***
Из окон кухни не было видно подъездную дорожку, только покрытый слоем влажного снега сад и живую изгородь, отделявшую их участок от соседского, поэтому Артём не заметил, когда Китс вернулся. И он всё ещё про себя говорил «их сад», «их кухня», «их дом»… Входная дверь громко хлопнула, и Артём, сунув тарелки на подогрев, вышел в столовую, а через неё в гостиную. Китс стоял в дверях на противоположном конце длинной полутёмной комнаты: горела только тусклая лампа для чтения возле дивана. — Привет! — произнёс Артём, не выходя навстречу, осторожно держась подальше. — Привет, — Китс скинул пальто и скрылся в холле, чтобы повесить его и оставить перчатки. — Я на кухне, — сказал Артём погромче и пошёл назад. Дойдя до стола, он упёрся кончиками пальцев в холодную мраморную столешницу. Не для того, чтобы найти опору, а для того, чтобы остановиться… Остановиться и сказать Китсу правду. Он слышал шаги Китса в соседней комнате, они приближались, а потом затихли где-то совсем рядом, наверное, на пороге. — Пахнет вкусно, — произнёс Китс. — Не думал, что меня будет ждать ужин. — Решил приготовить, — Артём повернулся к Китсу лицом, перехватившись руками за край стола так, что теперь опирался о него пальцами уже за спиной. — Если мы расстаёмся, это не значит, что нужно возненавидеть друг друга. — Это не мы расстаёмся, — поправил его Китс, складывая руки на груди, — это ты. Только ты. Артём провёл ладонью по лбу и опустил потом лицо: — Прости. Китс молча, выжидающе смотрел на него. Артём больше ничего не собирался говорить и объяснять: он и не мог ничего объяснить, — но это терпеливое и настойчивое ожидание просто-таки вынуждало оправдываться. — Ты мне по-прежнему очень дорог. Это не пустые слова, не утешение, — Артём поднял глаза на Китса, — это правда. Я уважаю тебя, люблю, я благодарен тебе за всё, но… Мне очень плохо из-за того, что я так поступаю. — Но ты не можешь иначе? — закончил за него Китс. Артём посмотрел в его строгие и ждущие глаза. — Я могу. Китс покачал головой. Он прошёлся по кухне, не подходя к Артёму близко, потом обогнул стол. Артём не стал поворачиваться, но слышал, как Китс приподнимает крышку на сковороде, потом возвращает на место. — Артём, ты понимаешь, что если мы сейчас расторгаем партнёрство, то именно для тебя это будет иметь самые неприятные последствия? Не для меня. — Я понимаю, — Артём чуть повернул голову, чтобы удобнее было разговаривать. — И зачем ты это говоришь? Ты что, предлагаешь мне остаться? Ты хотел бы, чтобы я… — Артём хотел сказать «трахался», но это значило бы намеренно принизить их отношения, потому что на самом деле они были не такими, они не были одним только приятным сексом с опытным партнёром. — …чтобы я жил с тобой в обмен на гражданство? Артём потряс головой: это не было похоже на Китса. Он не захочет удерживать такой ценой. — А ты бы согласился? — Китс сделал ещё несколько шагов и попал теперь в поле зрения Артёма. — Ты серьёзно? — Артём нахмурился. — Я не верю. — Так что? — Нет. Мне кажется, ты такого не заслуживаешь. Китс, я собрал вещи не потому, что ты мне неприятен, я не хочу тебя видеть или ещё что-то такое. Я просто не хочу тебя обманывать. Не хочу притворяться. — И что ты будешь делать дальше? — Я взял тот проект с загородным домом, буду работать. Виза до августа, а там посмотрим. Думаю, останусь в Лондоне. Китc усмехнулся. — Господи! Мне тяжело поверить, — он смотрел на Артёма так, словно сомневался в его здравом рассудке. — Ты вот так выкидываешь всё?! От всего отказываешься? — Я не хочу тебя обманывать, — повторил Артём. — Знаешь, я сейчас перебираю своих знакомых… своих бывших… И не нахожу ни одного, кто поступил бы так. Артём пожал плечами. Китс смотрел на него недоверчиво, напряжённо, но без злости. — И что, — Китс вскинул подбородок, — ты останешься здесь, а Захар в Москве? Он готов с этим мириться? — Захар ничего не знает. Я ни разу не разговаривал с ним с тех пор, как вернулся. Китс приподнял брови и пробормотал неожиданно растерянно: — Я думал, ты уходишь к нему. — Я не могу уйти к нему. Он сейчас в Штатах, будет там учиться полтора года без права выезда. У меня визы нет, и в ближайшие месяцы я вряд ли найду возможность этим заняться, так что… Китс, прости, я просто ухожу. — Но уходишь потому, что любишь Захара? Артём кивнул.***
За те несколько месяцев, что работал удалённо, Артём успел лишиться своего рабочего стола: за ним теперь сидела смуглая девушка с огромной охапкой дредов, подвязанной ярким платком. Она же отдала Артёму маленькую коробку с его вещами. Директор обещал, что место найдут ближе к концу февраля, когда уйдёт часть стажёров — сейчас их, в отличие от Артёма, нельзя было отправить работать из дома. Конечно, какое-нибудь место Артёму нашли бы: впихнули бы в угол маленький столик, но он, чем тесниться и кому-то мешать, предпочёл удалёнку. — Это сейчас нормальный вариант, — убеждал менеджер проекта, — тебе все равно придётся ездить на место, и не раз, скорее всего. Так что давай пока так, а через несколько недель найдём, куда посадить. Дома работалось, конечно, спокойно, но не без минусов. Во-первых, в комнате было плохое освещение: окно выходило на стену соседнего дома, и слабоватые лампы не спасали, так что надо было думать, что с этим делать. Во-вторых, у Артёма не было принтера, а он требовался часто, и бегать за каждой бумажкой в кафе внизу не хотелось. В-третьих, если долго работать одному, становилось тоскливо. Артём видел эти недостатки заранее, ещё когда выбирал, но всё же остановился на этой квартире, потому что всё равно собирался там только ночевать. Зато оттуда было удобно добираться до работы, и страховочный взнос оказался невысоким. Сегодняшний день он провёл в офисе: вместе с ещё тремя сотрудниками готовил детальную оценку по проекту. Ответ от заказчика должен был прийти в лучшем случае в понедельник, но Артём на такую скорость не рассчитывал. Он знал, что процесс затянется ещё недели на две, и все эти две недели он будет по сути дела без работы и без зарплаты — если только не повезёт, и при ремонте Лолиного дома не обнаружат тайную комнату. Ему обещали подкинуть небольшой проектик: разработку концептов здания университетской библиотеки для участия в конкурсе, но Артём был уверен, что эту работу выпросит себе кто-то другой, более приближенный к верхушке. Небольшие сбережения были, учитывая, что последние годы тратил Артём не так уж много: даже перелёты ему оплачивал «Истмен» — такова была политика компании в отношении членов семьи тех, кто работал за рубежом; и Артём вовсе бы не волновался насчёт того, хватит ли ему денег до аванса по проекту, если бы не идея с круизом, от которой он не хотел отказываться. От неё нельзя было отказываться, потому что другого шанса не будет. Придя домой, Артём написал знакомому, с которым они в «AA School» вместе слушали курс по жилым пространствам: у того всегда находилась подработка. Он работал в известном дизайнерском бюро, занимался в основном интерьерами офисов и бутиков, но у них часто образовывались «лишние» заказы, обычно срочные, на которые приглашали фрилансеров: проекты временных павильонов для загородных мероприятий, дизайн подиумов для небольших показов мод, работа вместе с оформителями свадеб и прочая мелочёвка, на которую сложно было выделить постоянного сотрудника, но которая хорошо оплачивалась. Обычно с постоянным сотрудником бюро обговаривалась лишь общая идея, а потом тот принимал — или не принимал — работу. Артём уже делал для них проекты, и их всегда принимали без проблем, а в последний раз даже поинтересовались, не подумывает ли он о смене места работы. Артём ответил, что нет. На самом деле он думал, но это была не та работа, на которую он хотел бы сменить свою. Знакомый ответил через десять минут: написал, что он сейчас на выставке в Нью-Йорке, вернётся в воскресенье вечером, ответит, скорее всего, в понедельник. Ещё через пять минут он написал снова: «А ты сейчас где?». «В Лондоне». «Круто. А как тебе вариант в понедельник-вторник подхватить проект, зал для презентации автомобиля, на работу три дня? Сходить туда еще надо обсудить». «А сегодня нельзя начать?» «Рано пока. Отдали проект чуваку одному, я сразу говорил, что он не потянет. Талантливый парень, но в другом, эту тему он не сечёт, не умеет агрессивно. Он сегодня сдал варианты, я думаю, что их не утвердят. Даже заказчику посылать не будут, они просто не попадают. Но пока официально отмашки нет, я тебя загрузить не могу». «ОК. Понял, жду тогда понедельника. За три дня накидаю». Артём упал на диван. Он пах чьими-то чужими, незнакомыми запахами. Сильнее всего — чистящим средством, но внутри самых глубоких складок, например, между сиденьем и спинкой, чем-то сладковатым и душным, то ли тяжёлыми духами, то ли кальянным дымом. Запах был сухим и старым. Артём провалялся, ничего не делая, минут сорок, думая о разном: о матери, о Китсе, о расторжении партнёрства с ним, о работе, снова о матери, о круизе, о деньгах. Думать о Захаре было страшно. Он откладывал и откладывал разговор с ним, хотя и прокручивал в голове, как это могло бы быть. Не удавалось придумать ту самую фразу. Всё, что бы ни придумывал, звучало или глупо, или пафосно, или пошло, или мелодраматично, или просто жалко. Он решил, что позвонит Захару, а там пусть будет так, как будет. Что первым придёт в голову, то и скажет. Он мог бы поговорить с Захаром раньше, но не делал этого по разным причинам. Ему казалось, что сначала стоит разъяснить всё с Китсом и дождаться, когда Захар уедет в Штаты. Он не думал, что Захар бросит всё в последний момент, выкинет билет на самолёт и вырвет визу из паспорта. Просто хотел, чтобы тот спокойно, без напрасных переживаний и сожалений улетел… Артём не знал точной даты, но Захар говорил, что уезжает в начале января, а сейчас шли уже двадцатые числа. Можно было звонить. Он был даже рад тому, что они с Захаром не могли встретиться. Потому что если бы могли, им обоим нужно было бы что-то решать, думать о том, как и где они могут жить вместе. Сейчас ничего не надо было решать, можно было лишь планировать на полтора-два года вперёд. Артём чувствовал, что им обоим нужна эта пауза. Он знал, как среагирует Захар, если ему сказать, что он ушёл от Китса: он бы решил, что теперь он, Захар Леванов, ответственен за жизнь другого человека и должен срочно что-то предпринимать и организовывать для того, чтобы они могли быть вместе. Он обязательно будет думать, что удобного и состоятельного Китса бросили ради него, что он должен Китса заменить и выполнить то, что когда-то обещал. Ничего этого Артём не ждал и даже не хотел, поэтому и дождался того момента, когда Захар не мог уже ничего предпринять. Он не лгал Китсу: он ушёл не из-за того, что так невыносимо любил Захара — он мог себя заставить жить без него; он ушёл из-за того, что не мог изображать семью с Китсом, когда любил другого. Телефон Захара был отключен, и только выслушав автоматическое сообщение, Артём понял, что Захар, уехав в Штаты, вряд ли оставил себе российский номер. Он сел за ноутбук и нашёл старую переписку с Захаром в «Линкедине»: тот как-то скидывал ему свой ник в скайпе. «Привет! Можем поговорить сегодня или завтра?» Уже когда сообщение улетело, Артём подумал, что оно вышло совершенно деловым, особенно этот довесок, что разговор можно переназначить на завтра. «Мне нужно немедленно с тобой поговорить!» — вот что он должен был написать, а не эту офисную казёнщину. Захар ответил минут через пять: «Ага. Сейчас», и буквально тут же пошёл звонок. Артём вытянул руку, чтобы поправить крышку ноутбука: — Видишь меня? — Всё в квадратиках, — ответил Захар. — А, вот теперь нормально. Захар сидел за столом в кресле типа офисного, позади виднелись закрытые жалюзи. — Как дела? — натянуто улыбнулся Артём: он почувствовал неожиданное смущение. — Хорошо всё? — М-м-м… Да, — Захар выглядел озадаченным. — Всё нормально. Ты что-то хотел? У меня встреча. Тут в офисе, но… Нельзя опаздывать. — В офисе? — переспросил Артём. — Я думал, ты сейчас в Штатах. Захар немного откатился в кресле назад. — Нет, я в Москве. Самолёт в воскресенье вечером. Там уже начались какие-то… не занятия, а вроде знакомства с кампусом. Называется «ориентация», — усмехнулся Захар. — Но я её пропускаю, тут срочный вопрос возник с одним старым клиентом. — То есть ты ещё два дня в Москве? — медленно проговорил Артём, в уме уже прикидывая, какова вероятность взять билет на завтра — и сколько это будет стоить, и надо ли вообще... Может, не надо: у него же был план не говорить ничего Захару. Но тот, наверное, не простит, если узнает, что он позвонил и промолчал. Что ему делать?! И опять расходы. Хрен с ними, с деньгами! Выкрутится… — Да, пока тут, — ответил Захар. — Но ты будешь работать, да? — вдруг сообразил Артём. — Из дома. У меня к тому же чемоданы до сих пор не собраны. Там, на стороне Захара, что-то дзинькнуло, он потянулся в сторону и взял телефон. — Напоминание. — Захар снова посмотрел на Артёма. — Если что-то срочное, то давай говори сразу, мне бежать надо… Артём на пару секунд растерялся, а потом сказал, почти выкрикнув: — Я думал, может, у тебя будет время встретиться? Завтра? Захар растерянно улыбнулся и потёр пальцами лоб: — Ты тоже в Москве, что ли? Не знаю... Ну, приезжай, — он соглашался не особо охотно, наверное, не понимая, что вдруг Артёму понадобилось через два месяца после «прощания». — Что-то случилось?.. — Потом расскажу. Ты мне адрес свой скинь. — Да, только не прямо сейчас. А когда примерно… Захар замолчал и отвернулся в сторону. — Захар, ты идёшь? — послышался чужой голос издалека. — Да, уже! — махнул рукой Захар, а потом опять повернулся к экрану: — Всё, надо… Я позвоню потом.***
В Москву Артём прилетел ближе к вечеру: билеты на прямой рейс взять не удалось, и пришлось брать с пересадкой. Пока Артём ехал на такси от Белорусского вокзала, он раз десять хватался за телефон, чтобы позвонить Захару, но так и не решился. Лучше всё рассказать ему, когда увидит. И, господи, зачем он вообще поехал? Он же не хотел говорить! Всё было распланировано, но когда Захар сказал, что до сих пор в Москве... Артёму показалось, что этот крохотный зазор в одни сутки — специально для них. Вчера он лёг спать, так и не дождавшись, когда Захар перезвонит или хотя бы скинет адрес. Правда вряд ли можно было сказать, что Артём спал: он всю ночь вертелся на своём огромном диване и думал о том, что будет завтра. Захар всё же прислал сообщение — если взять московское время, в четыре утра. Он написал адрес и сказал, что будет весь день работать дома. Артём долго ждал, когда Захар ответит на звонок в домофон. Или ему просто казались долгими эти секунды? — Поднимайся. Седьмой этаж, — Захар даже не спросил, кто это, будто бы заранее знал. Артём едва успел выйти из лифта, как услышал, что открывается дверь. Он повернулся на звук. Захар стоял в дверях и смотрел на него без улыбки, всё с тем же встревоженным непониманием. — Проходи, — сказал он, отступая в квартиру. Захар был в серой толстовке с капюшоном, и от этого казался лет на пять моложе, почти таким, каким Артём его встретил, — но лишь издали. Когда Артём вошёл в прихожую и разглядел Захара ближе, на хорошем свету, то заметил, что тот выглядел хуже, чем два месяца назад: лицо было бледным, а глаза усталыми и тусклыми, но заострившиеся черты делали Захара даже красивее; скулы, угловатый контур губ, тонкая переносица, изломы бровей — всё было словно оттенено карандашной штриховкой. Посреди большой прихожей стояли два чемодана, один до сих пор почти пустой. В комнате играла музыка. Артём не был уверен, что когда-либо слышал эту композицию, но «The Black Keys» сложно было не узнать. — Я, когда звонил, думал, ты уже в Штатах, — начал Артём, указав на чемодан. — Но раз ты тут, я подумал, что… Он замолчал, заметив на вешалке вещи, которые явно принадлежали женщине: лиловый пуховик и короткую норковую шубку. Он знал, что кто-то у Захара есть, но только сейчас подумал о том, что этот кто-то мог жить в этой же квартире и что Захар сейчас мог ждать возвращения этого кого-то с работы… Захар заметил, куда Артём смотрит. — Она в командировке. Ещё неделю не будет. Проходи. Артём сбросил кроссовки. — Уедешь без неё? — спросил он, покосившись на Захара. — Ну, мы уже попрощались. Заранее. — Захар, я… — Артём начал разматывать шарф и тянул теперь за один конец. — Что? — Захар по-прежнему смотрел на него с напряжённым ожиданием. — Я знаю, что ты улетаешь завтра, и это не имеет значения — то, что я приехал. Я просто… просто сорвался. Артём замер с висящей на одной руке курткой, набрал воздуха, чтобы продолжить и сказать самое главное, но Захар опередил его: — Ты ушёл от него… — неуверенно произнёс он, а потом повторил громче: — Господи, ты ушёл от него, да?! Артём сдёрнул куртку, кинул на пол позади себя и — это было так по-детски нетерпеливо и глупо — бросился к Захару, взял его за руки… и ничего не смог сказать, только кивнул. — Ты как… — начал что-то говорить ошалевший Захар. — Я вчера подумал, что вдруг, но... Артём обхватил его щёки и притянул Захара к себе, тут же прижавшись к его рту губами. Он поцеловал его быстро, отрывисто: — Да, ушёл. Я ушёл, — способность говорить вдруг вернулась, и ему теперь хотелось говорить бесконечно, безостановочно, неизвестно о чём — о чём угодно, лишь бы с Захаром. — Я специально ждал. Хотел, чтобы ты уехал, и уже тогда… Поэтому не звонил. А ты остался, и я не выдержал. Потому что… — Подожди, подожди, — Захар обхватывал его и пытался остановить, пока Артём, захлёбываясь, пытался ему всё объяснить, одновременно прижимаясь к нему и целуя. — Я не хочу ждать… — Артём задрал толстовку на спине Захара и прижался горячими, едва не дрожащими от напряжения ладонями к обнажённой коже. Он снова припал к губам Захара, а тот шептал: — Я завтра уезжаю. Ты понимаешь? Я уезжаю! Я ведь говорил тебе, на полтора года. Артём, я не знаю, как мы… — Мне всё равно. Даже если три. Я готов ждать. Захар смотрел на него так серьёзно, с такой сосредоточенной решительностью, что Артём подумал, он сейчас заставит его записать всё вышесказанное в трёх экземплярах и заверить у нотариуса. — Пойдём! — он потащил Артёма за собой в комнату, большую гостиную с белой мебелью и большим белым диваном перед единственной здесь тёмной вещью — большим телевизором. — И что ты теперь будешь делать? Не сюда же возвращаться? — спрашивал Захар, не переставая обнимать Артёма, ощупывать его лицо, трогать губы, словно это ему было нужно для того, чтобы убедиться в реальности происходящего. — Нет, я останусь в Лондоне. У меня там работа, а потом… — Артём хотел сначала рассказать, как он видит более отдалённое будущее, их будущее, наконец-то бесспорно их, выложить всё то, о чём думал полночи, весь перелёт и несколько предыдущих недель, но остановился, тряхнув головой: — А потом я не знаю… Артём потянул толстовку на Захаре вверх и помог тому снять её, а потом просто выпустил из рук, так же, как недавно куртку. На секунду он замер, рассматривая Захара — широкие плечи, матово-смуглая кожа, глубокая впадина между мышцами на груди, опасные и острые рисунки на руке, — а потом наклонился и обвёл кончиком языка сосок, втянул в рот, сжал зубами. Захар коротко и громко вдохнул, почти вскрикнул. Его пальцы скользили теперь по голове Артёма, где короткие волосы уже начинали закручиваться в маленькие плоские завитки, перебирали их и гладили. Артём на ощупь стянул с Захара штаны, потом трусы, а потом схватил член, горячий и сухой, едва не жгущий пальцы. Оттянув кожицу пониже, он провёл подушечками по скользкой головке и зажал её в кольцо большим и указательным пальцами. До одури сладко было сдавливать её, заставляя Захара дышать чаще и вскрикивать, и думать, что потом, может быть, он коснётся её языком и губами, а ещё немного позднее впустит эту гладкую и упругую головку в себя, почувствует, как она растягивает вход и оказывается внутри… В промежности у Артёма всё напряглось, а через секунду расслабилось, сменившись сладким ноющим ощущением, тревожащим и требовательным. Артём толкнул Захара к дивану. Захар послушно упал на него, всё так же ища недоверчивым взглядом чего-то — наверное, объяснения — в лице Артёма. Тот выпустил член Захара из рук, чтобы расстегнуть и снять с себя джинсы. На рубашку он решил не тратить время. Потом Артём, широко разведя ноги, сел Захару на колени и опять начал его целовать. Он медленно и плавно двигал бёдрами, иногда вжимаясь глубже, чтобы поелозить по прохладной и тугой мошонке Захара. Вставший член покачивался из стороны в сторону от каждого движения, болезненно напрягаясь, словно переламываясь у самого основания. Артём вздрогнул и выпрямился — не сам выпрямился, его выгнуло каким-то резким и жгучим нервным импульсом, — когда Захар обхватил его член и, глубоко вдавливая, провёл пальцем по расщелине на головке. Артём закрыл глаза, но перед ними всё равно пылало что-то золотисто-красное, горячее, расплавленное. — Я помню, что ты мне говорил, — произнёс вдруг Захар. — Что это для тебя значило. Я не понимаю, почему ты вдруг… Артём посмотрел на него. — Не надо сейчас, — он поймал пальцами ладонь Захара и заставил сжать свой член крепче, больнее. — Хрен с ним со всем. — Артём, я… — Заткнись. Просто трахни меня, — он развёл ноги шире, так что связки в паху натянулись до рези, толкнулся раскрытыми бёдрами к Захару и повторил: — Молча. Трахни. — Я должен сказать, — Захар разжал пальцы, а потом обхватил Артёма за плечи. — Я люблю тебя. Я не встречал никого похожего… Артём прижал пальцы к его губам. — Подожди, — он чувствовал, что улыбается, самым дурацким и счастливым образом улыбается, и совершенно не контролирует эту улыбку. — Я тоже люблю тебя. Захар поцеловал кончики его пальцев. — Я обещаю… — Что? — Артём провёл большим пальцем по нижней губе Захара. — Не знаю… Всё. — Отлично, — рассмеялся Артём. Он поднёс пальцы к своему рту и начал облизывать по одному, смачивая слюной, а потом завёл руку за спину. — Прямо так? — чуть заметно нахмурился Захар. — Может, не стоит? — Хочу так, — Артём приподнялся на коленях и оттянул на себя член Захара, до этого напряжённо прижатый к животу. Он насаживался медленно. Сначала покачивался, надевшись лишь до середины, и каждый раз, когда он приподнимался, головка выскальзывала из него едва ли не до конца. С каждым движением Артём опускался чуть-чуть ниже, глубже пропуская в себя Захара. Тот поддерживал его за бёдра, смотрел горячим, голодным и до сих пор не верящим взглядом и кусал нижнюю губу — наверное, боролся с желанием дёрнуть вниз и насадить Артёма до конца. Тому тоже этого хотелось. Он крепко обхватил Захара за шею, прижался к нему и с громким низким стоном опустился. Захар был в нём глубоко и полно, горячий, твёрдый, сладко давящий изнутри. Сначала они не двигались, просто прислушивались… Потом Захар вскинул бёдра вверх, и Артём опять вскрикнул, зажмурив глаза… Захар замер, и Артём стиснул пальцами его плечи: — Не останавливайся… — голос дрожал так же, как что-то внутри него, в груди, в животе, в горле. — Чёрт, только не останавливайся! — Точно? — Захар качнулся ещё раз, и Артём болезненно выгнулся. — Буду жалеть об этом завтра, — прошептал он, привставая, чтобы с силой опуститься на болезненно и приятно наполняющий его член. И его всё равно не хватало, хотелось больше, глубже, чаще, потому что потребность в Захаре была ненасытимой, отчаянной и удушающей.***
— Засыпаешь? — Захар провёл рукой вдоль позвоночника Артёма. Тот приоткрыл глаза: — Рубит немного. Они с Захаром лежали теперь на кровати в спальне. Бельё было тёмно-синим, и подсыхающие капли спермы на простыне были рассыпаны, как тусклые бусины. — Спи, если хочешь, — Захар поднялся с кровати, — а мне еще надо поработать. — Чемодан сложить? — Нет, добить аналитику. Свести цифры. Всякое такое. — Ты серьёзно? — приподнялся на локтях Артём. — Они что, издеваются? — Ну, я знал, на что иду, — усмехнулся Захар. — Я на редкость не в тему, да? — Нет, это хорошо, что ты приехал. Артём кивнул. Эйфория от предвкушения встречи, от самой встречи, от секса спадала. Оставались лишь близкое расставание и неопределённость. Он сел на кровати, а потом, откинув одеяло, спустил ноги на пол. Между ног было скользко и липко, а внутри побаливало. Оно было даже приятным, ощущение растревоженной и растянутой плоти. Мышцы внутри сжались, сначала сильно, а потом ещё несколько раз тихонько дрогнули, словно по инерции. В промежутке между задницей и мошонкой начало покалывать. Артём попробовал думать о чём-то другом, не о том, как его драл Захар, потому что от этого основание члена словно сдавливало тёплым, мягким кольцом, и наступала слабая эрекция, сейчас, после всего, что было, скорее раздражающая. Когда Артём вышел из душа, Захар сидел с ноутбуком за кухонным столом. Пахло кофе. — Закажи что-нибудь поесть, — попросил Захар. — У меня ничего нет, даже колбасы, потому что тут неделю никого не будет. Или можно в морозилке порыться, там должно что-нибудь быть, лазанью вроде видел. — Ну, давай закажу. Только я вообще не ориентируюсь, где лучше… Захар, уже успевший отвернуться к монитору, потянулся за телефоном: — Там есть группа «Еда», три или четыре номера. Всё тут поблизости. — Окей, — Артём забрал телефон и ушёл в гостиную, закрыв за собой дверь. Он заказал ужин, проверил почту, полистал журналы, которые нашёл сваленными в стопку возле дивана. В рюкзаке лежали блокноты и ноутбук, но он не сумел себя заставить сесть за работу. Он чувствовал себя слишком счастливым. Счастье дрожало и зудело на кончиках пальцев, заставляло сердце быстро и весело колотиться и путало мысли в голове. Наконец-то всё было по-настоящему. Когда Артём рассказал всё Китсу и уехал в свою унылую новую квартиру, ему стало легко. Грустно, немного стыдно, но легко. И только увидев Захара, услышав его неверящее и радостное «ты ушёл от него», он ощутил, как невесомое и парящее счастье, безоговорочное, как в детстве, затапливает его. Он думал, что после секса волна схлынет, но это странное, наркотически сумасшедшее чувство держалось всё на той же высоте. Артём понимал, что не всё в их с Захаром жизни будет просто. Вернее, всё будет очень непросто: и с его стороны, и со стороны Захара. С его стороны была заканчивающаяся летом британская виза и нестабильный заработок, и надо было уже сейчас выбивать новый проект, потому что загородный дом загрузит его только на месяц, если не считать текучку, связанную с согласованием и авторским надзором за строительством. Матери пока не становилось хуже, но Артём знал, что болезнь просто затаилась и своё всё равно возьмёт. Остаться с матерью и ухаживать за ней он не мог, но, как минимум, хорошую сиделку он должен был ей найти. Вернее, не найти — это могли сделать отец с тёткой — а оплатить. Он уже узнавал, стоило это тысяч сорок в месяц. Оставалось надеяться, что у него или появятся хорошие длинные проекты, или хотя бы продастся квартира. И от идеи с круизом он тоже не отказался. Дальше, за полугодовым рубежом, лежало совсем уже неопределённое будущее. Он даже примерно не мог предположить, где будет через те полтора года, когда Захар закончит обучение. И Захар тоже не знал, что будет потом: скорее всего, его отправят обратно в московский офис, так обычно делалось. Возможно, к этому времени Артёму тоже придётся вернуться в Россию, а возможно, у него всё хорошо сложится в Лондоне — но тогда им опять будет сложно видеться. Артём предпочитал об этом пока не думать… Да, он не знает, что с ним будет через полгода, но он знает, что делать сейчас: работать, искать проекты, набираться опыта. Главное — не бояться и ни о чём не жалеть. Сделав несколько кругов по комнате — он никак не мог заставить себя сидеть спокойно — Артём снова взялся за журналы. Картинки бессмысленно мелькали перед глазами. Артём вспомнил, как Захар спросил во время их «прощальной» встречи, не под кайфом ли он. Сейчас он мог бы ответить, что да. В коридоре послышались шаги. Артём перегнулся через подлокотник дивана и посмотрел назад. — Всё сделал? — спросил он Захара. Тот покачал головой. — Не могу. Работы часа на два-три, причём тупой такой, собрать уже наработанное в одно, но просто не могу. Просидел сорок минут, написал одно предложение и вставил одну таблицу. — Захар сел на диван рядом с Артёмом. — Не могу думать об этих идиотских отелях, когда ты тут… — Думаешь о том, что будет дальше? Захар кивнул: — В том числе. Ты тоже? — Да, и тоже не могу перестать. Но мне легче, меня за пару недель уже немного отпустило… — А у меня больше ни одной мысли в голове. Начинаю думать о работе, но через минуту — всё… Как дальше? Что будет? — Тебе-то о чём переживать? Учись себе. У тебя полтора года уже по дням расписаны, — пожал плечами Артём. — А ты? — Захар нащупал руку Артёма рядом и накрыл своей. — Что у тебя с матерью, как она? — Понятно как, ничего хорошего, но вообще нормально. То есть хуже не становится. Захар отвёл глаза. — А остальное? Работа? Где ты теперь живёшь? — Снял квартиру. Работаю пока там же. Я думал уйти, искал другое место, но тот проект с насыпью, помнишь? Я не захотел его бросать… Не знаю, как объяснить, я просто вижу его… этот дом. Знаю до мелочей, каким он должен быть. Как будто он уже есть, не в нашем мире, наверное… — Артём ткнул Захара локтем. — И нечего ржать! Да, он как будто бы уже есть, и только я могу извлечь его оттуда… Ну, оттуда, где он уже есть. А если это будет делать кто-то другой, то он обязательно всё переврёт, не сможет перенести его правильно. Захар вдруг притянул его к себе и прижал к груди. — Артём, пожалуйста… Я люблю тебя, я так тебя люблю… Хочу, чтобы ты был счастлив, что-то сделать для тебя и… Я просто не знаю, как теперь ждать эти полтора года. Ты такой настоящий, ты рядом, а я… — Захар рассмеялся. — А я несу какой-то бред. Не знаю, как сказать… Артём замер, уткнувшись лицом в серую ткань толстовки. Захар сжимал его так крепко, что дышать было нечем, но Артёму было так хорошо, словно ему сделали повторную инъекцию счастья. В голове почему-то играла музыка «Beach Boys», он даже не мог сообразить, какая именно композиция — наверное, все разом, хором, слившиеся в одну, в квинтэссенцию спокойного счастья, которое ничем и никогда не может быть омрачено. Захар отпустил его. Артём втянул воздух, а потом выдохнул: — Я справлюсь. Не надо обо мне думать. У меня всё в порядке, правда. Иди пиши свой отчёт или что там у тебя. — Попробую, — Захар поднялся на ноги. — Только я, наверное, опять прибегу к тебе через десять минут. Артём встал с дивана: — Подожди секунду. Сейчас посмотрю, может, есть с собой… — он ушёл в холл, где остался лежать его рюкзак. В зал он вернулся с органайзером для таблеток, без которого он никуда не ездил. «Алертек» должен был там остаться. — Вроде эти… — С тобой всё в порядке? — Захар даже побледнел. — Это для тебя. Вот, — Артём протянул таблетку. — Должно помочь. — Что это? — Модафинил. — У нас некоторые пьют, я пока не пробовал, — Захар не спешил брать таблетку. — А ты… часто принимаешь? — Пока три раза всего. Ничего так, работает. Китс, не скажу, что постоянно, но принимал. Захар наконец взял. — Лучше выпей завтра с утра, — посоветовал Артём. — Если работы на два часа, за полтора точно сделаешь. — А не подсяду? — Это не наркотик. Лекарство. — От чего? Артём не помнил точно, что лечили модафинилом, кажется, расстройства сна или внимания. — В твоём конкретно случае — от счастья, — усмехнулся он. Работу Захар оставил на утро, хотя ему и пришлось несколько раз возвращаться за ноут — но в основном он писал короткие имейлы в ответ. Но делал он это не сходя с дивана, где они с Артёмом провалялись весь вечер. Пока Захар что-то быстро набирал, Артём смотрел на него не сводя глаз. Он вспоминал, как они раньше вместе работали по вечерам, вместе ужинали, завтракали, слушали музыку. Вряд ли это будет точно так же. Артём решил, что постарается устроить свою — нет, их с Захаром — жизнь так, чтобы в ней не было бесконечной работы и чтобы им не надо было прятаться ото всех. У них это обязательно будет. Когда-нибудь. Через несколько лет.