артём закрутил крышечку на бутылке и рассмеялся.       — Отлично. Сегодня мы здесь собрались, чтобы отдать последний долг Вадиму Сергеевичу Гордиевскому, кандидату архитектуры, профессору кафедры архитектурного проектирования, прекрасному семьянину, верному любовнику и подлому шантажисту. За это можно даже выпить, — Артём взялся за ручку холодильника. — Ничего лучше водки нет.       — Нет, пить я не буду. И тебе не дам.       — Даже так? — Артём удивлённо и насмешливо приподнял брови.       — Да, — Захар подошёл к нему ближе и развернул к себе. — Я хочу всё понимать и хочу, чтобы ты тоже… Чтобы не мог потом отвертеться, что всё было по пьяни и ты ничего не помнишь.       — А мне будет что вспомнить? — Артём зябко передёрнул холодными, мокрыми плечами и начал снимать футболку.       — Я постараюсь.       Артём бросил футболку на спинку стула и закатил глаза.       — О да, я весь в нетерпении… Только имей в виду: мне это не настолько нужно, чтобы я стал умолять запихнуть в меня полудохлый член. Ты просто вылетишь отсюда, и всё.       Захар провёл рукой по его обнажённому животу от ремня джинсов почти до самой шеи, обвёл пальцем сосок и, заметив, что Артём чуть вздрогнул, ответил:       — Я ещё вчера понял, что тебя очень заботит мой член. Приятно.

***

      Из ванной Артём вышел в одних трусах. Он думал, что и Захар к его приходу разденется, но тот только снял рубашку и сидел на кровати в джинсах и серой футболке.       Артём заметил, что его очень внимательно разглядывают, в основном нижнюю половину туловища. Артём подошёл ближе и потянул футболку на Захаре вверх.       Красивое тело… У Артёма, будь Захар действительно кем попало, от вида этой широкой, рельефной груди с маленькими очень тёмными сосками и мускулистого живота, уже слюни бы потекли, но это был Захар, «мой дорогой мальчик, мой любимый мальчик», и внутри что-то поскуливало и ныло.       Артём наклонился к нему и убрал волосы с лица.       — Они тебе не будут мешать?       — Нет, но если тебе мешают…       Артём махнул рукой: мне всё равно. Он прочертил кривую линию по предплечью Захара, повторяя изгиб странного шипастого лезвия. Ему казалось, что татуированная кожа будет другой на ощупь, но она оказалась самой обыкновенной, разве что очень горячей.       Захар расстегнул пряжку на ремне, и Артём посмотрел туда, между ног. На Захаре были очень тонкие летние джинсы, и, как казалось, если бы у Захара стояло, то это было бы заметно.       Он опять об этом думает… О его члене. Артём рассмеялся про себя, но, видимо, улыбка появилась и на лице.       — Что такое? — Захар посмотрел на него почти сердито.       — Ничего, — ответил Артём, но против воли заулыбался ещё сильнее.       Захар схватил его за обе руки и уронил на кровать. Он хотел уткнуть его носом в одеяло, но Артём перевернулся и расхохотался уже громче. Он надеялся, что Захар не поймёт, что это нервное и что на самом деле ему ни капли не весело, что ему страшно, ему больно, остро, ломко, горячо, что у него дыхание перехватывает от желания, и он не может понять, какого именно — желания расставить перед Захаром ноги или желания ударить его, вцепиться зубами ему в горло и расквитаться за всё… Просто за то, что он существовал на свете.