***
Кроме тех двух работ Захар так ничего больше не сделал, но когда в конце декабря староста сорок третьей группы принёс Артёму ведомость и гору зачёток, тот поставил Захару зачёт. Он не знал, что ещё сделать. Недопуск к сессии означал бы неизбежную встречу с ним, а может, и не одну. К тому же Артём понимал, что и сам отчасти виноват в сложившейся ситуации. Нет, это не была его вина, это был выбор Захара и его упрямство, но причиной был он. «Наказываешь меня? За что?» — как-то спросил Захар, ещё когда девятое сентября не наступило. Артём не хотел наказывать его ещё больше. Поставив Захару зачёт, Артём на время выдохнул: теперь до февраля о Захаре можно было не думать. По крайней мере, о Захаре-студенте и его пропусках. Как не думать о Захаре, с которым он болтал ночи напролёт, который учил его поднимать кайт и стоять на доске, который глубоко и сильно вгонял в него член, которого он кусал за маленькие тёмные соски и мягкую нижнюю губу — как не думать об этом Захаре, он не знал. А ещё можно было не думать об остальных студентах с их лабораторками, пропусками, вечными оправданиями и недоделками, и даже работа в офисе отчасти затихла — хотя некоторые отделы, наоборот, под конец года забегали пуще прежнего. Артёму в этом году оставалось пережить только два корпоратива и две последние пары у очно-заочного отделения. Когда ему поставили лекции у заочников, Артём не обрадовался: его ни капли не прельщала перспектива тащиться в университет после рабочего дня и читать подряд две лекции, но так как в плане было всего лишь двенадцать учебных часов, то вытерпеть это безобразие надо было только три раза. Последнюю пару у заочников Артём закончил на пятнадцать минут раньше положенного к огромной радости студентов: им тоже не улыбалось в девятом часу вечера, да ещё почти перед самыми новогодними выходными, торчать в университете. Студенты, стоило их отпустить, смылись, Артём и глазом не успел моргнуть. Вниз он пошёл по ближайшей лестнице, боковой, надеясь, что там ещё до сих пор не заперто: вечером её перекрывали на уровне второго этажа, чтобы те, кто приходил тренироваться в допоздна работающих спортзалах, не разбредались по всему корпусу. Артёму повезло: несмотря на позднее время решетчатая дверь была открыта. Внизу слышались разговоры и смех, отчасти заглушаемые звонкими стуками мяча и выкриками из спортзала, и когда Артём спустился на площадку второго этажа, то увидел, что пролётом ниже у открытого окна стояло четверо студентов в спортивной форме. Двое курили в нарушение всех правил, двое, видимо, тёрлись рядом за компанию. Свет между этажами не горел, и сначала Артём узнал только стоявшего лицом к нему Егорова из сорок третьей группы: у того при виде препода глаза округлились, и он даже попытался то ли сунуть сигарету куда-то за спину, то ли выкинуть в форточку. Артём просто кивнул: отлов курильщиков в его обязанности не входил. В ответ на смущённое «здрасьте» Егорова остальные тоже повернули головы. Все из сорок третьей. Захар в том числе. Он был в длинных серых шортах и широкой, с проймами чуть не до пояса белой майке. То ли по контрасту с белым, то ли так оно и было, тело казалось очень загорелым, тёмным, а покрытая татуировкой рука и вовсе чёрной. Захар сначала долго смотрел на него и поздоровался самым последним, когда Артём уже спустился вниз. — У вас занятия, что ли, до сих пор? — спросил Артём не потому, что ему было интересно, а потому, что было неуютно: пока он спускался вниз, четыре пары глаз как-то уж очень внимательно на него смотрели. — Долги сдаём, — ответил Егоров. Артём прошёл мимо и начал спускаться дальше, к ярко освещённой площадке первого этажа. Вывернув в коридор, абсолютно пустой, гулкий и бесконечный — он тянулся вдоль всего корпуса, — Артём зашагал быстрее. Во встрече с Захаром не было ничего особенного, они просто поздоровались, но было почти унизительно чувствовать, как от этого всколыхнулось всё внутри. Когда он узнал в одном из студентов Захара, у него сердце на долю мгновения замерло, сжалось, забившись потом в два, в три раза быстрее, подстёгиваемое частым, рваным дыханием. Прошло почти четыре месяца. Четыре месяца, за которые они разговаривали лишь однажды, и всё равно, всё равно… Ему как будто что-то вкололи, какой-то жутко опасный препарат, смесь адреналина с безумием. Он торопливо шагал между двух бесконечных рядов дверей и стендов с фотографиями преподавателей, студентов, попечителей, выпускников, когда сзади послышались шаги. Кто-то шёл за ним, вернее, бежал. Артём не стал оборачиваться, но и шага не ускорил, он опустил голову, сделав вид, что ничего не слышит. — Артём, — тихо, но требовательно, почти приказным тоном позвали сзади. Едва только он успел остановиться, как сзади подлетел Захар. Ничего больше не говоря, не спрашивая, даже не глядя ему в лицо, Захар схватил его за плечи и толкнул к стене. Артёму чуть ниже лопаток упёрся острый угол очередного стенда, но он не чувствовал боли. Он, наверное, не чувствовал вообще ничего, потому что смотрел на Захара, в его открытое красивое лицо и пугающе бешеные глаза. Захар не прижимал его к себе — руки у него были выпрямлены, но даже так, на расстоянии вытянутой руки, их лица, их тела оказались слишком близко друг к другу. Та самая отрава в крови забесновалась ещё сильнее, почуяв близость Захара. Артём быстро посмотрел по сторонам: коридор был пуст и в ту, и в другую сторону, но они всё равно рисковали. — Увидят же! — сквозь зубы процедил он. — Чего тебе опять? — Ты знаешь, — Захар тяжело дышал, так что грудная клетка ходила ходуном от каждого вдоха. Артём подумал бы, что Захар пьян, если бы тот не выбежал с зачёта по физкультуре. От него не пахло алкоголем, от него пахло… Захаром. До головокружения знакомым запахом разгорячённого тела, пота, дезодоранта, тем, что ассоциировалось у него с сексом, со сбитыми в комок простынями, блестящими от смазки пальцами и усталыми губами, с влажной кожей, взмокшими волосами и полным изнеможением. Он ничего не ответил: он думал о том, что мог бы вот так стоять и смотреть на Захара бесконечно, просто смотреть, ощущать вес его рук на плечах, чувствовать его тёплый, опасный запах. — Артём… — прошептал Захар, теперь уже не приказывая, а прося. — Артём. — Не надо, — Артём закрыл глаза, надеясь, что хотя бы это поможет и разорвёт протянувшуюся меж ними нить, скрученную из желания и отторжения. Захар встал ближе, и его влажный лоб коснулся горячечно сухого лба Артёма. — С ума сошёл? — рванулся из его рук Артём, но из-за этого движения оказавшись лишь плотнее прижатым к Захару, кожа к коже. — Не здесь же! — А где? — Захар перестал к нему прижиматься и потянул за плечо. — Пойдём! Артём не двигался с места. — Ну что? — Захар непонимающе заглядывал ему в глаза. Артём дёрнул его на себя и поцеловал. Прикосновение губ к губам длилось не больше секунды, но получилось таким пронимающим, чувственным, яростным, таким безбашенным и рискованным, что даже Захар опешил. Он, как только Артём оторвался от него, сжал его щёки обеими руками. Взгляд был ошалевшим, а большие пальцы — раз уж было плевать на всё, — разглаживали и мяли губы Артёма. Артём приоткрыл рот, и палец Захара, скользнув по неровной кромке верхних зубов, коснулся языка. Артём смотрел уверенным, ждущим и одновременно пустым взглядом, словно не понимая до конца, что происходит. Захар оглянулся назад, посмотрел за спину Артёма: в коридоре по-прежнему не было никого, кроме них. — Ты ненормальный, — покачал головой Захар и потянул Артёма за собой по коридору. Когда Захар толкнул дверь в туалет, Артём так же странно, отсутствующе улыбнулся: — Это женский… — Да кого волнует? — Захар осмотрелся: женский туалет не сильно отличался от мужского на этом этаже, но идти туда было далеко. Этот же был прямо под боком. Он опять сжал лицо Артёма руками и начал целовать. Он начал с губ, но их было мало, и он целовал щёки, подбородок, веки, брови, переносицу, нос — а Артём позволял, разве что закрывал глаза. Он начал отвечать с небольшим опозданием, словно ему нужно было время, чтобы опомниться и сообразить… Не переставая целоваться, они добрались до самой дальней кабинки. Они здесь были не такими удобными и закрытыми, как в ночных клубах: дверца сантиметров на тридцать не доходила до пола, а боковые стенки были не очень высокими. Но Артёму казалось, что теперь его от Захара не смогло бы оторвать ничто, даже полное отсутствие кабинок. Он поставил сумку с ноутбуком в угол, и это было последнее хоть сколько-то осмысленное действие. Потом они опять целовались, и Артём, задыхаясь от поцелуев в шею, в острый изгиб горла, запускал руки Захару под майку и стаскивал шорты. Когда он ощутил в руках, ощупал и взвесил то, что было у Захара в трусах, у него в груди, в паху, даже в горле что-то болезненно и восторженно заныло. Тяжёлое, плотное, напряжённое — невероятное удовольствие от одного только прикосновения. Тактильный оргазм… У Артёма уже сейчас всё плыло в глазах, просто от близости, от поцелуев, от знакомого шума дыхания, от всего того, чего так долго себя лишал. Захар стонал, когда он начинал мять сильнее, и больнее впивался в губы и шею. — Подожди! — Захар схватил Артёма за руки. — Подожди, я… Он начал расстёгивать на Артёме джинсы, в итоге стянув к коленям сразу вместе с бельём. Потом обхватил его член и сделал несколько сильных и торопливых движений. Артём всхлипнул и прикусил губу. Слишком хорошо, слишком горячо, как будто Захар содрал кожу и касался сразу нервных окончаний… О том, что будет, когда Захар в него войдёт — протолкнёт в него это крупное, плотное, тяжёлое, — ему было страшно думать… Артём повернулся к Захару спиной и упёрся ладонями в холодные кафельные плитки. Захар, у которого ушло полсекунды на то, чтобы сдёрнуть с себя трусы, тут же вжался членом ему между ягодиц. Он облизал большой палец и сразу же на всю длину просунул внутрь. Артёма выгнуло от предвкушения, от мягкого пока давления внутри, и он прижался к стене ещё и лбом. — Хочу тебя. Ты даже не представляешь, как я тебя хочу… — срывающимся шёпотом признавался Захар у Артёма над ухом, а тот лишь кусал губы: боялся, что не сможет ограничиться шёпотом, начнёт стонать и орать в голос, так хорошо ему было. — Артём… ты только не молчи, если больно будет, ладно? Артём? Артём кивнул. Он не стал ничего говорить, хотя в первые секунды, когда жёсткий, словно вообще не гнущийся, не приспосабливающийся к его телу член начал раздвигать плотно сомкнутые стенки, было больно. Захар, подождав пару секунд и не услышав от Артёма ничего, вогнал ему до самого конца. Движение было резким и саднящим, и Артём захлебнулся стоном, но даже от боли возбуждение не спало ни на градус. Боль сменилась чем-то похожим на онемение, а потом всё заслонило чувство наполненности… Он хотел ощущать в себе этот член, хотел ощущать себя на нём, а больше он не хотел ничего. Захар долбил его грубо и быстро, с силой натягивая на себя. Оба молчали, стискивая зубы, и лишь тяжело и шумно дышали. Артём едва держался на ногах, с таким напором, с такой жадностью драл его Захар. Ладони съезжали по кафелю вниз, лоб тоже весь взмок, и Артём из последних сил хватался за стены и толкался бёдрами навстречу Захару, иногда не попадая в ритм, почти соскальзывая с члена и тут же снова надеваясь. Захар крепко схватил его за ягодицы, лишив возможности двигаться, и в несколько особенно мощных, быстрых и глубоких ударов кончил. Пальцы, сначала вонзившись в задницу Артёма судорожно и больно, расслабились, и Артём снова задвигался сам, заелозил на всё ещё твёрдом, приятном, скользком, так невероятно хорошо заполняющем его члене. Его собственный уже ныл от перенапряжения и ощущения близости разрядки, несколько раз подступавшего, но так и не перелившегося за край. Захар надавил ему на поясницу, заставив сильно в ней прогнуться – так что и без того выставленная задница задралась ещё выше, и медленно вытянул член. Немного спермы всё же вытекло наружу — Артём почувствовал, как она, чуть щекоча и грея, побежала вниз — но Захар тут же собрал её пальцем и, обведя отверстие по кругу, вдавил внутрь. Артёма от этого прикосновения вывернуло, словно от удара током — и не от того, что края были растревоженными и болезненно чувствительными, а от того, что он снова хотел чувствовать Захара внутри. Ему было физически плохо от разрыва контакта. — Слишком быстро, да? — спросил Захар. — Нормально, — пробормотал Артём. — Ещё десять секунд, и я начал бы орать. Захар потянул его за плечи и развернул лицом к себе. — Что именно орать? — он улыбался так знакомо, так тепло и так близко, что у Артёма снова что-то до боли сильно натянулось в горле. Он сглотнул, чтобы предательское натяжение не выдало себя дрожью в голосе. — Выеби меня… Выдери, — у Артёма от этих слов всё сжималось в заднице, яйца начинало покалывать и взгляд стекленел. — В общем-то всё. Захар прижался губами к его рту, грубо, жестко поцеловал, глубоко скользнув языком, и резко, словно упав, опустился перед Артёмом на колени. Он схватил его член рукой и, сильно сжав пальцами у основания, наделся на него ртом. Сразу глубоко, больше чем наполовину. Артём замер, ошарашенный и не знающий, как реагировать. Захар свёл губы плотнее и прокатился ими назад до головки, сладко сжав её между нёбом и языком. — Захар… Ты… Вот так! — Артём стонал, не в силах сказать что-то связное. — Захар… О господи… Он непроизвольно раскачивал бёдрами, хотя и не хотел — боялся, что толкнётся Захару в рот слишком сильно. Захар отсасывал ему если и не очень умело, то старательно и сильно и быстро надрачивал рукой. Артём привалился к стене и запрокинул голову назад — тело слабело, будто плавилось, и оргазм был мучительно близко. Захар мог уже ничего больше не делать. Артём всё равно бы кончил, просто от того, что в рот у него брал Захар. Захар. Он ещё раз выдохнул его имя, кончая, а потом сорвался в отчаянный и умоляющий стон. Артём боялся открывать глаза. Вдруг Захара не будет, ничего этого не будет… Нет, это не могло быть сном — по всему телу таяли отголоски яркого, безумно сильного оргазма. Захар, когда Артём посмотрел на него, всё так же стоял на коленях. Он, не сводя глаз с лица Артёма, снялся с его члена и проглотил. Он не выглядел особенно довольным или возбуждённым, но, по крайней мере, не бежал сплёвывать — хотя бежать было не нужно, унитаз был в полуметре от них. Артём снова закрыл глаза и тяжело выдохнул. Четыре месяца. Он продержался долбаные четыре месяца, и всё зря. Не изменилось ровным счётом ничего. Его тянуло к Захару ничуть не меньше, чем раньше, а секса с ним он теперь хотел только сильнее. — У тебя ведь зачёт сейчас? — спросил он Захара, начиная застёгивать брюки. Тот посмотрел на него немного удивлённо. — Один норматив остался. — Не потеряют? Захар снова, как это было совсем недавно, обхватил его лицо руками и притянул к себе: — Что за хуйню ты несёшь?! Какой зачёт? Артём оттолкнул его: — Потом поговорим. — Я не хочу больше разговаривать. Я хочу, чтобы ты перестал… — Я сказал: потом, — оборвал его Артём и уже мягче, примирительно добавил: — Я обещаю. Я напишу тебе, когда… Когда будет удобно. Давай не сейчас. Он опустил глаза. Захар, резко развернувшись, распахнул дверцу кабинки: он, кажется, осмелел окончательно и вообще уже ничего не боялся, и выскочил наружу. Артём заправил рубашку, застегнул ремень, взял с пола ноутбук и вышел вслед за Захаром. Тот стоял склонившись над раковиной и полоскал рот. Лицо тоже было мокрым.***
Захару Артём написал тем же вечером. Он хотел написать сразу, как придёт домой, но всё откладывал, пока не настало время ложиться спать. «Послезавтра можем пересечься в центре» Захар ответил через десять секунд. «Я думал, ты не напишешь. До обеда занят, а потом в любое время» «Тогда ориентируемся на два» «У тебя?» «Нет, где-нибудь, где мы не сможем…» Артём поставил три точки, зная, что Захар правильно всё поймёт: где мы не сможем потрахаться. «Нет такого места )))» «Каток около театра» Артём назвал это место, потому что оно было недалеко от офиса, и он мог добежать туда за пять минут. «Коньки брать? )» «Я не беру. Ты — как хочешь» «Пробовал уже в коньках?» Артём усмехнулся, но отвечать ничего не стал. Не послал даже смайлика. Захар может сколько угодно подкалывать его и самого себя на эту тему, от этого ситуация не становилась смешной. Артём был ему благодарен: Захар действительно смог излечить его от Вадима, но теперь заразил собой. До этого каждый месяц, увидев на календаре «несчастное» число, Артём считал: Вадима нет уже месяц, два, три, шесть, девять; в декабре Артём только на следующий день вспомнил, что вчера было оно, то самое число и десять месяцев без Вадима. Сейчас он считал другое: недели с девятого сентября. Ещё недавно ему казалось, что впереди ничего нет, что он уже взял от жизни всё, что ему было отмерено, и теперь остаётся только разменивать недели, месяцы и года, зная, что такого уже никогда больше не случится. С ним случилось такое же, но во всём такое же — без будущего. Он будет таким же маленьким и тайным кусочком «нормальной» жизни Захара, каким был для Вадима. Почему всё снова движется по тому же кругу? Почему он не может найти того, кто не будет считать отношения с ним вторичными, пикантным десертом после основного блюда? С Захаром всё было иначе — внутри, но снаружи было всё то же грязное болото, что и с Вадимом. И что ему делать? Отказываться от этих отношений только потому, что они неидеальны? Но у него нет лучших и нет даже никаких надежд на них. И он уже пробовал отказаться.***
Несмотря на рабочий день, на катке было полно народа — сказывалось предпраздничное настроение. Артём, посмотрев на толпу, на очереди в прокат и к киоску с чаем и кофе, полез за телефоном в карман куртки. — Я тебя вижу, — сказал Захар, когда ответил на звонок. — Повернись налево. Артём повернулся: Захар, стоя возле машины, махал ему рукой с дальнего конца парковки. Захар пошёл к нему, на ходу застёгивая защитного цвета куртку. Артём вспомнил их первую встречу. День тоже был холодным, но холодным иначе: был влажный, промозглый и ветреный весенний холод; сегодня же был лёгкий и хрусткий зимний морозец. Уже зима. Скоро год. Скоро пройдёт год сначала со смерти Вадима, а потом с их встречи, а потом с их первого секса. Этот декабрь от предыдущего отделяла целая жизнь, так сильно всё изменилось, и в то же время то огромное расстояние, что он прошёл, уводило в никуда, и он остался, по сути, на том же месте. С пустыми руками. Захар был без шапки, но накинул капюшон. Они пошли вокруг катка. Первые два круга они говорили о погоде, коньках и зимнем кайтинге, и Артём не чувствовал неловкости и неуместности этой болтовни, хотя понимал, что они встретились вовсе не ради этого. Но разговор всё равно получался таким естественным, живым и по-настоящему интересным, словно они не четыре месяца провели в молчаливой вражде, а буквально вчера расстались на одну ночь. Артёму нравилось это в Захаре: он мог наорать и хлопнуть дверью, но уже через час преспокойно улыбался, словно ничего не произошло. Они прошли уже половину третьего круга, когда их окликнули две девушки. Артём случайно встретился с одной глазами: она сидела на скамейке неподалёку от проката и пыталась затянуть ботинок конька. — Вы не поможете? — Зашнуровать не получается? — спросил Артём, глядя, как девушка вытягивает правую ногу вперёд. — Я изо всех сил тяну, а щиколотка всё равно ходит, — девушка подняла на него большие серые глаза в глянцево-чёрном, журнальном ободке выгнутых ресниц. — Говорят, должна быть плотно. — Первый раз, что ли? — Захар опередил и присел на корточки перед девушкой. Он подёргал за голенище, потянул шнурки. Девушка и её подруга плели какие-то оправдания и улыбались: сейчас, когда Захар смотрел вниз, одному только Артёму. — Да, слабовато, — Захар развязал шнурок и начал затягивать сам. — Ты лучше встань. — Мне сказали, что так вывихнуть можно… — девушка встала, покачиваясь и смеясь. — А вы катаетесь? — она снова заглянула Артёму в глаза. — Я нет, а Захар, вроде, собирался сегодня. — Захар? — переспросила подруга. — Какое имя… Сейчас модное. У нас в доме близнецы маленькие, Захар и Матвей. — Теперь нормально? — спросил Захар, ощупывая щиколотку. — Да, теперь хорошо. — Не лишнего затянул? — он поднял глаза, и Артём заметил, как они обменялись с девушкой взглядами и как заулыбались, он совсем чуть-чуть, а она широко. — Нет, нормально. Спасибо большое, — она теперь переводила взгляд с Артёма на выпрямившегося Захара. — Будете кататься? Захар посмотрел на Артёма: — Ты как? — в глазах блестело что-то озорное и хитрое. — Нет, я со школы не катался. Навернусь ещё… — А вы студенты? — тут же спросила подруга. — Ну, я студент, — усмехнулся Захар. — А… — А я его преподаватель, — закончил за Захара Артём. Девчонки на пару мгновений смутились, а потом засмеялись, словно услышав невероятно смешную шутку. Разговор с ними не затянулся: девушки, конечно, хотели продолжить знакомство, но ни Артём, ни Захар не шли навстречу, к тому же обе уже стояли на коньках, и им было бы логично отправиться на каток, а не болтать с двумя случайно встреченными молодыми людьми. — Мы бы с тобой имели успех, — заявил Захар, когда они пошли дальше. — У девушек? — уточнил Артём. — Ну да, они же обычно вдвоём или втроём. Они бы, может, и рады познакомиться, но если один чувак симпатичный, а другой нет, то им ссыкотно. Одной-то достанется нормальный чел, а второй — какой-нибудь крокодил. — Предлагаешь попробовать? — Да чего пробовать, я и так знаю. Артём ничего не ответил. Он вспоминал то, как девушка смотрела на Захара и как он, вряд ли с настоящим интересом, скорее, просто привычно заигрывающе смотрел в ответ. На него самого глядели точно так же, и он тоже улыбался, но иначе, не отвечая по-настоящему. Артём понимал, что у Захара в мыслях не было знакомиться, это было что-то сродни вежливости — поулыбаться в ответ симпатичной девчонке, но из этих мелочей и складывалась картина. «Лайкнул девушку на катке». «Встречается с Инной Величко». Захар тоже молчал. Любопытно, о чём думал он? Вряд ли об этой девушке, о ней он уже забыл. Захар вдруг остановился. Артём повернулся к нему и вопросительно посмотрел: — Уже замёрз? — вид у Захара был сейчас именно такой: он весь съежился, сунул руки в карманы, втянул голову в плечи и недовольно смотрел исподлобья. Захар покачал головой и выпрямился, но так и стоял на месте: — Я не могу без тебя.