Талисман на удачу

— Капитан, капитан! Спите? Куроо со стоном убрал руку от лица. На соседнем футоне, небрежно развалившись, скалился Ямамото. — Нет. Что надо? — А у вас есть талисман? Признавайтесь! — Ямамото просто пылал энтузиазмом. — Ямамото, ты на тренировке не устал? Завтра загоняю, обещаю. Сам Куроо не чуял ни рук, ни ног. Тренировочный лагерь начался бурно: два матча против Фукуродани за один день — это слишком. — И всё же? — Нет. Я не верю в такую чепуху. — А вот это вы зря. Зря, потому что для спортсмена очень важен настрой. Я слышал, что у многих профи есть талисманы, это правда, не смотрите так! Любая мелочь может пригодиться. Капля удачи способна изменить ход игры! — вдохновлено вещал Ямамото, задрав к потолку указательный палец. У Куроо даже закралось подозрение, не научился ли придурок язвить, но Ямамото для подобного был слишком прост. Оба матча Фукуродани они сегодня слили вчистую. Бокуто верещал от счастья так, что уши глохли. — И? — Пока вы тут отдыхали, мы с ребятами сбегали в деревню неподалёку, у подножия холма. Представляете, мне в лавке бесплатно подарили кацумори, и я сразу подумал о вас! Вот! Куроо скептически уставился на небольшой амулет. На лицевой стороне вышивка складывалась в лаконичные иероглифы «Победа». — Просто не знаю, как тебя благодарить. — Да не за что, Куроо-сан! — расцвёл Ямамото. — Только обязательно носите его с собой. А то вы в последнее время какой-то рассеянный. Ну, я понимаю, экзамены, последний год и всё такое. Так что держите! А я побегу! Столовая же ещё работает, да? У меня уже желудок к хребту прилип! Куроо вздохнул с неподдельным облегчением, как только Ямамото вымелся за дверь. Хороший парень. Хороший, но слишком шумный. Амулет Ямамото чуть ли не силой впихнул ему в руки. Мягкий красный шёлк, картонная полоска внутри — может, это и сработает. В последнее время Куроо совсем выбивался из сил: клуб и учёба, учёба и клуб — и так с утра до ночи. Чтобы поступить в желаемый вуз, необходим был наивысший балл, и Куроо зубрил, зубрил, зубрил, пока в глазах темнеть не начинало. Клуб оставлять не хотелось, в душе всё переворачивалось, но это было неизбежно, и он из последних сил подтягивал первогодок и Кенму (тренер подозвал его для «разговора» ещё с месяц назад, и Куроо согласился, что Кенма — лучший вариант). В итоге за последний месяц он совершенно выдохся. Еще и тренировочный лагерь в этом году перенесли в какую-то глухомань вдали от Токио. Три часа тряски в автобусе с пяти утра бодрости не прибавили. А потом случился Бокуто. Налетел, словно ураган, заразил энтузиазмом, вот только у Куроо не было таких бездонных запасов энергии. А он ещё сдуру пообещал «прогуляться» перед отбоем. Если не придёт — Бокуто обидится. Обиженный Бокуто… Нет, лучше сразу в петлю: Куроо не переживёт жалостливых взглядов и страдальчески поджатых губ. Собрать себя с футона оказалось задачей почти непосильной. Пудовые ноги не желали шевелиться, одеяло и подушка манили своей мягкостью, обещая покой и тепло. Куроо не глядя сунул амулет в карман толстовки, прошаркал до порога и сунул ноги в кроссовки. Пальцы едва слушались, и Куроо завязывал шнурки вдвое дольше обычного, чувствуя себя криворуким пятилеткой. Дневная жара сменилась вечерней прохладой, и в голове слегка прояснилось. Бокуто уже ждал. Крутился волчком за дальним корпусом, пиная мелкую гальку от нетерпения. Настроение невольно поползло вверх, и последние метры Куроо преодолел с улыбкой на губах. Виделись уже, конечно, но разве успеешь что на виду у нескольких десятков глаз. — Заждался? Бокуто напрыгнул, сжал в сокрушительных объятиях, и тут же полез целоваться. Медленно, тягуче нежно прикусывал нижнюю губу, толкался в рот своим языком, пофыркивал в поцелуй то ли от смеха, то ли от удовольствия. Куроо стоял, закинув руки ему на плечи, ерошил ладонью торчком стоящие волосы на затылке, и в груди разжималась туго стянутая пружина. С Бокуто было хорошо. — Почему так долго?! Изнутри рвались невесомые пузырьки смеха. — Имей уважение к проигравшим. — Куроо отстранился, щелкнул Бокуто по носу, из-за чего тот смешно сморщился. — Давай отойдём. Бокуто согласно просиял, приобнял за плечи, смазано поцеловав куда-то в подбородок, и потянул в сторону, дальше от корпусов и глубже в лес. Земля еще не успела остыть, но они всё равно подстелили толстовки, устраиваясь в мощных корнях, выступающих над землей. Куроо слушал Бокуто, полузакрыв глаза и лениво улыбался, наслаждаясь нехитрой лаской — тёплая рука массажировала кожу головы, перебирала волосы, рассылая по телу волны удовольствия. Куроо совсем уплывал, изредка только одёргивал Бокуто, когда тот начинал совсем уж громко говорить — лишнее внимание им было ни к чему. Сидеть вот так, привалившись виском к жёсткому плечу, слушать задорный трёп, прерываясь только для поцелуев, Куроо был готов хоть всю ночь. Жаль, хватятся раньше. Бокуто что-то вещал об успехах первогодок, как всегда восхищался талантами Акааши, в неподражаемой манере продолжал нудеть о том, как Куроо посмел так легко ему сегодня проиграть. Голос убаюкивал, и Куроо сам не заметил, как уснул. Очнулся он ночью, от холода, с удивлением отметил, что совсем один. Но удивление было какое-то смазанное, неяркое. Ноги затекли, шею простреливало болезненными уколами от каждого движения. Ко всему прочему хотелось в туалет. Над головой застыла улыбающаяся луна. Куроо вскочил на ноги, подумал ещё, что задаст Бокуто: бросить его одного было паршивой идеей. Натянул ледяную толстовку, вдавив молнию под горло, и трусцой кинулся к белевшим вдали корпусам. Лесная тропка мягко стелилась под ногами, звёзды светили ярко, и Куроо быстро добрался назад. Фонари не горели. Он, конечно, слышал, что в провинциях экономят на электричестве, но это уже совсем свинство. Куроо мышкой пробрался в нужное здание, на цыпочках добрался до комнаты их команды, предварительно стянув кроссовки. Дощатый пол холодил ступни, отчего хотелось зябко поджать пальцы. Дверь открылась с едва слышным скрипом. Куроо, не сумев сдержать зевка, по стеночке добрался до своего футона (догадался же занять самый крайний, как знал). Быстро разделся и юркнул под одеяло. Сонные мысли лениво кружились в голове. Куроо вспоминал о Бокуто, и на лицо выползала глупая и счастливая улыбка. Стояла неестественная тишина. Куроо встрепенулся, высунулся по плечи из-под одеяла и обернулся. Справа от него, укрывшись с головой, спал Ямамото. Парень ночью храпел как паровоз, так что в привычку давно вошло пережимать ему нос на пару секунд, чтобы добиться благословенной тишины. Сейчас же было слишком тихо для спальни, набитой двумя десятками подростков. Люди не спят беззвучно: они ворочаются, чешутся, сипят, кашляют, бормочут… Волосы на затылке зашевелились от ужаса. Куроо вытянул руку, чтобы схватить и стянуть с Ямамото одеяло, проверяя: вдруг кто придушил, чтоб не храпел? Одеяло развернулось, и на футон выкатился ощерившийся в оскале череп. Куроо от страха даже закричать не смог, шарахнулся назад, путаясь ногами в ткани и прикладываясь головой о каменную стену. Полумесяц заглядывал в окно, нахально улыбаясь, и серебрил латунные от старости кости. Куроо зажмурился, ущипнул себя за руку, пытаясь проснуться, но тщетно. Только сердце бешено грохотало в груди, да на всю комнату раздавалось его свистящее, перемежающееся всхлипами дыхание. А потом послышался скрип. Словно половица дрогнула под чьим-то весом. Куроо открыл глаза и дёрнулся в сторону, заваливаясь на бок. К нему, шатаясь и вытягивая руки, щелкая полуоторвавшейся челюстью, медленно приближался мертвец. Спальня наполнилась шорохами; одеяла поползли вниз, обнажая голые кости. Всё пришло в движение, напоминая малобюджетный фильм ужасов. У Куроо двоилось в глазах, футболка мигом промокла от пота, но закричать так и не вышло. Только и оставалось таращиться на всю эту фантасмагорию, мелкими глотками втягивая воздух. Желтоватые фаланги мелькнули у самого лица, ладонь скелета сжалась, пытаясь ухватить его за волосы, и… — …Куроо! Куроо вскочил, задыхаясь. В голове звенело, дыхание с сипом вырывалось из легких, а сердце частило — мелко-мелко. — Куроо! Ну ты даёшь, совсем добудиться тебя невозможно. Эй, ты в порядке? Обеспокоенное лицо Бокуто появилось в поле зрения: широко распахнутые глаза, озабоченная морщинка между бровей, напряженно поджатые губы… Что на такое ответишь? — В норме… Просто кошмар. — Ну да, я так и подумал. Ты задремал, а потом постанывать начал, ногами дрыгать — ну точно кошак, хе-хе! Что снилось хоть? Как вновь проигрываешь мне в пух и прах? Да? Я угадал? Скажи, скажи! Куроо фыркнул. Дурацкий сон отступал, мигом выветриваясь из памяти. — Мечтай. — Ха! Мечтаю я о другом, а в реальности моя команда и так вас постоянно уделывает. — Куроо, не выдержав, с размаху вмазал насмешнику под рёбра. Бокуто заржал, хватаясь за пострадавший бок, а потом навалился сверху со спины, оплёл лианой, умостив голову на плече. — Старайся лучше, бро, и когда-нибудь ты меня одолеешь! — Например, прямо завтра. — Даже так? Оу, вызов принят! Смотри, Куроо, я запомнил твои смелые слова! Куроо, откинувшись на грудь Бокуто, чуть повернул голову и заткнул того самым действенным способом. До губ чуть не достал, чмокнул в скулу, но Бокуто хватило: замолк и перехватил инициативу. Куроо погружался в привычные касания, ощущения мягких губ, и страх, сковавший внутренности ледяным панцирем, медленно отпускал. — Долго я спал? — Нет, но нам пора возвращаться, — отстранившись, с явным сожалением протянул Бокуто. А потом резко вскочил на ноги, ухватил Куроо за ладонь и дёрнул, поднимая. — Откуда в тебе столько энергии, вот скажи? — Это всё сила юности, Куроо! А вот ты ворчишь, как старик. Переругиваясь, они добрались до корпусов и расстались. Куроо пробрался в спальню, невольно замирая душой, но ночь жила тысячей звуков. Ямамото, всё-таки разбуженный его шагами, вскинулся, пробормотав что-то сквозь зевоту, и тут же рухнул лицом обратно в подушку. Просто сон. *** Наутро Куроо встал совсем разбитый. Чувствовал он себя хуже, чем накануне. За завтраком рис в горло не лез, тошнило, свет раздражал слишком чувствительные глаза, а настроение застыло где-то между отметкой «отвратительно» и «позвольте мне умереть быстро». Кенма кидал на него настороженные и вопросительные взгляды, но Куроо только головой качал: может, простыл, вот и чувствует себя посредственно. На другом конце столовой Бокуто, как обычно, фонтанировал энтузиазмом. Его восторженные крики и восклицания долетали даже до их стола. Куроо окончательно убедился, что всё-таки заболел, когда они чуть не продули матч Карасуно. Из-за него, по большей части. Реагировать на движения противника вовремя не удавалось, в голове плавало какое-то серое молоко, а под глазницы словно кто-то раскалённые иглы втыкал. Некомата посадил его на скамейку в середине второго тайма. Куроо переводил дух, завесившись полотенцем, но даже так чувствовал направленные на себя взгляды. Приказу отправиться в лазарет, завуалированному под мягкую просьбу, он совсем не удивился. Медсестра констатировала переутомление и загнала его под капельницу. Лежа на заправленной койке и считая трещины на потолке, Куроо методично проигрывал каждую совершённую ошибку. Из лазарета его отпустили только через час, всадив болезненный укол в ягодицу, с наказом сегодня даже не приближаться к спортзалу. Куроо повздыхал для проформы, но и сам чувствовал, что толку от него немного. Он уныло доплёлся до спортзала, сообщил тренеру о полученных рекомендациях, силой заставил себя поесть и завалился на футон. Вытащил плеер, не зная, как переживёт время до ужина, но неожиданно задремал, будто в омут провалившись. Во сне Куроо брёл сквозь лес, когда навстречу ему вынырнула древняя старуха: согнутая и переломанная прожитыми годами, в истрёпанном кимоно и с бамбуковой палкой в правой руке. Под мышкой другой руки у неё был зажат глиняный горшок. От одного взгляда на неё пробирало холодной дрожью. Куроо шагнул в сторону, сходя с дорожки, но не успел. Старуха, за секунду растеряв кажущуюся неуклюжесть, засунула руку в иссечённый трещинами горшок, тут же вынула сжатый кулак и дунула белой известью Куроо в лицо. В носу засвербело, и он расчихался, задыхаясь от сладковатого запаха. Старуха смеялась за спиной, заходясь визгливыми стонами. Лицо нестерпимо чесалось, из глаз потоком лились слёзы, а Куроо всё тёр кожу, пытаясь избавиться от жжения. Лоб, щеки, подбородок жалило болью, тупые ногти скребли в бессилии, а по запястьям медленно стекала кровь, пачкая рукава толстовки. Куроо подвывал от боли и наслаждения, рыдал, сдирая кожу с лица, и не мог остановиться. Колени подломились, земля резко метнулась вверх. Куроо подорвался, в панике ощупывая лицо — всё было в порядке. Воздух выходил из лёгких неравномерными толчками, но Куроо усилием воли заставил себя успокоиться. Мышцы ныли, как после длительной тренировки, несмотря на то, что он провалялся в постели весь день. За окном медленно наплывали сумерки. Часы на телефоне показали восемь вечера. Столовая уже была закрыта, но есть ему всё равно не хотелось. Куроо раскопал в сумке полотенце и медленно поплёлся в душ. Встреченные по пути знакомые тормозили его, спрашивали, как самочувствие, приходилось выдавливать улыбку и пытаться что-то ответить. К счастью, никто из команды ему так и не повстречался. В душе Куроо залез под струю ледяной воды — прочистить голову, а потом выкрутил вентили почти до кипятка и так и застыл, подставляя плечи дробному перестуку. А когда потянулся за гелем, услышал позади себя смешок. Куроо резко обернулся, чуть не поскользнувшись на плитке. В душевой никого не было, только форточка была приоткрыта, впуская уличный воздух. Удивившись, Куроо пробормотал: — Совсем с ума схожу… Смешок повторился, и Куроо крутанулся на месте так резко, что позвонки в шее противно хрустнули. В окне он успел заметить испещрённое морщинами лицо старика; лысина его влажно отблескивала, отражая свет флуоресцентных ламп. Взгляд у старика был страшный: голодный и отсутствующий. Изо рта, словно из пасти бешеной собаки, капала слюна. Куроо отшатнулся, выронил бутылку с гелем и тут же поскользнулся, плюхаясь на задницу. Копчик обожгло болью, из глаз брызнули слёзы, и он зажмурился на какое-то мгновение. А когда проморгался, никого уже не было. Истерический смех рвался изнутри, пришлось прикусить ладонь, чтобы не захлебнуться хохотом. Куроо и подумать не мог, что однажды пополнит ряд выпускников, умудрившихся на нервной почве заработать путёвку в мягкую комнату с войлочными стенами. Несмотря на горячую воду, удушливый пар, заполнивший помещение, Куроо мёрз. Так бы и сидел на заднице, похихикивая, если б в душевые не нагрянула компания — услышав чужие голоса, Куроо поднял себя таки с пола. Ему был необходим Бокуто. Обнаружил он, правда, сначала Акааши, а уж тот указал, куда идти — Бокуто нашёлся в импровизированной комнате отдыха, а вместе с ним и большая часть Некомы. На Куроо тут же насели двойной волной, причём один Бокуто перекрывал по силе причитаний десяток человек. Куроо отговорился тем, что просто плохо себя чувствовал (переутомление, стресс), но теперь уже всё в порядке. Куроо привычно расточал улыбки, но Кенма сверлил его пристальным взглядом исподлобья, да Бокуто словно наседка носился кругами. Самое паршивое заключалось в том, что себя он убедить в нормальности происходящего так и не смог: ладно кошмары, но галлюцинации — это уже какой-то новый уровень. Думать об этом не хотелось, и он просто утащил Бокуто куда подальше. С тихим щелчком закрылась дверь подсобки, и Куроо снесло крышу. — Хей, хей! Ты в порядке?! Вместо ответа Куроо притёрся всем телом, впился в подставленные губы голодным поцелуем, запуская руки под тонкую футболку Бокуто. Тот среагировал моментально: ответил с тем же пылом, сжал руками ягодицы и толкнулся бёдрами. Куроо застонал в поцелуй, не прерываясь: воздуха отчаянно не хватало, но оторваться не было никаких сил. — Тецуро, ты словно с ума сошёл! Но мне нравится, — хитро прищурился Бокуто, поигрывая бровями. За здравомыслие в их парочке всегда отвечал Куроо, как более ответственный. Трахаться в незапертой подсобке было очень плохой идеей (отвратительной, на самом-то деле), но рефлексия могла подождать. Бокуто запрокинул голову, открывая шею, и Куроо прошёлся цепочкой поцелуев по бледной коже. Оттянул чужие шорты, провёл большим пальцем по головке, стирая смазку, а после плотно обхватил ладонью член, повёл от основания к головке, медленно, сильно сжимая пальцами, — так, как любил сам. Бокуто уткнулся в его плечо, давя стон, и вскинул бёдра. Дрочки было недостаточно, хотелось трахнуться по-настоящему, но у них не было с собой ни смазки, ни презервативов, да и играть после подобного Куроо бы не смог. Бокуто откинулся спиной на стену, чуть сполз, шире расставив ноги, и поблёскивал хитрющими, полузакрытыми глазами. А потом улыбнулся, многообещающе так (Куроо помнил: именно с таких его улыбок начинались либо самые невероятные приключения, либо самые запоминающиеся неприятности). Улыбнулся, и облизал два пальца. Провоцировал. Куроо вновь склонился в поцелуе, чувствуя, как широкие ладони оглаживают задницу, пробираются под резинку шорт, а ребро ладони скользит по расщелине. Тело пробило дрожью, когда палец осторожно толкнулся внутрь: было сухо, но мозги отказывали, и последние тормоза срывало. Спустя совсем немного времени Куроо уже непрерывно стонал в губы Бокуто, насаживаясь на трахающие его пальцы, ритмично и сильно оглаживающие простату, а левой рукой обхватил оба члена. В животе нарастал горячий шар, кровь набатом шумела в ушах, Бокуто проводил рукой по его шее, прижимаясь лбом ко лбу, и Куроо поплыл. Теплая сперма плеснула в кулак, и Бокуто кончил вслед за ним с длинным стоном. Ноги не держали, пришлось завалиться вперёд. Тело напоминало желе, и отчаянно хотелось спать. — Ты странный сегодня… — Угу. — Но мне нравится твоё безрассудство. Видимо, на тебя так влияет деревенский воздух, а, Тецуро? — Котаро, заткнись. — Как прикажете, мой господин! Штанишки вам подтянуть? А до спальни проводить? Бокуто-сан настолько офигенный, что после него невозможно устоять на ногах! Куроо зафыркал, отбиваясь от потянувшихся к его шортам рук, а после они вдвоем побежали в душевую. Горячую воду уже отключили, полотенец у них, естественно, не было, так что пришлось вытираться обычными бумажными салфетками для рук, стянутыми из туалета. После того, как с гиканьем и воплями удалось отмыться ледяной водой и застирать испорченную одежду. Бокуто полез целоваться у самых спален, и они едва не попались. Чья-то тень мелькнула в конце коридора, растащив их по разным углам вспугнутыми птенцами. В спальне народ играл в «Мафию». Самым беспристрастным из них всегда оказывались Нобуюки или Кенма, Лев так волновался или радовался, что прочитать его не составляло труда, а самого Куроо чаще всего полагали мафией и убивали. Хотя реально карточка мафии ему доставалась где-то один раз из пяти, приходилось просто в стороне досматривать за игрой и зубоскалить над паникёрами. Спал этой ночью он без снов. *** Следующие несколько дней он так выматывался (сначала матчи под присмотром тренеров, потом обязательная дополнительная игра с Фукуродани или тренировка тет-а-тет с Бокуто, очередная прогулка перед сном), что до спальни едва доходил, и выключался еще в полёте. Пятый день в лагере начался с головной боли и ушибленного об косяк большого пальца ноги. К счастью, их наконец-то оставили в покое (по большей части) и мучили только до обеда, а потом объявили свободное время. Вспомнилось, что ребята из Карасуно говорили, что при деревне есть горячие источники. Получатель: Бокуто Пойдём в деревню? Там есть онсэн. Ответ пришёл моментально, словно Котаро мобильник из рук не выпускал. Отправитель: Бокуто ОНСЭН? ОТЛИЧНАЯ ИДЕЯ подожди на нашем месте, скоро буду (((o(*ﾟ▽ﾟ*)o))) Куроо устроился у знакомого дерева, откинулся на шершавую теплую кору спиной и с любопытством уставился в небо: ветер гнал пушистые облака, и они, причудливо меняя свои формы, превращаясь то в гиппопотамов, то в фламинго, убегали на восток. Куроо сидел, глядя в небо и лениво размышляя о будущем: лагерь закончится через два дня, и тогда уже не получится проводить так много времени вдвоём. Переписываться сообщениями в Line совсем не то. Они с Бокуто, конечно, собирались подавать документы в один универ, но это ещё не скоро будет. Мысли текли в голове лениво и вяло, разморенные солнцем и свежим воздухом. А потом в лапы ударила земля, в мягкие подушечки впились мелкие иголки, веточки, камушки, и он сорвался с места. Лес ожил тысячей звуков и запахов: вон там шебуршится грызун, в листве неподалёку притирается, готовясь к прыжку, змея, над головой чирикают надоедливые птицы. Он летел, не чуя под собой ног. Вперёд гнал голод, азарт охоты, и больше всего хотелось сжать острые зубы на чьей-нибудь шее, одним резким движением сворачивая жертве голову. Или можно было сначала поиграть: перебить несчастной крылья, повалять лапами туда-сюда ещё живую тушку, а уж после приступить к трапезе. Куроо пришёл в себя, помотал тяжёлой головой, упираясь окровавленными пальцами в разрытую когтями землю. Во рту стоял металлический привкус крови, в животе скопилась тяжесть — подташнивало. В горле ком застрял. Куроо закашлялся и выплюнул в подставленную ладонь несколько маленьких белых перышёк. Резко затошнило, и его вырвало желчью. Руки дрожали, и Куроо огляделся. Небольшая поляна была буквально взрыта: следы когтей на земле, на стволах растущих неподалёку елей и пихт. И перья повсюду. И кровь. В трёх шагах от него лежала выпотрошенная сова с перебитыми крыльями. Внутренности валялись вокруг, растащенные в художественном беспорядке. Мертвые глаза птицы пусто глядели в синее небо. Куроо моргнул, хватаясь одной рукой за живот, а второй закрывая рот. Желудок крутило, кисловатый привкус рвоты перебивал кровавую медь, и его повело в сторону: пространство содрогнулось, словно две картинки наложились друг на друга, резонируя контурами, и в голове противно зазвенело. На земле, раскинув руки в стороны, лежал Бокуто. Частокол рёбер, выеденное сердце, надкушенная печень, кровь повсюду. Жутко воняли потроха. — Куроо! Куроо дёрнулся, приходя в себя, и не сразу сообразил, где находится и кто его зовёт. По дорожке к нему медленно приближался Кенма. — Я встретил Бокуто-сана, и тот просил передать, что задержится и чтобы ты шёл без него. — Кенма засунул руки в карманы штанов, перекатился с пятки на носок. — Его тренер поймал. А куда вы собирались-то? В голове шумело, Куроо совсем запутался: сон был настолько реальным, что сложно было быстро переключиться. — В онсэн. — Голос вышел хриплый, каркающий, а в горле до сих пор першило, и Куроо откашлялся, повторяя: — В онсэн. Хочешь со мной? Кенма склонил голову к правому плечу, моргнул, вновь перекатился с пятки на носок, а потом уверенно сказал: — Да. До деревни спускались в молчании, но, вопреки обыкновению, его это не волновало. Куроо невидяще смотрел под ноги, и всё потирал ладони, выкручивал пальцы: никаких следов, но тонкая плёнка подсохшей крови всё мерещилась, стоило чуть задуматься или скосить глаза. Кенма шёл на полшага позади и молчал. Онсэн оказался открытым. Куроо заплатил старику-хозяину, получил полотенце и юката без рисунка, и они отправились в раздевалку. Над источником поднимался пар. Куроо прошлёпал босыми ступнями по скользким камням, скинул полотенце и осторожно погрузился. Горячая вода ласково укутала тело, расслабляя перетруженные мышцы. Он со стоном откинул голову на каменный бортик и прикрыл глаза, раскидывая руки и чувствуя, как согреваются напряженные мышцы. — Как хорошо… Кенма согласно промычал откуда-то справа. — Куроо, а вы с Бокуто-саном встречаетесь? Вопрос заставил настороженно замереть, но Куроо глаза открывать не собирался. Было слишком лень. — С чего ты взял? — Вы постоянно убегаете вместе куда-то после ужина. И Бокуто-сан загорается, как только видит тебя. — Бокуто всегда напоминает стоваттную лампочку. — Больше, чем обычно. Куроо приоткрыл глаза, скосив взгляд в сторону Кенмы. Воздух дрожал, и на секунду ему показалось, что рядом с ним сидит какая-то высокая, нескладная полупрозрачная фигура. Куроо моргнул, и всё пропало. Кенма всегда был слишком наблюдательным. — Только никому не говори, пожалуйста. — Думаю, Акааши-сан и так знает. И у нас некоторые догадываются. — Одно дело догадки, и совсем другое — получить вербальное подтверждение. — Куроо помолчал, собираясь с мыслями. — Прости, что не сказал. Это… не потому, что я тебе не доверяю, просто… Просто мне нужно было разобраться в самом себе. Понимаешь? Их странные отношения начались ещё год назад с неловкого поцелуя, дрочки под влиянием момента и всепоглощающего чувства смущения после. Они даже совсем перестали общаться на какое-то время, а после очередного товарищеского матча их вновь бросило к друг другу. Куроо забил, решив, что пока его устраивает происходящее между ними, то всё нормально. Бокуто разговор по душам тоже начинать не пытался. А на Новый год Бокуто позвал его к себе на несколько дней, Куроо согласился, и тогда многое изменилось. Ему нравилось. Но выносить их связь на всеобщее обозрение Куроо не собирался. Догадывался, что они всё равно палятся, но с этим уже ничего поделать не мог. В траве стрекотали кузнечики, разгорячённое лицо овевал прохладный ветерок, и Куроо совсем расслабился, чувствуя, как уходит скопившееся за последнее время напряжение. Он ощутил какое-то мимолетное касание, но не придал этому значения. А потом на лодыжке сомкнулись ледяные пальцы, утаскивая на дно, Куроо только вскрикнуть успел. А вот воздуха глотнуть — уже нет. Вода вокруг была чернильно-зелёной, холодной и сплошь пронизанной нитями тины. Свет был где-то невообразимо далеко наверху, а его тянуло всё ниже и ниже, на самое дно. Лодыжку сжимала стальная хватка, Куроо задёргался, пытаясь второй ногой ударить удерживающую его тварь. Промазал. А потом еще несколько десятков рук схватили его, выкручивая запястья, оттягивая голову за волосы, и в горло хлынула вода. Куроо тонул, в глазах темнело, сознание меркло и корчилось от ужаса. По животу прошлись острыми коготками, вспарывая кожу — боль обожгла, но оказалась недостаточно сильной, чтобы вырвать его из бездны беспамятства. Куроо сглотнул, чувствуя, как в желудок заливается гнилая вода… …И тут же закашлялся оттого, что кто-то лупил его по спине, не жалея сил. — Тецуро?! Тецуро, ты в порядке?! Куроо сидел в объятиях перепуганного Бокуто, упирался лбом ему в плечо, дышал (вдох, выдох, ничего не мешает) и трясся. Хватило только на то, чтобы согласно покивать головой, обтираясь лбом и чёлкой о промокшую футболку на плече. — На минуту нельзя одного оставить! Ты почему меня не дождался? Меня всего на полчаса тренер задержал. Ты же чуть не утоп, заснув в воде! Не пугай меня так больше! Куроо и сам был перепуган не меньше. — Кенма… Кенма сказал, что встретил тебя и что ты не можешь прийти сразу. Вот мы и пошли. Куроо медленно согревался, дрожь стихала, а ей на смену уже подкрадывалась сонливость. Бокуто вдруг отстранился, взглянул на него без тени улыбки и приложил широкую ладонь ко лбу. — Не горячий… — Я же чуть не утонул, а не перегрелся, — с раздражением дёрнул плечом Куроо. — Тецуро, ты здесь один. Совсем. Понимаешь? Куроо огляделся. И действительно: в онсэне больше никого не было, полотенце и шлёпанцы у бортика тоже лежали одни. Куроо не выдержал и захохотал. Смех рвался из горла, грудь сжимало рыданиями, пока Бокуто молча обнимал его и гладил по голове. Истерика быстро отступила, и Куроо завозился, пряча глаза. — Мы сейчас пойдем обратно. И поговорим, хорошо? Куроо кивнул. — Кстати, где ты себе синяков успел наставить? Вон, смотри. Он проследил за взглядом Бокуто: на ноге, словно браслет, темнели фиолетовые круги. *** Бокуто созвал настоящий военный совет. Присутствовали самые приближённые, зато и самые надёжные. Куроо заставили рассказать всё с самого начала. Чувствуя себя не в своей тарелке, он выложил и про сны, и про старика в окне душевой, и про Кенму, которого и вовсе не было, и про неудачное купание. Кенма и Акааши слушали внимательно, не перебивая и не насмехаясь. Это успокаивало, как и рука Бокуто, выводившая круги на спине. Когда он закончил, то почувствовал, что совсем выдохся. Глаза слипались, и Куроо не стал сопротивляться: положил голову сидящему рядом Бокуто на плечо и провалился в дрёму. — И вы этому верите? — Куроо не сумасшедший! — Похоже на проклятие… — Ему просто выспаться надо. — Он в последнее время и так постоянно спит, ребята давно заметили… — И всё равно выглядит при этом как оживший мертвец… — Надо сказать медсестре и взрослым… — Синяки он себе тоже сам поставил, что ли?! А еще царапины на животе… Голоса вокруг сливались в неразборчивый, но успокаивающий шум. Куроо спал, но в то же время всё-таки фиксировал происходящее вокруг. Потом его потрясли за плечо, приводя в себя. — Куроо-сан, мы идём гулять. — Что? Зачем? — Чтобы убедиться, что тебя не преследуют злые духи! — Чтобы вы как следует утомились и спали сегодня без задних ног, — веско припечатал Акааши. Куроо сомневался, что это поможет, но спорить не стал. Деревенька была махонькой, и «гулять» там было откровенно негде: четыре десятка домов, поросшая травой спортивная площадка, несколько магазинов, храм. В храм зайти предложил всё тот же Акааши. В храме перед алтарём они все дружно хлопнули в ладоши, прежде чем вознести молитву. Куроо не знал, что просили остальные, но сам он хотел одного: чтобы всё это поскорее закончилось. Остаток дня ребята не отходили от него ни на шаг, а вечером Кенма поменялся местами с Ямамото, и несколько раз за ночь будил его. Куроо не мог вспомнить, что ему снилось, но был уверен: ничего приятного. На следующий день они играли с Карасуно. Куроо стоял в блоке, напротив него застыл Цукки: насупленный и сосредоточенный. В какой-то момент его очки словили блик от ламп, ослепляя, и Куроо повело в прыжке: тело отказало, и деревянный настил больно ударил под лопатки. Затылку тоже досталось, перед глазами всё вспыхнуло нестерпимым светом и тут же погасло. Приходил он в себя несколько раз. Над головой удручённо переговаривались взрослые, кто-то предлагал вызвать скорую и отвезти его в Токио, медсестра светила фонариком в лицо, оттягивая веки. Куроо уезжать не хотел, но возразить не было сил. Так и уснул. По тёмной воде озера расходились круги. Словно кто-то бил ладонью в центр, пуская резонанс. Квакали лягушки, шумел камыш. Вокруг Куроо смыкался сонм** теней: возбужденно галдящих, пересмеивающихся, тянущих к нему свои руки. «попался, попался, попался, ПОПАЛСЯ, ПОПАЛСЯ» Нарастая, шёпот оглушал. Хотелось спрятаться, сжаться в комок и забраться под одеяло, куда нет хода монстрам из снов. Пятки лизнула ледяная вода, Куроо оступился. Вокруг всё выло и кричало, из озера взметнулись волосы-щупальца, обвили шею, плечи, грудь, сжались и потащили на глубину. Опять. Рот открывался в беззвучном крике, но голоса не было. Кажется, Куроо плакал. А потом всё в один миг исчезло, и он завис посреди чёрного ничто. Ничего не происходило, вокруг стояла мёртвая тишина, и Куроо просто закрыл глаза, расписавшись в поражении. Разбудил его наглый солнечный луч, бивший прямо в сомкнутые веки. Куроо потянулся, приподнялся на кровати и уселся в изголовье постели. — Куроо-сан, ну и напугали же вы всех вчера! — К нему спешила медсестра, держа в руках поднос с какими-то склянками. И шприцом. Снова уколы, вот же. — Как вы себя чувствуете? Куроо с удивлением прислушался к себе. — Отлично. — В следующий раз, молодой человек, не надо доводить себя до крайней степени истощения! Спортсмены все такие безголовые, думать начинают, только оказавшись на больничной койке. Вы таким поведением вредите в первую очередь самому себе, понимаете? — Куроо послушно кивал. — Голова не кружится? Не тошнит? Нигде ничего не болит? Болела только голова. Куроо уже пощупал: на затылке, похоже, выросла внушительная шишка. — Вы в порядке, но как вернётесь домой, всё же следует пройти полное обследование. И не загоняйте себя так больше! К спортзалу приближаться я вам категорически запрещаю, бегать и беситься тоже не вздумайте. Покой, обильное питание и прогулки. А теперь перевернитесь-ка. Куроо оказался героем дня. Все неравнодушные (то есть вообще все встреченные, а особенно видевшие его вчерашний полёт) норовили пошутить про впечатлительную натуру и эффектный откос от тренировок. Куроо скалился в ответ, предлагая провести для всех желающих мастер-класс. В столовой он взял поднос, подошёл ненадолго к команде, выслушал град шпилек и обеспокоенных вопросов, а потом подсёл к ожидающей его тройке. — Выглядите лучше, Куроо-сан. Кенма мягко улыбался, сияя глазами из-под чёлки, а Бокуто, как всегда, накинулся с объятиями. — У меня вчера буквально сердце в пятки ушло! Ты так упал, все подумали, что голову разбил. Ух, как все бегали и кричали, ты бы видел. И Карасуно эти от страху посерели все! — захохотал Бокуто. — Это не было планируемой тактикой устрашения, но я возьму на вооружение. — Тебе лучше сегодня, Куроо? Что-нибудь снилось? — Спал как убитый. И чувствую себя великолепно. Готов горы сворачивать. — О вашем отстранении от тренировок уже всем сообщили. И тренера лично пообещали устроить ад тем, кто попробует вас нагружать, — многозначительно произнёс Акааши, глядя на Бокуто. Тот огорченно поник головой. Куроо, улыбаясь в тарелку, нашарил его ладонь под столом и сжал крепко-крепко. — Мы вчера порылись в ваших вещах. Простите за это, Куроо-сан. Но Бокуто-сан предположил, что мы можем найти что-нибудь, что натолкнёт нас на мысль о вашем состоянии. «На какую-нибудь проклятую вещь», — шепнул на ухо Бокуто. — Ничего мы, естественно, не нашли. Только Бокуто-сан ваш амулет испортил. — Амулет? Какой амулет? — Ваш кацумори с иероглифом «победа». Он на него воду пролил, и свиток внутри промок — надпись совсем размазалась. Заставьте его купить вам новый в качестве извинения. Куроо нахмурился, с трудом припоминая, что за амулет у него мог быть. Подобным он никогда не увлекался, предпочитая полагаться только на собственные силы. — Амулет? Амулетами у нас Ямамото болеет, вечно таскается с охапкой и другим пытается всучить. — Вот только Ямамото в этот раз остался в Токио: завалил итоговый тест по химии. — Понятия не имею, как у меня оказалось что-то подобное. — Куроо махнул рукой. — Не надо мне новый, я в это всё равно не верю. Бокуто встрепенулся. — Зря! Обереги вовсе не глупость! Если бы у тебя был правильный амулет, ничего подобного бы не произошло! Куроо усмехнулся. — Ну, если ты очень хочешь выбрать для меня один… На лице Бокуто расплылась счастливая и многообещающая улыбка. — Это отвратительно, Бокуто-сан, Куроо-сан. Не могли бы вы не флиртовать у нас на глазах? Бокуто возмущенно запыхтел и начал доказывать что-то Акааши о том, что каждый свободный человек имеет право проявлять привязанность, где он хочет, как он хочет и когда. Кенма сидел напротив, спрятав улыбку за чашкой чая и приподняв бровь. Всё страшное и непонятное прошло. А впереди ждало только счастливое будущее с гиперактивным Котаро под боком, друзьями, которые ради тебя готовы поверить и в духов, и в ками, — в общем, Куроо был совершенно счастлив и определенно там, где хотел быть. Потом, правда, мелькнула мысль, что придётся выдержать головомойку от тренера и родителей, но это будет потом. А пока всё было хорошо.