***
То, что было у них с Захаром теперь, оказалось одновременно и похоже, и непохоже на то, что было летом. Они оба были заняты, один работой, другой учёбой, и времени на долгие периоды болтовни и ничегонеделанья не было. Конечно, они всё равно разговаривали, но гораздо реже и всё больше по делу: о парах, о проектах, которые делал Артём и которые ему не достались, о деньгах и зарплате, планах на будущее — раздельных, разумеется. А ещё, хотя разговоров стало меньше, темы стали более личными: Артём рассказывал о своей семье, а Захар — о своей. Артёму рассказать было особо не о чем, у него была самая обыкновенная жизнь: садик — школа — университет, а Захар, оказывается, шесть лет прожил на Дальнем Востоке. Уже после того, как мать уехала в Москву, на его отца вышел какой-то чел, с которым они вместе служили. Он жил во Владивостоке, ездил в Японию за подержанными иномарками и продавал их в Приморье, а отцу Захара предложил гонять машины дальше на запад и продавать там. Захар тогда был мелким, и тонкости ему были неизвестны, но он подозревал, что было во всех этих делах что-то не особо законное, однако доход они приносили хороший, и потом отец вообще переселился под Владивосток вместе с Захаром, который ни за что не хотел оставаться с бабушками. Мать уже, видимо, настолько плотно закрутилась в вихре богемной жизни, что подсунуть ей ребёнка не было никакой возможности. Захар с отцом жили первое время прямо в здании автобазы, где развернули своё дело отец и его компаньоны. Машины в Японии брались чаще всего битые, за бросовые деньги, потом их восстанавливали и продавали гораздо дороже. Люксовые машины, типа «Ленд Крузеров» покупали новыми: в Японии распиливали пополам, чтобы не платить пошлин при ввозе, а после таможни снова сваривали. Захар провёл детство в обществе распилов и кусков «конструкторов», но, как ни странно, к этой работе не пристрастился. Отец даже удивлялся, как мальчишке могут быть неинтересны машины и их устройство, но Захар действительно был к этому равнодушен. Отец и не настаивал: криминал в эти дела был замешан слишком уж сильно, и Захар своими глазами видел, как в стоявшую во дворе сервиса машину через забор влетела бутылка с зажигательной смесью. В конце девяностых отец решил вернуться назад и открыл сервис здесь, специализируясь всё так же на «японках». Бизнес пошёл в гору неожиданно быстро: супердоходов, конечно, не было, но на хлеб с икрой и содержание бездельника-сына Леванову-старшему вполне хватало. Было даже удивительно, что эта история не всплыла раньше, с другой стороны, Артём чувствовал, что семья — отношения с отцом, матерью, их родителями — были для Захара чем-то глубоко личным, гораздо более личным, чем для него самого, и то, что Артём легко мог рассказать чуть ли не первому встречному, Захар доверял неохотно и лишь тем, с кем по-настоящему сблизился. Они встречались в лучшем случае дважды в неделю, чаще — всего лишь раз на выходных, зато регулярно виделись на занятиях. Захар не пропускал теперь ни одно. Артём жутко напрягался: в предыдущем семестре было легче. Ему постоянно казалось, что он как-то не так на Захара смотрит или не тем, выдающим особое отношение тоном, произносит его фамилию… Захара же это, похоже, забавляло, и он иногда, когда был уверен, что никто не заметит, позволял себе улыбнуться или бросить дразнящий, многозначительный взгляд. С этого семестра Артём поделил студентов на группы, один человек с архитектуры и три с ПГС в каждой, и те, в чьей группе оказался Захар, заранее вздыхали: все были в курсе, что он не присутствовал ни на одном практическом, а зачет получил каким-то чудом. Они, как сказал потом Захар, даже успели посовещаться, какими способами можно на него воздействовать, чтобы он не превратился в бесполезный балласт, который за чужой счёт получит оценку на экзамене. Захар, разумеется, балластом не был. Он не то что догнал одногруппников, но и перегнал, занимаясь самостоятельно и по тьюториалам и даже с Артёмом. Они просидели за ноутбуком весь вечер, пока Артём объяснял, как правильно стыковать стену и колонну, как сводятся воедино части, выполненные разными проектировщиками, и как искать нестыковки вроде вентиляционной шахты, вышедшей после слияния проектов за пределы стены, или из ниоткуда возникшего лишнего этажа. Хотя они виделись с Захаром не так уж часто, Артём всё равно оказывался в курсе всех этапов групповой работы и немного удивился, когда узнал, что Захар, не прилагая к этому специальных усилий, стал неформальным руководителем своей маленькой команды. Он следил за графиками выполнения, распределял задачи, был в курсе всех мелочей, выбирал вариант решения, когда никто не мог решить, как же будет лучше, — одним словом, делал то, в чём как раз сам Артём не был особо силён. Ему в таких случаях приходилось себя заставлять, он терпеть не мог что-то решать за других, а в Захаре это проявлялось совершенно естественно. Нельзя было сказать, что он упивался неожиданно свалившейся на него властью, но он знал, как ей распорядиться, и при этом, насколько Артём мог судить, не давил слишком сильно и поэтому не нарывался на инстинктивный отпор. Сам Артём был по уши в работе и уже обещал себе, что в следующем году — никакого преподавания. Пройдёт предзащиту, и прощайте, пары. Если пройдёт. Вадим был прав: у Столярова ему не давали продыху, проекты наваливались, сроки горели, начальство то хмурилось, то хвалило за очередной стахановский подвиг. — У нас что-то явно не так, — жаловался Артём, почти засыпая рядом с Захаром. — Не должно такого быть, что работаем вечно аврально. На старом месте так не было. Надо или сроки ставить другие, или людей выделять больше. — Больше людей, больше платить, — Захар опять вытягивал и отпускал отросшие завитки у Артёма на голове. Артём недовольно дёрнулся. — Больно? — Нет, просто не нравится. Щекотно, — Артём поёжился. — Так нельзя долго пахать. Месяц, три, полгода, а потом выгорание… — А уйти куда-нибудь? — Разве что во фриланс, коттеджи проектировать. Там свои плюсы и свои минусы, конечно. Если хотя бы преподавания не было, а то ещё на него куча времени уходит. Артём закрыл глаза и понял, что сейчас уснёт. Он приехал домой только в девять вечера, дождался Захара, они вместе быстро поужинали, а потом занялись сексом. Даже секс был последние недели не таким: после одного раза Артём падал без сил и через пять минут вырубался. Захар потряс его за плечи и зашептал на ухо. — Мне тебя не хватает. Артём вздрогнул и открыл глаза. Везде, во всём теле стало горячо, и он надеялся, что Захар не чувствует сейчас, что у него температура подскочила разом на пару градусов. — Я знаю, что как летом уже не будет, но ты же гробишь себя на этой долбаной работе… — Хорошо, что она есть. Захар опять провёл рукой по волосам, там, где они оставались длинными — по верху головы, с боков они были коротко острижены — но на этот раз не раскручивал пряди, а просто гладил. — Я скучаю, — Захар на секунду опустил глаза, по-детски застенчиво, смущённо. Артём до сих пор гадал, было ли всё это естественной реакцией, или Захар просто знал, как невероятно идут ему эти щенячьи гримаски, и расчётливо этим пользовался. — Даже не потому, что мы по неделе не видимся, а потому что видимся… И оно вот так. — Я знаю, мне тоже это не нравится… — Я не прошу тебя бросить работу, и никаких претензий… Просто хочу, чтобы ты знал. — Мне тоже не хватает тебя. Артём понимал, что ничего лучшего, более откровенного он от Захара никогда не услышит и, наверное, никогда не скажет сам. «Мне тебя не хватает». «Я не могу без тебя». Захар заменил чувства потребностью, но Артём знал, что они есть. Он потянулся к Захару и поцеловал его. Тот обхватил его обеими руками, перевернул на спину, а сам лёг сверху. Они целовались, и Артём чувствовал, как об его живот тёрся горячий и влажный член Захара. Минуту назад он засыпал, обессиленный и расслабленный, а сейчас словно открылось второе дыхание и от возбуждения по спине и ногам начинало растекаться лёгкое, чуть зудящее онемение. Захар, не переставая целоваться, заулыбался. Потом он, взяв паузу на то, чтобы выдохнуть, произнёс: — Я всё чувствую, — и опять впился в приоткрытые губы Артёма. Захар уже взял Артёма за колено, чтобы отвести ногу в сторону, когда зазвонил телефон. Это была не обычная мелодия, которая стояла у Захара на все звонки, этот сигнал Артём слышал впервые. Захар слетел с него. — Фак! Инка же! Договаривались… Он схватил телефон с крышки комода. — Привет! Слушай, извини. Я забыл. Не знаю, как так получилось. Прости, пожалуйста! — Захар сел на кровать и нервно тёр переносицу. — Нет, я… Мы тут засели, лабораторку делаем вместе. Да, из группы. Это разве поздно? Помнишь… — Захар осёкся, когда Артём уронил его на постель. Он попытался отмахнуться, но сделать это бесшумно было невозможно. — Помнишь, как осенью — до трёх ночи сидели… — С кем ты осенью трахался, скотина? — Артём уселся Захару на живот, и, заведя руку себе за спину, начал поглаживать его член, пока ещё не до конца вставший. — Нет, сегодня уже никак, — с расширившимися от возмущения глазами продолжал оправдываться Захар. — Точно никак? — Артём сделал комично изумлённое лицо и провёл пальцем от основания мгновенно затвердевшего в его руках члена до головки. — А мне кажется, что очень даже. Захар снова замахал рукой и оскалился. Артём только рассмеялся — беззвучно. — Давай завтра. Или… Да когда хочешь. Что? А, да… Хочу, даже очень. Что завтра? Угу. Артём откинулся назад, чуть сместился, приподнялся и, одной рукой упираясь в матрас, другой направил в себя член Захара. Тот молчал, кусая губы, и неотрывно глядя Артёму в глаза — зло, пристально, почти ненавидяще. И ещё с восхищением, ненормальным, отчаянным, сумасшедшим, но восхищением. Было слышно, как Инна что-то рассказывала, но у Захара рука, державшая телефон, сползала вниз по щеке. Он наверняка ничего не слышал. Артём, сладко зажмурившись от первого, растягивающего, разрывающе приятного движения члена внутри, откинулся назад на обеих руках, выгнувшись и как мог широко разведя ноги. Его самого било от колющего злого возбуждения, от унижения и от чувства превосходства. Член стоял больно, сильно и с каждым движением тихонько, мокро стукался о напряжённый живот. — Да, да, я понял, — с совершенно потерянным, смазанным лицом повторял Захар. — Давай потом поговорим. Артём знал, что Захар сейчас видит: его покачивающийся член, широко раскрытую промежность и розовые, растянутые края дырки, в которую входил член. — Меня тут зовут, Инн. Захар просто сбросил звонок и отшвырнул телефон. Верхняя губа была хищно приподнята. Он схватил Артёма за пояс, потом за задницу и с силой дёрнул на себя. Он вскинул бёдра, и член в Артёме толкнулся глубоко и, слишком быстро сменив угол, больно ударил внутри. Захара, казалось, обрадовало отражение боли на лице Артёма. Он, удерживая Артёма и вжимая в себя, толкнулся ещё раз. Артём застонал, но, судя по тому, как он прикрывал глаза, теперь ему это, скорее, нравилось. Он раскачивался, еле удерживаясь на дрожащих руках под ударами Захара. Захар сдёрнул его с себя и перевернул на живот, быстро и грубо развёл ягодицы и засадил сразу глубоко и сильно, как только мог глубоко, чтобы почувствовал, чтобы проняло… — Проснулся? — прохрипел он Артёму на ухо. — Проснулся? Так тебя выебать? — он резко, не жалея вбивался в Артёма. — Так?! Тот молчал и хрипло дыша и всхлипывая подмахивал. Он повернул голову набок, чтобы видеть Захара, его лицо, но Захар тут же наклонился к нему и вгрызся в его губы жёстким, кусающим поцелуем. Они двигались так долго, не отрываясь друг от друга, не прерывая поцелуя, почти задыхаясь. Артём знал, что второй раз Захар мог сдерживаться очень долго. Слишком долго для него самого. Захар мог затрахать его до полусмерти. Изогнувшись и приподняв бёдра, Артём подсунул под себя руку и сжал свой член. Захар заметил. Он рывком вытянул его руку, а потом сгрёб обе и перехватил у Артёма над головой. — Так кончишь. — Нет. Артём знал, что нет. Сложно было объяснить, как и откуда, но он знал, что именно сейчас, несмотря на сильнейшее возбуждение — а может, как раз благодаря ему, ставшему слишком жёстким, рвущим, раздражающим, граничащим с болью, — он без рук не кончит. Или же это будет чисто механический, вымученный выброс семени. Захар продолжал двигаться в нём, мощно и сильно, Артём стонал и гнулся от удовольствия и, то забываясь, то вновь вспоминая об этом, пытался освободить руки. — Отпусти! Захар… Отпусти меня. Захар — Артём чувствовал это — улыбался и не отпускал. — Блядь, я хочу кончить! Дай мне… Ублюдок! Отпусти меня! Пожалуйста, Захар! — Мне так нравится, когда ты просишь, — тягучим, довольным тоном произнёс Захар. Артём вцепился зубами в подушку. Захар рассмеялся: — Да ладно, тебе же хочется… Я знаю, чувствую. Хочется покричать, да? — он отпустил наконец запястья Артёма и, опередив его, сам сжал в ладони его член. Он поглаживал его мягко, дразняще, лишь усугубляя раздирающее желание и потребность кончить, но не удовлетворяя её. — С-с-сука… — шипел между вскриками Артём. — Ненавижу… — Нет, — голос Захара стал сбивчивым и хриплым, — ты любишь… любишь, когда я так делаю… Артём обессиленно всхлипывал под ним, но когда Захар стиснул пальцы сильнее — именно так, как он хотел — он застонал в голос, сорвавшись потом на крики: — Да, о господи, да!.. Ещё! Пожалуйста! Только не… — Артёма затрясло в предчувствии оргазма. — Сильнее, ещё! Вот так… Охуеть, как это… как… это… Захар, ещё! Да, так! Я люблю тебя... Только не остана… Артём замолк, потому что все мышцы в теле пробрало невозможно, невероятно приятной судорогой. Едва он кончил, как Захар вышел из него, растёкшегося, ничего не соображающего, и, шлёпнув его по заднице, поставил на колени перед собой. Он развёл ему ягодицы. — Шире! Ещё шире! У Артёма колени разъезжались по простыням, и волны тающего оргазма, которые плыли по телу всё слабее и реже, стали наполняться новой силой, меняться, перерождаться, теплеть, превращаясь в колкое, острое, вибрирующее возбуждение. Захар провёл пальцами у него меж ягодиц. — Ты так хорошо раскрыт. Артём почувствовал несколько коротких и скользких прикосновений члена к самому входу. Захар громко, всхлипывающе дышал, и всхлипы становились всё резче и быстрее. А потом Захар резко вынул, и тут же меж ягодиц полилось горячее и густое. Сперма стекала внутрь и ещё больше — просто по краям, и Захар начал собирать её пальцами и загонять капли в дырку, иногда погружая пальцы совсем чуть-чуть, иногда полностью, до упора. Он размазывал семя по стенкам, растягивал, гладил, а потом, вынув пальцы, собрал остатки языком. — Захар… Захар… — Артём не знал, что он хотел сказать: всё сместилось и смешалось, и от прикосновений языка к промежности, к краям заднего прохода у него снова сносило крышу, и член опять медленно и ноюще твердел. Артём упал на кровать и отвёл в сторону руку, точно приглашая. — Иди сюда, натурал хренов! Захар упал рядом, и Артём прижал его к себе, потом извернулся и пару раз лизнул солоноватые губы. — Тебе этого не хватало, да? — спросил он, обводя губы Захара кончиками пальцев. Захар дёрнул плечом. — Не знаю, наверное… Хочется сделать с тобой что-нибудь… Не знаю что, — Захар вдруг обхватил Артёма и стиснул в объятиях до боли, так что в груди что-то хрустнуло. — Внутри всё переворачивается. Как будто падаешь с высоты. Артём расцепил руки Захара и, повернувшись на бок, лёг так, чтобы их лица были одно напротив другого. Лица удивительно спокойные, расслабленные, честные. Захар, полежав так немного, заулыбался: — Ты сказал «я люблю тебя». Артём тоже улыбнулся: — Эта информация пригодится тебе в следующие тридцать, ну да, как минимум тридцать лет твоей сексуальной жизни: не всё, что люди говорят, кончая, правда. Захар смотрел на него пристально, изучающе. — А почему бы и нет? — Среди всего прочего — потому что ты между заходами треплешься по телефону со своей девушкой, — Артём убрал с лица Захара прядь волос. Захар отвёл глаза. — Ты что, ревнуешь? Артём сморщил лоб, будто раздумывая. — Понятно, что мне это не нравится. — Если ты очень хочешь, — Захар облизал пересохшие губы, — если для тебя это так важно, — снова неуверенная пауза, — я не буду больше с ней встречаться. Артём сел и потянулся к заранее приготовленной бутылке с водой, стоявшей на прикроватном столике. — А если не очень важно, то что? Это что, блядь, нормально — спать сразу с двумя? Захар сел рядом. — Ну, просто… у меня должен кто-то быть. Это будет странно — если не будет. — Что в этом странного? — Раньше всегда кто-то был. А если нет, то будут звать куда-нибудь прошвырнуться вечером, в клуб, на набережную. В смысле, чтобы познакомиться, затусить где-нибудь и потрахаться. Артём, так и не отпив, поставил бутылку обратно. — Да ты не стесняйся, знакомься! — язвительно прокомментировал он. — Где двое, там и трое, четверо, семеро… — А я не стесняюсь, — пожал плечами Захар, которого раздражительный тон Артёма явно раззадорил. — Я просто третьего уже не потяну. Мне же ещё тебя и Инку трахать. — Мудачина! — Артём развернулся и напрыгнул на Захара. Он опрокинул его на спину и легонько, несерьёзно ударил в живот. Захар тут же заблокировал живот руками, но Артём ударил сбоку. Захар охнул: — В основном — тебя, — уточнил он. — Я иногда думаю, хорошо, что у тебя работы много, а то бы ты меня вконец заездил. Захар смеялся, а его вторая рука скользила по бедру Артёма вверх, ловко скользнув затем ему между ног. Артём хлопнул по руке. — Хватит! Уже спать пора… — он опять потянулся за бутылкой. Отпив, он повернулся к Захару: — Ты остаёшься здесь или домой? — Я бы остался. Неохота пилить сейчас через полгорода. Захар так и жил в старой квартире, хотя денег теперь хватило бы и на жильё в центре: раньше Захар снимал двушку с хорошим ремонтом в пяти минутах ходьбы от второго корпуса, где шло большинство занятий у строительного факультета. «Я понял, что мне и этого хватает, — сказал он, когда Артём спросил, почему он продолжает жить в той же квартире. — Всё равно только спать прихожу. Мне реально больше не надо ничего. Разве что далековато, но я теперь с колёсами». — Оставайся, — согласился Артём. В этом отношении у них ничего не изменилось: у Захара не было тех прав, которые в нормальной ситуации получил бы постоянный партнёр, и его ночёвки у Артёма не были делом само собой разумеющимся; он каждый раз спрашивал разрешения.***
Когда Захар вернулся из ванной и лёг рядом, Артём ещё не спал — не хотелось, но глаза он закрыл. — Не верю! — Захар обнял его за пояс, подкатившись сзади. — Не умеешь притворяться. — Я уже засыпал. Захар потёрся носом о его затылок. — Артём… Если тебе это так не нравится, я её брошу. Правда. Я это не после оргазма выкрикиваю. Ты только скажи, потому что… Вот почему ты никогда ничего толком не говоришь? Нельзя сказать конкретно: «Я не хочу, чтобы у тебя был кто-то, кроме меня»? Артём на секунду повернул голову, посмотрел на Захара, а потом отвернулся снова. — Потому что ты сам должен отвечать за свои поступки. Тебе не пять лет, чтобы говорить «мне так сказал папа», «мне так сказал Артём»… Реши что-нибудь сам. Захар молчал. Артём чувствовал его тёплое, заметно участившееся дыхание у себя на затылке, и его объятия стали крепче — на самом деле напряжённее. — Я завишу от отца, и очень сильно, — произнёс Захар. — Инна ему нравится. Ему вообще-то любая бы понравилась, он просто, ну, типа успокаивается, когда у меня появляется постоянная девушка. Всё боится, что я буду по блядям таскаться, подхвачу что-нибудь или на наркотики сяду. — Ох, не этого ему надо было бояться!.. — не сдержался Артём. — Если он узнает… это реально пиздец будет. Он не поймёт. В общем, как твой отец, только ещё хлеще. Не, он вообще нормальный, но такое не поймёт. Он мне про мать рассказывал… Его в армию после техникума забрали, и кто-то ему писал, может, бабка с дедом, он не сказал кто, что вот, жена твоя не дождалась, с тем-то гуляет, ещё вот с тем. Он когда вернулся, порасспрашивал соседей, знакомых: ну да, она с кем-то там успела. Бабка ему говорила, чтобы разводился, а он спокойный такой… Меня, говорит, два года не было, она молодая, красивая, привыкла, что мужик есть, понятное дело, что хочется. Типа, не осуждаю. И поехал за ней, она у родителей жила, квартиры своей не было ещё. Меня вообще-то тоже не было, это отец мне рассказывал. — И всё? Простил? — спросил Артём. — Ага. Только сначала в морду дал. Один раз. «Сама знаешь, за что, и больше вспоминать про это не будем». Но это другое, про нас он не поймёт. Он мне всё время говорит, — Захар быстро свернул с неудобной темы, — что надо уже определиться, всё такое. Он сам в девятнадцать лет женился, а я такой балбес, в двадцать три ни образования, ни работы, ни бабы даже… — Ты и правда балбес, — прокомментировал Артём. — Если бы была хотя бы работа, ты бы не зависел от него до такой степени, что приходится Инн заводить, чтобы его ублажить. — Где я такую работу найду, чтобы успевать учиться и ещё на обучение зарабатывать? И на всё остальное. — Надо начать хотя бы с чего-то, — Артём повернулся лицом к Захару. — У нас в группе с третьего курса многие работали, с четвёртого почти все. Или ты думаешь, что когда тебе диплом выдадут, на тебя сразу работа повалится со всех сторон? Кому ты нужен без опыта? Надо сейчас искать. — Ну, у нас многие работают. Но по специальности мало кто. В основном полиграфия, дизайн чего-нибудь… — Если хочешь… если ты правда хочешь работать, я поговорю с кем-нибудь из знакомых. К нам молодняк не берут, а на предыдущем месте брали. Но на большие деньги не рассчитывай. Будешь на подхвате в основном, но всё равно практика и опыт. Хочешь? Захар задумчиво свёл брови. Артём на его месте тоже задумался бы: зачем работа, если и без неё всего хватает? — Да, хочу, — ответил Захар.