Одержимость

Тошнило. В животе образовалась давящая пустота, в горле – ком. Руки тряслись, когда Кин двигала комод к двери. Только бы внизу не было слышно… Подкосились ноги, девушка, тяжело дыша, опустилась на ковер. Ее комната, ее тюрьма, тускло мерцала в неярком свечении из окна. Огни потушены, разбросаны вещи. Платья порваны на лоскутки, та же участь постигла занавески и постельное белье. От всего этого осталась только ветошь, остальное уже... Непослушными пальцами Кин достала из кармана бутылочку. Прислушалась – снизу ни звука. Решительно выдернув пробку зубами, Кин вылила на голову содержимое сосуда и стала судорожно втирать маслянистую, пахнущую фиалками и мятой жидкость. Почти сразу кожа зачесалась, словно вспыхнула. Стиснув зубы, девушка терпела, помня о том, что в прошлый раз изодрала все в кровь. Надо себя занять, пока идет действие зелья. Кин вскочила на ноги и кинулась очередной раз проверять, все ли успела сделать. Наскоро сшитая походная сумка c целебными травами с несколькими склянками с зельями – все то, что нашлось в комнате. Старое пальто, шарф, шапка, рукавицы… Она не одевала эти вещи с тех пор, как оказалась добровольной узницей в этом месте. С той самой осенней ночи, почти семь лет назад, когда они с Орочимару бежали из объятого огнем замка. Далеко-далеко… Голова чешется, чешется голова... не трогать, не трогать… Кин собрала волосы в пучок, провела по ним, проверяя длину. Такие же – до середины голени. Значит, зелье еще не действует. Когда же уже?.. Этот зуд сводит с ума, надо отвлечься… Далеко-далеко, значит… Да, прямиком в эту башню, спрятанную в горном ущелье. Прочь от пламени, криков, изрубленных тел… Замок Ото пал. Коноховские войны сравняли его с землей. Уцелели лишь 14-тилетняя принцесса и придворный алхимик. Семь лет… Семь лет страха, семь лет стен. Страха – что их найдут и довершат начатое. Стены башни – сперва укрытие, затем камера. Друг, наставник, единственный близкий человек, с которым проведены бесчисленные часы бесед. Только потом Кин поняла, что он болен. Болен ей. Одержимость. Внезапная боль пронзила от макушки до самых пят. Кин прикусила рукав, чтобы не кричать. Наконец-то… Осталось только перетерпеть. И надеяться, что этого количества хватит… Надо отвлечься… Перебивая черные пятна перед глазами, Кин пыталась воскресить воспоминания. Холодные пальцы на коже, шепот, похожий на змеиный: «У нас только есть только мы. Больше никого. Ты никому не нужна. Тебя убьют, как врага…» Он растил ее для себя. Взращивал, как редкий цветок. И слышал лишь «Нет». Но не слушал. «Я буду ждать. Ты сама поймешь, что тебе некуда деться. Ты сама придешь». «Нет». «Я буду ждать». Одержимость. НЕТ!!! Во рту – вкус железа. Нет… Это не те воспоминания, которые… Где те? Вот. Вот оно. Тот день, когда все изменилось. Когда под окнами башни возник черноволосый всадник. Кин тогда сидела на подоконнике, болтала голой ножкой в воздухе и расчесывала волосы, длинные, они блестели на солнце, как черный шелк. Конечно, Итачи Учиха, рыцарь Конохи, не смог проехать мимо такого зрелища. Итачи… Именно от него Кин узнала, что война закончилась, что Ото теперь часть Конохи, что ее старший брат спокойно правит, король страны Огня не вмешивается во внутренние дела. Что никто ее не убьет, если она вернется… Орочимару наверняка знал все это. Алхимик часто уходил в леса за травами и ингредиентами, меняя внешность перед уходом. Уходил надолго, не бывал в башне по нескольку дней или даже недель. И уж точно за все это время он мог узнать, как обстоят дела. Пока маленькая запуганная принцесска пряталась в каменных стенах… Ложь. Семь лет лжи. Одержимость. …Боль отпускала. Кин вытерла мокрые щеки. От мыслей об Итачи становилось легче. …Они много болтали, хотя это было неудобно – кричать, свесившись вниз головой из единственного открытого окна башни. Коноховский рыцарь забрел в далекие края по поручению Короны и заблудился в горах. И так как дела его не торопили, он остался под башней. Кин уже тогда бы уехала вместе с ним, но уходя, Орочимару тщательно закрывал и маскировал единственный выход. А спуститься по стене девушка не решалась, как ни уговаривал ее Итачи. По наивности, она полагала, что удастся уговорить алхимика, чтобы тот отпустил домой. Безмозглая дура. Если бы не ее трусость, Итачи был бы в порядке. Орочимару вернулся в тот день, когда пошел снег. Одержимость… Из головы словно тянули раскаленную проволоку, но было легче – как когда отдираешь нарост с заживающей раны… …Конечно, выпускать Кин он никогда и не помышлял. В такой ярости девушка его еще не видела. Оттащив за волосы наверх, Орочимару запер ее в комнате. С тех пор она не выходила. Попытки напасть на личного тюремщика, когда тот приносил еду, оканчивались новыми синяками и даже ранами – не смотря на кажущуюся хилость, Орочимару был силен и имел в арсенале кучу боевых премудростей. На следующее утро из комнаты чудным образом пропали все острые предметы, от ножниц до железного гребня и заколок. С облегчением, девушка нашла нетронутым тайник с различными зельями, предусмотрительно украденными когда только зародилась мысль о побеге. А вот чтобы припрятать заодно и какой-нибудь нож, она, увы, не подумала. А вчера Кин увидела иную сторону одержимости. Когда от безысходности металась по комнате и бросалась на стены. Выйти наружу казалось настолько же важно, как сделать глоток воздуха. Таким же необходимым было хотя бы еще раз увидеть Итачи. Орочимару она не сказала про коноховского рыцаря. Сочинила историю, будто обо всем поведал проезжающий бард. Но Учиха больше не приходил, и девушка решила, что он уехал обратно. Ведь никто из них так и не сказал напрямую о своих чувствах. Но настолько… одержимой любви принцесса еще никогда не испытывала. И вчера Итачи пришел к башне. За ней. Сквозь хлопья снега девушка различала две черные фигуры, схватившиеся в смертельной битве. «Я не уйду без нее!..» – донеслось сквозь завывания ветра. Этого было достаточно, чтобы все понять. Потом были вспышки пламени, и одна из фигур упала. Орочимару поднял свое бледное, измазанное кровью лицо. Он улыбался. Кин закричала. Как никогда в жизни. …Жжение стихало. Лицо снова стало мокрым, затылок был свинцово-тяжелым – не пошевелиться. Кин тихо сидела в серебристой полутьме. Открытые глаза бездумно пялились в бесформенную груду на полу. Итачи любил. Действительно. На самом деле. Потому что готов был пожертвовать жизнью всего лишь за возможность вытащить ее из этого кошмара. …И уже поздно ночью, когда стихла метель, черная фигурка там, внизу, выбралась из-под снега. Кин, насмерть замерзшая, будучи не в силах несколько часов отойти от раскрытого окна, наблюдала, как человек полз по снегу в сторону леса. Она плакала от счастья, что Итачи жив, но боялась даже вымолвить слово, потому что если Орочимару заметит… Девушка скинула вниз все свои одеяла, в надежде, что хоть одно Итачи сможет подобрать, но ветер разнес их в разные стороны. К утру Кин поняла, четко и ясно, что никто ее не спасет. Никто не придет. Никто. А Итачи там, внизу, может умереть в любой момент. Сегодня Орочимару даже не соизволил подняться. Кин в тайне молилась, чтобы он сдох у себя в логове, в подвале, в алхимической лаборатории, где обычно проводил все время. Веревка, сплетенная из лоскутов, оказалась слишком коротка. Больше ничего подходящего в комнате не обнаружилось. И Кин уже была готова от отчаяния выкинуться в окно, когда… Это зелье она нашла у опекуна случайно – перепутала бутылочки, хотела взять целебный бальзам для волос, а оказалось… Тогда девушка решила, что или умрет, или останется лысой. Но оказалось, что это одно из зелий, с помощью которых Орочимару меняет внешность. Произведенный эффект так ее развеселил, что Кин отлила себе. На всякий случай. Принцесса встала. Трудно было держать голову, но возникшая откуда-то холодная решимость заставила вспомнить о том, кто она такая. Она – королевской крови. Она больше не намерена терпеть участь заключенной. Хватит. Взгляд задержался на зеркале. Из его сумрачного нутра смотрела стройная молодая девушка, за ее спиной струились черными змеями волосы. Ниспадая до самой земли, они извивались кольцами и устилали пол под ногами. Длинные, невероятно длинные. Кин прикрыла глаза, досчитала до десяти и глубоко вздохнула. Затем схватила стул и запустила им в зеркало. Сотни осколков разлетелись во все стороны. Оставалось только надеяться, что Орочимару не заинтересуется шумом. …Он ждет ее… Ждет. Только живи… Дыши… Спустя несколько часов, в серебристом отсвете снега, окровавленными пальцами Кин доплетала веревку. Волосы непривычно щекотали шею, зато голова была легка, словно сейчас оторвется от плеч и покатится сама по себе. Пряди приходилось отрезать по одной – слишком толстые и густые. Сумасшедшая работа была почти закончена, когда баррикада у двери дрогнула. Орочимару не вымолвил ни слова. Он не спрашивал, почему девушка не пускает его – прямо-таки змеиное чутье, должно быть, подсказало алхимику, что дело не чисто. Ведь он так хорошо изучил ее. Так хорошо понимал, как никто другой… Но вряд ли впредь Кин будет скучать по этой нездоровой близости. Комод ходил ходуном от ударов. Девушка бы придвинула и кровать, но просто не смогла сдвинуть ее с места. Биение сердца стремительно опережало секунды, замершие, израненные руки почти не слушались. Кин уже привязывала к спинке кровати это странное длинное нечто, сплетенное из ткани и волос. Затем быстро напялила на себя теплую одежду, сунула рукавицы с шапкой и шарфом в сумку, сумку перекинула через плечо. С ледяным ветром в окно влетел снег. Не глядя, Кин выкинула веревку. Шаг. Боги, как высоко… В руках ведь нить, всего лишь нить!.. Она не выдержит… Оглушительный взрыв за дверью. Взвизгнув, Кин перевалилась через подоконник. Тянется, тянется, тянется… Голая пустота под ногами… Тянется… Неужели плохо завязала?.. Не думать, некогда думать, спускаться… Перехватить – одной рукой, другой, ногами в стену, ветер лезет под юбки, режет, хочет свалить, пальцы не чувствуются. Перехватать. А сжата ли ладонь? Обмотать вокруг щиколотки – и рукой об камни, со всей силы, чтобы потекла теплая-теплая кровь, чтобы пошла боль: неприятно, зато есть ощущение своей плоти. Как по бритве скользить, цепляться, от ужаса все темно, звенит в ушах, не отвлекаться, вниз… Вниз… Движение заставляет поднять голову. Орочимару пытается затянуть назад. Не сможет. Скользить вниз, вниз, вместо рук – лед, кровь и боль. Рывок. Тянется, тянется… Он режет веревку!!! Скользить в полуобмороке, а нить все тоньше, тоньше… ХЛОП! Сердце обрывается, мир обрывается, невесомость, полет… Распахнутые глаза успевают увидеть светлый силуэт башни, затем земля вышибает воздух. Кин тонет, тонет, нечем дышать, холодные комья забивают нос и рот, спина и голова гудят. Не вздохнуть, все уплывает и тонет. Итачи… Итачи, ты здесь?.. Ты нашел меня, ты подарил свет и надежду. Можно ли сказать, что ты подарил свою жизнь? Я еще не получила этот подарок… …Вдох, рвутся легкие. … Теперь я найду тебя. С полукриком-полувсхлипом Кин вынырнула из сугроба. Непонятно, сколько она пролетела, но жива осталась и ничего себе не сломала. Почти ничего не соображая, девушка побрела к лесу. Было только одно намерение – убраться из этого чертового места быстрее, чем спустится Орочимару. А он ведь спустится. И догонит. Мелькали перед глазами черные стволы. От хоровода кружилась голова. Вроде бы тут когда-то была тропа, сколько шансов, что Итачи пополз именно по ней?.. Шатаясь, как пьяная, хватаясь за стволы, Кин старалась бежать, но на самом деле могла и просто плестись, но не осознавать этого. Что-то блеснуло между деревьями. Не может быть… Костер?.. Кин вовремя вспомнила о бутылочках в сумке. Целебные снадобья. Самые сильные, которые только были у гениального алхимика. Со стороны башни послышался леденящий не хуже мороза рев. Быстрее, быстрее, нашарить в сумке, вытянуть зубами пробку. Глоток. Еще глоток. И словно замерло время. По телу заструился спасительный жар. Кин прямо-таки чувствовала, как срастаются ткани и сухожилия, кровь мощным потоком заструилась по венам. Как широкий паводок весной разгоняет льды на реке… Стоп, хватит. Итачи в худшем состоянии, надо оставить как можно больше. Будто проснувшись, принцесса прояснившимся взглядом окинула лес. Ветер был гораздо слабее, он донес легкий запах гари. Там!.. …В небольшой нише под скалой рядом с догорающем костром на куче какого-то тряпья лежал бледный, как снег вокруг, Итачи. Рядом фыркал его конь. Пламя отражалось в умных глазах животного, и казалось, что оно смотрит с немой угрозой. Не обращая внимания, принцесса бросилась к раненному, с трудом разжала сведенные судорогой челюсти и влила ему один за другим все зелья. – Что ты сделала с волосами? – вот первое, что она услышала. Схватив его руку, Кин прижала ладонь к щеке, плача и смеясь. – Это все, что ты можешь мне сказать? От взгляда его черных глаз стало во стократ теплее, чем от зелий или огня. – Нет, – тихо отозвался Итачи. – Но для разговоров еще будет время. – Как ты выжил? Как добрался сюда? Как?.. – она не смогла закончить фразу. Молодой человек усмехнулся. – Мой конь – невероятно умная скотина. – Послышалось фырканье. – Он притащил меня на место нашего временного лагеря. Я… не помню, как развел огонь, но кажется, это животное еще умудрялось подкидывать туда ветки. Кин с недоверием покосилась на коня. Как ей показалось, морда светилась довольством. Итачи сел, размял руки. – Чем ты меня напоила? Я словно заново родился… Девушка не успела ответить. Конь заржал и взбрыкнул. Пламя костра само по себе вспыхнуло ярче и посинело. От лесных теней отделился силуэт. Кин ахнула. Итачи схватился за меч. – Я чуть не убил тебя родная. Хриплый шепот Орочимару бил по нервам. Вид у алхимика был жуткий – поцарапанный, взлохмаченный, с безумными глазами… – Я бы себе никогда этого не простил… Убил бы себя сам. – Отпусти нас!.. Отпусти, хватит! Итачи поднялся на ноги, заслоняя собой принцессу. Движения рыцаря приобрели обычную твердость. – Нас! – Орочимару неприятно расхохотался. – Ты смотри-ка, уже нас!.. – Да. Нас, – жестко сказал Учиха. – Я не отдам ее тебе. Мужчина словно его не слышал. – Какое «нас», дура?! Он тебя знает несколько дней, а я – много лет! Нужна ты ему со тяжелым характером и тараканами в голове?! Никому ты не нужна кроме меня, он воспользуется тобой и бросит, ты больше никто, у тебя нет ни титула, ни денег, а он… Он же коноховец, он враг! – Слушай, что говоришь, псих! Коноха больше не враждует… – Ты не нужна ему! – Стал бы я рисковать жизнью, как ты думаешь?! – рыцарь повысил голос. – Я люблю ее! Орочимару словно только заметил его. Взгляд желтых глаз остановился на лице воина. – Тогда ты сдохнешь!.. – Во взгляде алхимика уже не осталось ничего здравого, когда он набросился на Итачи. – НЕТ!!! – заорала Кин. Одержимость. Орочимару повис на клинке. Итачи отпихнул обмякшее тело, и оно бесформенной грудой рухнуло к ногам. Не проронив ни слова, рыцарь помог Кин подняться на ноги. Девушка дрожала, как лист на ветру, еще не понимая, что произошло. Так же молча, Итачи помог ей взобраться на коня. И они поехали прочь. Только на рассвете, когда от мельтешения деревьев и сугробов уже мутило, Учиха заговорил. – Я не брошу тебя. Забудь слова этого сумасшедшего. Я тебя не брошу. Я искал тебя всю жизнь, как я могу тебя бросить?.. Забудь все, что было прежде. Кин только кивнула – она еще не находила сил, чтобы заговорить. Но всей душой, всем своим существом, она чувствовала, что так и будет. Ровный белый снег походил на чистый лист, на котором этим двоим суждено написать свою судьбу. Пусть не все будет идеально и гладко, но теперь они вместе, они любят друг друга, а значит, справятся со всем, что преподнесет судьба. P.S. Так оно и вышло. P.P.S. И жили они долго и счастливо. P.P.P.S. И каждый из нас может сделать свою жизнь сказкой – счастливой, бесконечной. Потому что сказки не кончаются, просто рассказчику иногда надо перекурить.