Матерь богов

К тому моменту, когда Ник вернулся и Шон завел машину, Адалинда все еще всхлипывала на заднем сиденье. В последний год ей просто потрясающе не везло с поклонниками. Как только Адалинда, найдя заслуживающую доверия няню для подросшего сына, вышла на работу в свою старую фирму на неполный день, чтобы не сидеть на шее Ника совершенно и безоговорочно, вокруг нее вдруг появилась целая толпа восхищенных мужчин. Причем только везенов всех возможных мастей, желавших самого что ни на есть серьезного совместного будущего и делавших предложения с коленопреклонением, кольцом, цветами и прочей атрибутикой буквально после первого же, максимум второго свидания, не успевала Адалинда и опомниться. Но эти странности еще можно было бы пережить, списав на великолепие действительно весьма и весьма привлекательной, пусть и бывшей, Ведьмы. Однако дальше начиналось самое плохое: стоило Адалинде, не сильно жаждавшей замужества, но вполне заинтересованной в других проявлениях отношений женщины и мужчины (с Ником они решили не усугублять то, что и так сложно), позволить подвести себя к преддверию — иногда весьма отдаленному — постели и упомянуть средства предохранения, как ее романтичные и влюбленные потенциальные женихи напрочь теряли человеческий облик, превращаясь, несмотря на разнообразие видов и подвидов, в совершенно одинаковых насильников, не слышащих ничего, кроме своего «хочу». Были, правда, и различия — кто-то просто бросался сдирать с нее одежду, предупреждая, чтобы не сопротивлялась, другие уговаривали, обещая звезды с небес и меха под ноги, третьи рассказывали, что просто покончат с собой, если она не позволит желаемого, —, но на сути это не отражалось никак: любая попытка Адалинды ответить на ухаживания заканчивалась той или иной формой насилия. К счастью, оно никогда не доходило до конца, потому что Адалинда даже без ведьмовских талантов умела защитить себя, да и после первого опыта всегда была настороже — но, опять же, сути это не меняло. Тем не менее, сегодняшнее происшествие превзошло все, что случалось до этого: ее «поклонник» обошелся не только без ее согласия и всяких прелюдий, но и вообще без знакомства — его имени Адалинда не знала до сих пор. Она задержалась на работе до темноты и перед тем, как отправиться домой, решила зайти в супермаркет в квартале от стоянки, на которой оставляла машину. Подумав, что нет смысла ехать там, где дорога пешком занимает пять минут, а в руках будет лишь пакет с парой пачек овсянки и упаковкой молока, она просто пошла по плохо освещенной стороне улицы. Почти в центре Портленда. Под прицелом нескольких камер на офисных зданиях. И, конечно, не могла даже подумать, что ее резко ухватят за руку, дернув в темноту переулка, и, коротко ударив в живот, притиснут к стене, одной рукой зажимая рот, а другой задирая юбку. К счастью, Адалинда вовремя пришла в себя и сумела вспомнить те уроки, что давал ей Ник: она вывернулась из захвата и, отбросив нападавшего головой в стену, бросилась бежать. А потом, дрожа, стояла в фойе достаточно людного торгового центра на самом просматриваемом всеми камерами и освещенном всеми лампами месте, пока Ник и оказавшийся с ним рядом Шон не приехали ее забрать. Искать нападавшего по горячим следам уже не имело смысла, тот растерял не весь разум и почел за благо скрыться, а привычной полицейской и гриммовской работой можно было заняться и завтра. Важнее было попасть домой. До приезда Ника с Шоном Адалинда держалась, стиснув в кулаки трясущиеся руки и напряженно высматривая нападавшего в лицах проходящих за стеклянными дверями, однако, как только села в машину, разрыдалась. И до сих пор иногда всхлипывала, вытирая платком глаза. — Господи, да что со мной не так?! — потерянно пробормотала она, кажется, не очень понимая, что говорит вслух. — Что со мной произошло? Почему? Такого же не было — почему сейчас?! А потом вскрикнула, когда машина вильнула на дороге из-за того, что Шон на секунду выпустил руль. — Ты чего? — встревожился Ник, но Шон махнул ему рукой и очень ровным голосом спросил: — Скажи, Адалинда, ты знаешь, что такое Magna mater deum? Та, даже перестав всхлипывать, удивленно пожала плечами в зеркало заднего вида: — Бабкины сказки. Байки для детишек. В лучшем случае мифы. Матерь богов, рожающая только сильных сыновей любому отцу. Их потомки основывали династии и вели за собой целые народы. За таких жен и наложниц платили несметными богатствами, из-за них начинали войны, о таких мечтали все правители. Чудо-инкубатор, в общем, считай, магический предмет. Обычная сказочная дребедень. На последних словах машина съехала на обочину, остановилась, и Шон достал телефон. — Не факт… — задумчиво-сосредоточенно протянул он и набрал номер. — Мама? Не занята? Привет. Адалинда поморщилась. С тех пор, как Элизабет забрала Диану к себе, твердо заявив, что девочке нужно учиться, а мать-невезен и вечно занятой отец ничего не могут ей предложить, отношения между ними окончательно испортились. Элизабет, конечно, позволяла Адалинде приезжать к дочери и сама иногда гостила с внучкой у сына, однако после всего Адалинде не хотелось отпускать Диану от себя даже на час, что уж говорить про недели, — вот только возражать Элизабет она не могла. — И я. …Расскажи про Magna mater deum, — тем временем попросил Шон в трубку и некоторое время напряженно слушал, хмурясь все больше. — А условия? …А последовательность? …Да, поэтому. Ты все правильно поняла. …Сейчас. И перевел вызов на громкую связь. — Здравствуйте, Элизабет, — сразу же произнес Ник, и Адалинда поморщилась снова: вот уж кого мать Шона любила почти безоговорочно. — Добрый вечер, Элизабет, — через силу пробормотала она сама. Но та, кажется, не была настроена на долгие светские реверансы. — Скажи мне, — раздалось сосредоточенное, — в какой день ты выпила зелье, чтобы запереть ведьмовские силы? Опешив, Адалинда попробовала вспомнить. — Март… Кажется, самое начало… Ник уверенно кивнул: — Седьмое. Я знаю точно. — В настоях, которые ты пила, когда носила Диану, была вербена? — Да, — ответила Адалинда, недоумевая. — А полынь? — Немного. В салоне повисла тишина. — Мама? — напомнил, наконец, о себе Шон, и в трубке раздался странный смех: — Это потрясающе. Просто потрясающе. Вот же карга! И получилось же! Потрясающе. — Объясни нам, — попросил Шон, и Элизабет на том конце снова рассмеялась с отчетливо различимым ошеломленным восхищением. — Господи, девочка, если бы в тебе было хоть на гран больше ума или хотя бы здравого смысла, я, не раздумывая, забрала бы тебя и взяла ученицей! Это не просто везение — да колесо фортуны вращается в такт твоим желаниям. Вот только твоя глупость так все уравновешивает, что в итоге у тебя остается ноль, если не минус. А потому пусть ты достанешься кому-то другому! Элизабет опять рассмеялась, а потом продолжила — и в ее голосе зазвучала сталь. — Ты, думаю, уже поняла, но я повторю. Умудрившись последовательно выполнить все необходимые требования, ты приняла на себя Длань Magna mater deum. Тебе, конечно, помогли — однако и везение у тебя феноменальное, иначе бы не вышло. — Но… — попробовала возразить Адалинда, однако Элизабет резко одернула ее: — Помолчи, — и продолжила. — Я знаю, что Попеску давно носилась с этой идеей: сделать себе Матерь богов и придать новых сил своим загибающимся цыганам и себе заодно. И когда Пеш — вот уж от кого такой глупости не ждала! — привела к ней беременную потерявшую силы Ведьму, та сразу поняла, что такими шансами не разбрасываются. Ей не нужен был королевский ребенок, она хотела подходящую заготовку. Тебе, девочка, вернули силы, а заодно хорошенечко подготовили к дальнейшему, чего ты, молоденькая дурочка-недоучка, не заметила. Для завершения нужна была еще одна беременность, но это не стало бы проблемой: те травки и настои, что ты принимала от своей «помощницы», сделали твое тело идеально готовым к зачатию. Поверь, вместо Гримма это мог быть кто угодно другой — ты все равно зачала бы с первого раза, и никакие средства не смогли бы это предотвратить. Попеску, думаю, надеялась подложить тебя под кого-то из своих, а потом закончить —, но не рассчитала масштабов игры, а когда поняла, предпочла отойти в сторону. Заслуживает уважения, кстати, и немалого: склоки Семей и Сопротивления — не ее уровень, а жадность погубила многих, но она ее преодолела. И с этого момента начинается твое, детка, личное везение. Ты сама, по собственному решению, будучи снова беременной, умудрилась выполнить еще одно условие ритуала: пожертвовать свои возвращенные силы. Ты думаешь, что заперла их, но нет, ты их пожертвовала, добровольно. И твоя жертва была принята. И, собственно, всё, ритуал завершился. — Мама! — укоряюще протянул Шон в ответ на театральную паузу, и Элизабет в трубке рассмеялась: — Хорошо, хорошо, дальше! Теперь ты обречена зачинать детей, если любое живое семя окажется в твоем лоне, и рожать только сильных прекрасных сыновей, не теряя сил родами, а лишь обретая их. Magna mater deum, девочка. И я догадываюсь, почему вы спрашиваете об этом сейчас. Такие вещи не утаишь. Слухи, предчувствия, запахи. Многие везены просто чуют тебя, даже не понимая, что их так влечет. А влечение почти непреодолимо, особенно для слабых. Что же до слухов — не удивлюсь, если их распускает сама Стефания, с нее станется так отомстить. Даже до меня они доходили. Но важно не это — хотя вам, мальчики, я бы посоветовала быть с ней осторожнее! На последних словах Элизабет ехидно хмыкнула, не видя, но явно предполагая кривую гримасу сына и неловкость Ника, а потом ее голос внезапно растерял все веселье и ехидство, став предельно серьезным. — Близость Матери богов сводит везенов послабее с ума, лишая самоконтроля. Не зря цари древности держали своих жен и наложниц, отмеченных Дланью Magna mater deum, взаперти, под охраной людей, желательно евнухов. Не знаю, рассказывали ли тебе такие сказки, они не совсем для детишек, но большая часть женщин, бывших Magna mater deum, умерли не своей смертью, либо убитые мужьями и повелителями, чтобы не достались врагам, либо растерзанные толпой жаждущих мужчин, и если первое тебе вряд ли грозит, то о втором стоит задуматься всерьез. И еще одно. Беременность и роды не будут для тебя трудны, но любая попытка аборта убьет сразу и безоговорочно, помни об этом. Больше сейчас я сказать не могу, нужно думать и искать, это сложные и тайные знания. Снова повисла тишина. Адалинда скорчилась на заднем сиденье, зажав руками рот и, кажется, даже не дыша. Ник смотрел на нее, обернувшись, с какой-то болезненной смесью потрясения и неосознанной снисходительной жалости. А Шон смотрел на Ника — внимательно, ревниво. Но это было лучше, чем тот взгляд, который он мельком бросил на Адалинду. — Мы с Дианой приедем в пятницу, — вдруг сказала Элизабет, заставив всех вздрогнуть. — Я постараюсь найти до этого что-нибудь еще. Пока. В трубке пошли короткие гудки, Шон отключил телефон, убрал его, завел машину и снова вырулил на дорогу. Ник отвернулся, проверил свои сообщения, потом молча уставился в окно. А Адалинда, закрыв глаза и спрятав лицо в ладонях, заставила себя размеренно дышать, изо всех сил пытаясь не рухнуть в панику от жуткого ощущения, что в последних словах Элизабет прозвучало то же, что отразилось в коротком взгляде ее сына: холодный оценивающий расчет.