***
На следующий день Захар не пришёл. Артём на всякий случай спросил перед уходом с работы в аське, но Захар ответил «занят», именно так, одним словом. На следующий день Артём не стал спрашивать — знал, что Захар, когда отойдёт, позвонит сам. Только он не понимал, от чего ему отходить: у них был короткий разговор о слишком частых визитах, а потом об Инне, который нельзя было назвать ссорой; они потом ещё пару часов просидели каждый за своим ноутбуком, потом легли спать. Утром тоже всё было нормально. Но Артём к такому уже почти привык: Захар вдруг ни с того ни с сего начинал оплакивать свою натуральность. Захар мог трахать его в рот и смотреть при этом в глаза, дёргая за волосы и заставляя поднять лицо, в самый последний момент расслабиться, позволяя Артёму довести его до оргазма самому, размазывать членом сперму по губам, а потом целовать в эти губы — и после этого сказать: «Как же ты охуительно отсасываешь! Ну почему ты не тёлка? Я бы женился, честно! Не за одни только минеты, конечно». Мог делать ещё кучу подобных вещей, а наутро ершиться и ходить с несчастным видом. Но в этом «не за одни только минеты» Артём его понимал. У них было много хорошего — вместе. Артём знал, что иногда с лучшими друзьями невозможно ужиться и совместный отпуск под конец превращается в пытку; он не был уверен, что смог бы долго жить вместе с Вадимом, и их отношения были так беспроблемны только потому, что были эпизодическими. С Захаром они могли бы ужиться. Они проводили много времени вместе, но чувства усталости и пресыщенности друг другом никогда не появлялось. Раньше Артём любил работать в одиночестве. С Вадимом они всегда обсуждали уже сделанное, но именно работать рядом с ним было некомфортно: Артёму казалось, что Вадим следит и оценивает, постоянно отвлекался на него и не мог сосредоточиться. Он чувствовал себя так, словно у него в доме гость. На Захара Артём тоже отвлекался, но как на что-то само собой разумеющееся — просто смотрел, как тот занимается чем-то своим, и это почему-то успокаивало, как будто кто-то проводил тёплой рукой. Иногда Артём даже улыбался. Просто тому, что Захар был рядом. Захар тоже говорил, что у него лучше получается заниматься и работать вместе с ним. Дома было трудно заставить себя что-то сделать, а у Артёма он собирался. Они иногда что-то спрашивали друг у друга, но редко. Артём занимался своими проектами, а Захар или готовил универовские задания, или что-то делал по работе. Последние несколько дней Захар просматривал курсы в системе дистанционного обучения «Фицрой энд Компани», той самой американской консалтинговой фирмы. Ему дали туда ограниченный доступ, чтобы он делал отчёты сразу по принятому внутри компании алгоритму и с соблюдением их особых требований. Захар, когда прошёл первые два юнита курса сказал, что от него слишком многого хотят за эти деньги, но потом даже проникся строгой, кажущейся трудозатратной, но на самом деле эффективной системой. От него никто не требовал прохождения тестов — он не был сотрудником компании — но после какой-то из частей он начал делать их по собственной инициативе, с особым интересом разбирая кейсы, жаль, что они там встречались нечасто. Артём дома занимался в основном диссертацией. В середине марта он отказался сразу от двух проектов, в которые его пытались запихнуть, вследствие чего имел не очень позитивный разговор с самим Столяровым. Тот покивал головой, сказал, что всё понимает и про преподавание, и про аспирантуру, согласен пойти навстречу, хотя другие сотрудники на его месте были бы благодарны, что им предлагают новые проекты, всё-всё понимает и не будет его загружать, но на премию по итогам года Артём в таком случае может не рассчитывать. Премия в конце года равнялась примерно одной месячной зарплате, но Артёму было совершенно не жаль её потерять, если бы взамен ему дали вздохнуть свободно. Предзащита была назначена на начало июня, а у него до сих пор было не так уж много сделано. Он знал, что комиссия всё равно вернёт работу с кучей рекомендаций по доработке, но не хотелось бы выглядеть совсем позорно. После целого дня на работе заставить себя опять что-то писать было трудно, и Артём невольно вспоминал то, что говорил ему Вадим: у Столярова таких удобных условий, как раньше, не будет. Надо было писать дисер ещё тогда, когда времени было больше, но он дотянул до последнего. Думал, что последний год в аспирантуре будет таким же, как предыдущие, что он будет с Вадимом, будет по-прежнему делать проекты для его бюро — за очень щедрую оплату, как он теперь понимал… Он много чего думал. И когда он оглядывался назад, то у него возникало чувство, что сейчас он случайно оказался заброшен в чью-то чужую жизнь. Этого всего не должно было быть. Этой неуверенности в жизни и непонимания, что делать дальше, выматывающей работы, судорожных попыток что-то успеть по диссертации, Захара… Это было самое странное. Откуда рядом с ним взялся Захар? Нет, он, конечно, помнил, как с ним познакомился и как узнал о его существовании, но что Захар делал рядом с ним сейчас, едва ли не каждый день? Почему они проводили вместе вечера — молча, поглядывая друг на друга поверх экранов ноутбуков? Почему они спали в одной постели? Сегодня Захара не было. Артём не мог бы сказать, что скучает, но беспричинное молчание настораживало. Он любил работать под музыку. Если в офисе это было необходимостью: не наденешь наушники, будешь невольно отвлекаться на телефонные разговоры, обсуждения и просто болтовню коллег, то дома становилось приятным дополнением. Захар сначала критиковал его за выбор исполнителей, и Артём, еле сдержав желание сказать, что у него дома они будут работать под ту музыку, которая нравится ему, согласился чередовать. Но через пару недель они плавно сползли к тому, что выбирал Артём — к его старому року шестидесятых и семидесятых. Захар лишь изредка привередничал: некоторые исполнители ему не нравились принципиально, и сегодня Артём поставил то, что забраковал бы Захар — Styx. «Cornerstone» был одним из самых новых альбомов в коллекции, всего лишь семьдесят девятый год. Артём купил его в Штатах, хотя предпочёл бы получить свою любимую «Boat on the River» синглом. Но сингла ни в одном из магазинов, куда Артём заходил, не было. Написав полторы тысячи слов, из которых половина приходилась на цитаты и справочный материал, Артём решил, что на сегодня хватит. Он уже собирался закрыть ноутбук, когда клацнуло уведомление «Фейсбука». Артём сначала даже не сообразил, что он такое получил: ему никогда раньше не приходили такие уведомления — с сердечком. «В вас влюблён Захар Леванов. Подтвердить?» Артём почти не думая нажал на «Нет», а потом сразу перескочил на страницу Захара. Надпись «Встречается с Инной Величко» исчезла. У Артёма, которого только что клонило в сон, сердце забилось, как бешеное, а щёки запылали от стыда и ещё больше — от страха. Что за идиот? Что он творит? Артём бросился к дивану, где оставил телефон, и, пока он ходил, Захар прислал то же самое сообщение повторно. Артём, уже слушая в трубке гудки, снова его отклонил. Захар на звонок мало того что не ответил, так ещё и сбросил его. Артём открыл «Вконтакте». «Встречается с Инной Величко» исчезло и оттуда; зато в статус транслировалась аудиозапись «Young Lust». Это почему-то взбесило особенно. Захар не знал ни одной композиции «Pink Floyd», кроме самой известной, про стену, и «Young Lust» впервые услышал у Артёма. Захару она сразу понравилась. Артём вспомнил, как они отмечали устройство Захара на новую работу: посидели полтора часа в баре, а потом пошли домой. Захар притащил бутылку вискаря, которую ему презентовала Дина, очередная пассия отца: она пыталась подмазаться к Захару, видимо, с той целью, чтобы он замолвил за неё словечко, и из поездки куда-то в Европу на выходные привезла «сувенирчик». Они с Артёмом выпили совсем немного, но на них накатил весёлый пьяный задор, и они хором орали: «Oooooh, I need a dirty woman! Oooooh, I need a dirty girl!», перекрикивая стереосистему. Закончилось, конечно, всё трахом на полу, под поставленную на повтор «Young Lust». Если кто-то ещё кроме Артёма следил за страницей Захара, то он мог бы решить, что Захар свободен, хочет секса и ищет новую девушку; Артёму в этом виделось некое изощрённое издевательство, адресованное именно ему. Если Захару так нужна девка, пусть бы встречался дальше со своей Инной, не хрен тыкать ему в лицо своими желаниями и молодой похотью… Всё то же сообщение в «Фейсбуке» пришло в третий раз, и Артём опять его отклонил. Он знал, что пока не подтвердит запрос, новый статус у Захара на странице не появится, но боялся, что раз этот придурок уже рассылает запросы, то мог и проболтаться кому-то. И ведь наверняка напился… «Совсем съехал? Что тебе надо? Может сразу на стене напишешь?» — быстро набрал сообщение Артём. Вдруг хотя бы так ответит. «Хочу статус Встречается с Артёмом Даниловым». Пока Артём, на которого накатила паника, соображал, что ответить, Захар написал снова. «Ты же хотел? Я Инну убрал. С ней всё. Будешь ты теперь». Вслед за сообщением снова пришло уведомление о влюблённом Захаре Леванове. «Где ты бухаешь, идиота кусок?» «Ты же сам хотел. Получи» И через десять секунд. «Я с Инной мы отмечаем» «Езжай домой. Завтра будешь жалеть. Если расскажешь кому, я тебя убью». «Почему ты не подтверждаешь? Ты теперь один единственный неповторимый. Больше никого честное пионерское» Артём снова начал звонить — переписка была бессмысленной. Захар по-прежнему не отвечал. «Уходи оттуда. Езжай домой», — попробовал Артём ещё раз. «Я и так дома» В конце концов появилась надпись, что Захар уже не в сети. То, что Захар был дома — если это было правдой — слегка успокаивало, но он был с Инной… Артём ходил туда-сюда по комнате, изредка садясь в кресло, а потом опять вскакивая. Только бы Захар ничего не натворил… Он нечасто пил что-то крепче пива, только если был веский повод или если его что-то беспокоило и пугало. Теперь Артём это знал. И когда он вспоминал, что от Захара пахло джином в тот вечер, когда он рассказал ему про Вадима, что он пьяным пришёл к нему извиняться, сразу делалось немного смешно… и тепло. Захар, оказывается, боялся. Он пил для смелости. Несмотря на взвинченность и нервозность Артём улыбнулся. Он давно это заметил: Захар, даже мысли о нём, заставляли улыбаться. Он не думал, что может быть так по-разному счастлив. С Вадимом всё было иначе, нежно, трепетно, спокойно, сглаженно. Надежд не было ни на что, и в этой безнадёжности была успокаивающая определённость, он знал, что его ждало. Ничего. С Захаром их раскачивало из стороны в сторону, и хотя надеяться было особо не на что, впереди их могло ждать всё что угодно. Чувство к Захару не было таким возвышенно-прекрасным. Оно было ярким, болезненным, отчаянным и сильным. С Вадимом Артём осознавал, что счастлив, с Захаром он чувствовал это. Ему давно пришла в голову эта ассоциация: свою любовь к Вадиму Артём воспринимал как некое сокровище, нечто тайное и почти священное, строгое и прекрасное, скрывающееся внутри хрупкой хрустальной оболочки, которую он бережно держал в руках. С Захаром нечего было беречь — всё было расколото и раскрыто, безжалостно обнажено, и кровоточащая сердцевина билась и трепыхалась, пытаясь выжить без своей защитной скорлупы. Артём порылся в жестяной коробке и нашёл остатки валерьянки — полгода как просроченные жёлтые таблетки. Он решил, что с ними вряд ли могло что-то произойти, и разгрыз. Иначе он не уснёт… Завтра была суббота, на работу вставать не нужно, но это был не повод проваляться всю ночь без сна, переживая, не спалился ли Захар. То ли валерьянка растеряла часть свойств, то ли Артём слишком перепсиховал, но уснул он нескоро. Он вертелся с боку на бок, один раз даже вставал, чтобы опять позвонить Захару, но, подержав телефон в руках, положил на место. Стоило ему наконец уснуть, как зазвонил домофон. Артём, словно и не спал вовсе, вскочил из кровати и побежал к дверям. — Это я… Извини, что поздно… — послышался заунывный голос Захара. Артём нажал на кнопку. Захар поднимался долго, так что Артём уже даже думал пойти вниз и проверить, что там с ним произошло. Он был пьян — сильнее, чем Артём когда-либо видел. Даже на ногах стоял нетвёрдо. Куртки на нём не было: футболка и расстёгнутая красная толстовка поверх. — Ты что, за рулём? — спросил Артём, пропуская Захара в квартиру. — Я на такси. Пустишь переночевать? — Где ты был? — Дома у себя. — И какого хрена ты сюда припёрся? Спал бы у себя дома. — Не хочу. Мне одиноко. — А мне так очень нужно твоё пьяное рыло в час ночи! И что это за запросы в Фейсбуке? Ты ебанулся? Захар пытался выбраться из ботинок, не развязывая шнурков, гнул и выворачивал ногу. — Ты кому-нибудь говорил? Инне? — Артём выдохнул, борясь со злостью, так его бесил ничего не отвечающий и дёргающий ногой Захар. — С кем ты пил? — Да не говорил я никому, не ссы… — Захар наконец снял обувь и побрёл в сторону спальни. — Только Инка была. Я ей по телефону сказал, а она такая, сейчас приеду, поговорим. Ну вот, поговорили. Артём выдохнул: ничего страшного не случилось, но злость на Захара всё равно не проходила. Голова из-за того, что его подняли с кровати, не дав и часу поспать, была тяжёлая, будто набитая чем-то мягким, какой-то мелкой серой пылью, в которой задыхались слова и даже мысли. — Ложись на диван! — скомандовал Артём, когда Захар уселся на кровать и начал стягивать толстовку. — Я не собираюсь всю ночь твоим перегаром дышать. Захар протянул руку: — Иди сюда, я только скажу… Артём подошёл ближе: — Что? Захар поймал его за правое запястье. Руки были холодными. — Это всё из-за тебя. Захар смотрел на него умоляющим и обвиняющим взглядом. И глаза, пусть и немного мутноватые, более тёмные, чем обычно, смотрели удивительно сфокусированно, пристально и трезво. — Всё из-за тебя, — медленно повторил Захар на выдохе, чуть покачав головой. Волосы, собранные сзади в пучок — Захар последнее время всё чаще убирал их — спереди выбились и падали на лоб и щёки тёмными паучьими нитями. Артём подумал, что будет нечестно снова говорить, что он не просил бросить Инну. Да, он не говорил этого прямо, но у него были другие способы донести эту мысль. Он соврал, если бы сказал, что не просил. — Ты сам выбрал, — сказал Артём, садясь на кровать рядом с Захаром. — Я не про это, не про Инну… Я про всё, — Захар всё так же сжимал его руку. — Про всё? — Да, про всё. Я же… Она улётная девчонка, красивая. Я реально не знаю, к чему там придраться можно. А я… я же дурак, что её бросил. Это всё из-за тебя, — Захар резко развернулся и схватил Артёма за плечи. — Потому что ты сказал… Нет, ты не сказал. Ты грёбаный манипулятор! Ты никогда ничего не говоришь, а потом… потом… — он тряс Артёма, как куклу. Тот не пытался вырваться или встать. В голове, в кружившемся в ней пылевом облаке, до сих пор не было ни единой связной мысли, и он наблюдал за происходящим так, словно смотрел со стороны. Захар отпустил его и вдруг сполз на пол. Он стоял перед Артёмом на коленях пару секунд, потом обхватил его руками и вжался лицом в живот. — Я не могу. Если бы я послал тебя и остался с ней, то… то тогда… всё было бы нормально, понимаешь? Но я не могу. Не могу без тебя. Артём, — его пальцы подрагивали у Артёма на спине и холодили кожу, — Артём, пожалуйста… Скажи. Я пидор, да? Я выбрал тебя. И я теперь пидор?! Артём провёл рукой по волосам Захара. Потом ещё и ещё, успокаивая. — Скажи, — когда Захар говорил, Артём чувствовал его горячее пьяное дыхание у себя на коже, — что мне делать теперь? Я же окончательно, окончательно… Мне никого не надо, кроме тебя. Почему молчишь? Что ты там? Скажи что-нибудь! Артём гладил его по голове и молчал. Ему хотелось одновременно плакать и смеяться. И смеяться вовсе не потому, что в этой ситуации было что-то забавное. Это был бы злой и немного торжествующий смех. Он ведь хотел такого — чтобы кто-то мучился и сходил по нему с ума так, как Вадим по Захару когда-то. У него это было теперь: сломанный и раздавленный своим чувством Захар, ненавидящий себя за то, что чувствовал. И ненавидящий его. До последнего пытающийся сопротивляться. Он получил что хотел, и не чувствовал никакой радости, никакого удовлетворения, одну только беспомощность. — Захар, хватит, — произнёс он, продолжая гладить волосы. — Ты же не вчера узнал и… — Артём вздохнул. — Ложись спать. Когда проспишься, всё будет… нормально. — Не будет, — всхлипнул Захар, уже по-настоящему испугав Артёма этим звуком. — Не будет уже! Артём обхватил его голову и поднял, заставил посмотреть на себя. Глаза были сухими. Он убрал волосы с лица Захара, провёл пальцами по красивым выгнутым бровям. Ему всегда нравилось трогать их — прослеживать пальцами изгиб, ощущать жестковатую шелковистость волосков. — Раздевайся и ложись. Он помогал Захару раздеваться, как ребёнку, хотя тот и не был настолько пьян, что не смог бы справиться с пуговицей на джинсах. Ему просто хотелось позаботиться о нём. Когда Захар лёг и устроился на боку, Артём устроился поверх одеяла рядом. В комнате было темно, но он всё равно долго смотрел на Захара, пусть и видел только расплывчатое пятно вместо лица и чёрную густоту волос, чётко вычерченную на белой подушке.***
Артём резал купленный вчера в магазине пирог с вишней, когда в дверях кухни показался заспанный Захар. — Привет! Артём обернулся. — Привет! Я уже разогреваю. — Давай без меня, есть не очень хочется. Захар ушёл в ванную и плескался под душем чуть не двадцать минут. Артём тоже так любил: стоять под душем, когда плохо себя чувствовал, стоять и тупить. Когда Захар снова зашёл в кухню, Артём уже допивал кофе. — Сделать тебе? — он приподнял чашку. — Можно… Только у тебя это долго. Растворимого нет? — Нет. — Сто раз уже хотел купить, всё забываю, — Захар потянулся, отчего обмотанное вокруг бёдер полотенце чуть не упало. Захар подтянул его, заправил выскользнувший уголок. — А помнишь, я такие маленькие колбаски приносил? Они остались еще? Острого хочется. — Две или три, — Артём кивнул на холодильник. Захар вытащил колбаски, сел за стол и начал грызть первую. — Я вчера немного того, да? — поинтересовался он осторожно, искоса поглядывая на Артёма. — Не помнишь? — усмехнулся Артём. — Лучше бы не помнил, — потёр глаза Захар. Артём сполоснул свою чашку под краном и достал из шкафа банку с кофе. Кофемашина у него была самая простая, молоть зёрна она не умела, и надо было сначала их намолоть отдельно. Захар внимательно наблюдал за тем, что он делает: как ссыпает зёрна в кофемолку, убрав потом несколько лишних, как придирчиво рассматривает смолотый кофе, перекладывает его в холдер кофеварки, а потом трамбует и полирует темпером. — Даже в джезве было бы в сто раз быстрее, — заметил Захар, когда Артём, закончив все приготовления и нажав кнопку нагрева воды, повернулся к нему. Артём только улыбнулся: Захар почти каждый раз говорил это — что если уж он так не уважает растворимый кофе, то есть способы приготовить натуральный гораздо быстрее: во френч-прессе или в джезве. Ворчание по поводу кофе было своего рода ритуалом. На самом деле Захару нравился и получившийся кофе, и сам процесс. Он всегда смотрел, не отводя глаз, почти любовался. Так что на ворчание можно было не отвечать, Захар и так всё знал: Артём признавал только эспрессо. — Какие планы на сегодня? — спросил Артём, ставя на стол перед Захаром чашку. — У меня долги по проектированию, хотел доделать. И ещё договаривались с отцом съездить проверить дачу. Вдруг кто залезал зимой. Но мне что-то ехать туда влом… Позвоню, на завтра перенесём. Захар размешал в чашке сахар, задиристо поглядывая на Артёма: тот ни сахар, ни молоко в кофе не добавлял, а тех, кто так делал, молчаливо осуждал. Кофе был выпит за минуту, причём Захар ещё и умудрялся между глотками отхватывать колбасу. Артём отвернулся и стал раскладывать подсохшие ложки и вилки по отделениям в ящике. Захар встал и, немного потеснив его и потеревшись при этом бедром, сунул чашку под струю холодной воды. Пополоскав её там десять секунд, он поставил чашку в шкаф и обхватил Артёма за пояс, прижавшись к нему со спины. — У тебя тоже с похмелья всегда дикий стояк? Артём прикрыл глаза, когда Захар начал целовать его в шею, и пожал плечами: — У всех, наверное, так. — Надо было тебя вчера тоже напоить… — Это ты мне так намекаешь? — Ага, — Захар на секунду отпустил Артёма, а потом тут же схватил его за задницу, начал поглаживать и ощупывать. — Пойдём? Артём повернулся к нему лицом и прочертил пальцем от переносицы, через нос и губы к подбородку. — Пойдём. Ему хотелось спросить, как Захар после вчерашнего, не после перепоя, а после дурацких запросов в «Фейсбуке» и «всё из-за тебя», но заговаривать на эту тему он не стал. Не хотел лезть в душу и не знал, имеет ли на это право. Иногда ему казалось, что он имел. И всё равно было страшно. Вчера Захар словно бы просил у него помощи, но за этим чувствовалась не одна только просьба — ещё и агрессия. Неявная, слабая, наверное, не до конца сознаваемая самим Захаром. Всё из-за тебя. Захар опять винил его. Пусть, если ему так будет легче. Но это не он бегал за Захаром и вызнавал его адрес, не он предложил заняться сексом. Если он в чём и был виноват, так в том, что у него не хватило сил отказаться от этих отношений, в том, что он теперь тоже не мог без Захара. Он всё же не выдержал и спросил, уже в спальне, снимая с бёдер Захара полотенце: — Это правда? То, что ты сказал вчера? — он опустил глаза. — Про Инну. — Да, — Захар еле заметно улыбнулся, когда Артём провёл пальцами вдоль линии волос в паху, легонько, будто подлизываясь, пощекотав. — Я подумал, вдруг ты напился и… — Артём замолчал, потому что ему не понравился собственный извиняющийся тон. — Нет, я сначала всё решил и сделал, а потом только напился. Артём чуть отошёл назад, рассматривая Захара, узкие бёдра, мускулы на животе, широкую грудь и непросохшие волосы, острыми влажными кончиками касавшиеся сейчас плеч. Очень красивое тело, только в рекламе сниматься. Или в порнухе. С таким членом — самое то. — Спасибо, — сказал Артём, начиная снимать шорты. — Я просто представил… Я уже давно об этом думаю, — Захар подошёл к Артёму и потянул его футболку вверх. — Когда ты заговаривал о ней, я каждый раз боялся, что ты сейчас скажешь, что... что у тебя тоже будет кто-то ещё… второй… Ну, раз у меня есть, то и ты имеешь право. — То есть, ты считаешь, что теперь я не имею права? — приподнял брови Артём. Захар улыбнулся: — Имеешь. Но ты так не сделаешь. — Откуда такая уверенность? — Ну… Просто ты вот такой. Артём недовольно сморщился, словно его уличили в чём-то постыдном, и сел на кровать. — Иди сюда. Захар подошёл ближе, и Артём, обхватив его за бёдра, притянул к себе, поцеловал несколько раз возле пупка, обвёл языком впадинку. Захар положил руки ему на голову, чуть надавил, намекая, что неплохо бы спуститься чуть ниже, но Артём только улыбнулся: пусть подождёт, помучается. Захар поглаживал и теребил его волосы, вызывая приятное, немного щекотное чувство, от которого так хотелось вжать голову в плечи, а потом выпрямить и потереться ею обо что-нибудь. Это движение, искреннее, даже непроизвольное, выходило всегда притворно-кошачьим, так что Захар после этого иногда начинал чесать ему за ушком. Поцеловав напряжённый, жёсткий живот ещё раз, Артём потёрся о него лицом, и Захар вдруг схватил его за щёки и дёрнул вверх. Он долго всматривался в запрокинутое лицо Артёма, а тот ждал, чувствуя, что что-то должно произойти. После вчерашнего что-то должно было произойти. Оно, это странное непроизошедшее и несказанное, насыщало воздух, словно влага, вытягивалось и вибрировало в нём, словно марево. У Артёма завертелось на языке второе «спасибо» и ещё какие-то слова, запутанные и непонятные даже ему самому объяснения, почему это было так важно для него — не делить Захара ни с кем, но он не успел ничего сказать, потому что Захар заговорил первым. — Я испугался, что тебе это надоест, и ты… Но мне самому теперь стало легче. Я не… — кадык у Захара дёрнулся, когда он резко замолчал. — Я не могу без тебя, я говорил. И если появится кто-то ещё… — Захар отвёл глаза, зато щёки Артёма стиснул даже сильнее. — Я даже к нему до сих пор ревную. Всё время вспоминаю. Артём медленно отвёл руки Захара от своего лица: — Зачем? Он умер больше года назад. Захар посмотрел куда-то вверх, под потолок. — Со мной ведь у тебя по-другому. Помнишь, с этими письмами? Я тогда подумал, как надо было любить, до какой степени, чтобы… чтобы прийти вот так? И это после всего, что он сделал. И мне всё время кажется… — Нет, — остановил его Артём, — это разное. И кому это вообще нужно? Сто лет прошло. — Это не прошло. Он же… — Захар упал на кровать и говорил дальше, глядя не на Артёма, а опять в потолок. — Он же очень много для тебя сделал, я понимаю. А я — никто. Он учил тебя, помогал, поддерживал, а я… Я — чувак, которого ты пристраивал на работу и который ничего не может тебе дать. Разве что… ну, может… Блядь, я надеюсь, что хотя бы в плане секса он не был лучше меня. Артём рассмеялся. — Не был, — он забрался на Захара сверху. — Когда ты взял в рот, в туалете, помнишь? В женском, — Артём опять засмеялся. — Мне было так хорошо, что даже плохо. Я думал, что в обморок грохнусь. Захар обхватил его член, надавив большим пальцем на выемку головки. — Да я сам чуть не грохнулся. Но я тогда так… даже не знаю, скучал, что ли… Даже подумать не успел, просто понял, что я хочу, что ты тоже хочешь, и… Короче, я бы всё сделал! — Захар смотрел вниз, на член Артёма, который он поглаживал, и его глаза не были видны, прикрытые непроницаемо-густыми ресницами. — Значит, тебя надо морить четыре месяца? — Артём приоткрыл рот и провёл кончиком языка по неровному краю верхних зубов. — Чтобы я был на всё согласен? — с лёгким подозрением посмотрел Захар, не переставая дрочить Артёму. — Да. — А ты что-то хотел попросить? — Хотел, — улыбнулся Артём. — Но не стану. __________________________ [1] Строительный генеральный план — план строительной площадки, где указана расстановка техники, складов материалов, временных помещений, элементов системы водо- и энергоснабжения и т.п.