***
Рома любил гонять мяч, но понимал, что великим футболистом ему не стать, поэтому часто, вместо того, чтобы носиться по полю, он превращался в серьезного десятиклассника и старательно делал домашнее по алгебре, зная, что пойдет на экономиста или маркетолога. — Скучно, — вздохнула Маша. Рома покосился на свою девушку и тоже тайком вздохнул. Встречаться ради подросткового секса он собирался продолжать и дальше, но любви отчего-то не ощущал. Это было странно, потому что Маша была красивой. А что нужно было подростку, кроме веселой и симпатичной девчонки рядом? — Тоже бы позанималась, — посоветовал Рома. Маша выразительно приподняла идеальные брови, и Рома понял, что в глазах своей девушки — как гордо и по-взрослому это звучало! — на миг превратился из боксера и отпетого футболиста в прыщавого ботаника. — Я уже все сделала, — ответила Маша. Сделать домашнюю работу или вникнуть и все понять — это были разные вещи. Рома предпочитал второй вариант. Он собирался быть успешней большинства одноклассников и уверенно шел к цели. Если для того, чтобы не перебиваться в будущем с копейки на копейку, следовало через раз отказываться от тусовок и сидеть за книгами — что ж, Рома считал, что это была небольшая плата. В этом они с Машей различались как небо и земля. Не только в этом, конечно, но конкретно данный пункт вызывал в Роме клокочущее раздражение, и ему больших трудов стоило не послать девчонку… домой, например. Но, посмотрев на ровные ножки, выглядывающие из-под короткого платья, Рома сдувался, трогал эти ноги рукой и ловил игривый взгляд из-под темных ресниц. А любви все равно не ощущал.***
Девчонка, которая жила в их доме вот уже неделю, любила сидеть у качелей и читать Стругацких. У Ромы задергался глаз, когда он увидел фамилию авторов книги, диссонирующую с возрастом девчонки, которой предположительно было тринадцать. Ветер постоянно поддувал под страницы, и девчонка усердно и рассержено прижимала их пальцем. Из хвостика то ли русых, то ли каких-то ореховых волос выбилась прядка и раздражала девчонку больше страничек. — У тебя ручку сдуло, — сказал Рома. Девчонка подняла на него глаза, скрытые очками, обернулась, воскликнула и ринулась отвоевывать ручку у травы, где та запуталась и не смогла улететь дальше. На траву девчонка почему-то ругалась, хотя, по идее, нужно было ее благодарить. — Спасибо. — Девчонка подняла ручку и неуверенно улыбнулась Роме. — А я ваша соседка — Алиса Некрасова. Почему Рома не шел домой, он не мог ответить даже себе. Делать там было особо нечего, а девчонка со своими Стругацкими притягивала хотя бы тем, что Рома сам любил их книги. — Тебе сколько? — спросил Рома, подходя ближе. — Пятнадцать, — ответила Алиса и пододвинулась, словно знала, что Рома сейчас сядет рядом. — А выглядишь на тринадцать, — хмыкнул Рома, оказавшийся старше смешной девчонки всего на два года. — А ты похож на целеустремленную личность с раздутым эго и полным комплектом всего того, что полагается иметь в твоем возрасте. Ты уверен в завтрашнем дне, но не уверен в самом себе, хотя настойчиво скрываешь это от посторонних. Девчонка снова улыбнулась как ни в чем не бывало, а Рома, не верящий в чертовщину, подумал, что Алиса, наверно, была ведьмой какой-нибудь. — Ты шпионка? Сталкер? — Нет, просто я очень люблю наблюдать. Ты — подопытный номер три. — И Алиса спокойно показала ему блокнотик, с которого ранее сдуло ручку, где описывался он сам и еще двое их соседей. Рома с ужасом и неверием прочитал, что он любил ловить свое отражение в окнах автомобилей, стоять в позе, демонстрирующей самцовость, когда рядом была Маша, и тревожно хмурить брови, думая о чем-то вечном, когда его никто, якобы, не видел. — Ты хочешь быть психологом? — поинтересовался Рома. — Журналистом. Хотя в детстве мечтала стать космонавтом. — Ты же девочка. Алиса прищурилась и, проговаривая слова вслух, записала в блокнотике: «А еще он немного сексист, хотя, скорей всего, не подозревает об этом». Рома подумал, что, слава Богу, он не знал, кто это — сексист.***
Алиса была Необычностью. Это Рома понял на первый же день знакомства, а прочие дни только подтверждали неоспоримый факт. Ему уже не хотелось ни диван двигать, ни еще как-то заполнять пробелы в повседневности, потому что, поговорив с Алисой всего полчаса, можно было здорово разукрасить будни. Она была и кистями, и краской, и карандашами, и фломастерами. Ее очень впечатляли животные, и она могла, не мигая, наблюдать за поведением носорога на кабельном. Ей нравились невкусные оладьи, которые пекла мать Ромы, а она нравилась матери Ромы, потому что совершенно искренне съедала всю свою порцию, макая оладьи в варенье. У нее были розовые кеды, и на левом из них постоянно развязывался шнурок, и Рома не раз и не два завязывал его. Алиса любила звезды и могла часами трещать о них. Роме казалось, что ей стоило вести свою передачу на радио. Рома звезды не любил. Он любил смотреть на пинающих мячик мужиков, а не ввысь. Алиса терпеть футбол не могла, но Роме это нравилось. Странно это было: Машин сморщенный носик его бесил, а такой же, но принадлежащий Алисе, только умилял. Она была младше, она была девчонкой, но Рома за шесть месяцев общения то в подъезде, спускаясь вместе вниз, то по дороге в разные школы, то во дворе успел привыкнуть к Алисе. Она стала кем-то вроде друга. С ней можно было обсудить «Звездные войны» или «Стартрек», которые не любила Маша; она читала Вербера и Лукьяненко, которых не любила Маша; она была не против тихо посидеть рядом, строча что-то свое в блокноте, пока Рома спокойно делал уроки. Рома не был влюблен, вовсе нет. Но Алиса ему нравилась, потому что с ней было хорошо. Спать с малолеткой он точно не собирался. Спать он собирался с Машей, а потом с кем-нибудь другим, столь же соблазнительным, когда поступит в институт. — Я что-то не замечала эту мелкую в кругу твоих друзей раньше, — ревниво проговорила Маша, когда увидела повернувшую в противоположную Роминой сторону на перекрестке Алису. — Это просто соседка. — Обсуждать Алису с Машей Рома не хотел. — Ага… Чудо очкастое, — засмеялась Маша. Отчего-то Роме очень захотелось оттянуть голову Маши за хвост и сдержанно объяснить, что обзывать чужих знакомых было дурным тоном. Но Рома промолчал, а вечером поставил Машу в коленно-локтевую, специально сделав так, чтобы той было неудобно. Маша грубый секс не любила, а Рома не любил Машу, поэтому все были в расчете.***
— Вот почему, почему эта чертова скорость света — максимум? — Не знаю. — Рома выставил на стол любимое овсяное печенье Алисы, а та сняла очки и близоруко уставилась в пространство. — А я знаю. Для бесконечной скорости требуется бесконечная энергия, которая зависит от столь же бесконечной массы, но обидно-то как! Если бы не постоянные ограничения, мы бы уже облетели всю нашу Галактику, исследовали каждую планету. — А что, Галактика и Вселенная — это разные вещи? — спросил Рома. Алиса посмотрела на него так, что тот понял — он только что сравнялся в интеллекте с неандертальцем в шкуре и с дубиной. — Я сделаю вид, что не слышала. Без очков Алиса не становилась вдруг прекрасна, но Роме нравились ее глаза. О них хотелось писать стихи, и Рома обязательно написал бы, если бы умел. У нее были мягкие волосы — он трогал, пухлые и совершенно очаровательные щечки, хотя сама она была стройной. Если бы такие же щечки были у Маши, она, скорей всего, застрелилась бы из водяного пистолета. Рома не был влюблен, вовсе нет. Но Алиса ему нравилась, потому что с ней было хорошо. Она была милой, умела варить вкусный кофе, пекла блинчики и угощала его, дулась, когда он курил на балконе, с безумными глазами и бесконечной любовью садилась за телескоп. Рома думал, что, если бы межпланетные перелеты были распространены и введены в обиход, первой в космопорте появилась бы Алиса — почти Селезнева — Некрасова. Наверно, Рома даже полетал бы вместе с ней.***
Алиса купила новое платье нежно-персикового цвета и первым делом похвасталась Роме, изобразила модельную походку и ярко улыбнулась. — Нормально, да, — согласился Рома, который ничего не понимал в женских нарядах, но платье, вроде, было милым. Одно смущало — ему не нравился вырез. Алиса с ним казалась чуть старше, а Рома предпочитал продолжать видеть ее девчонкой со смешными очками. То, что Алиса была всего капельку младше, он старался игнорировать. — Нормально? Ну спасибо, — обиделась Алиса. — А что ты хочешь услышать? — Тебе нравится? — Я не собираюсь в нем ходить. — А я и не предлагаю. Я спрашиваю: тебе нравится? — Да. — Рома кивнул и добавил: — Но вырез все портит. Ты еще мала для такой одежды. — Мне почти шестнадцать. Я девушка. Я хочу быть красивой. — Алиса уперла руки в бока. — Моя девушка — девушка, — не согласился Рома, — а ты еще мелочь пузатая. Алису это необычайно задело, и Рома не помнил, чтобы видел это платье на Алисе позже.***
Алисе исполнилось шестнадцать в тот же день, когда друг Ромы признался ему, что случайно переспал с Машей. Совершенно случайно, да, так бывало… Конечно, так не бывало! Рома тихонько и так же случайно разбил другу нос, а Маше ничего разбивать не стал, но шлюхой перед всеми, кто стоял в коридоре, ее назвал. Маша покраснела, но плакать не стала. Домой Рома возвращался злой и разъяренный. Машу он не любил, но предательство — это всегда обидно. Тем более, что сам он Маше не изменял, даже не любя ее. Алиса подпрыгнула к нему возле подъезда с лавочки, где ждала, и схватила за руку. — А у меня торт, твой любимый! Мы с мамой пекли. Идем скорей! — У тебя подружек, что ли, нет? — огрызнулся Рома. — Чего ты ко мне привязалась? — Не поняла. — Какую часть? — Ты сам со мной познакомился. И гулять позвал сам. Я к тебе вообще никогда не привязывалась. Я думала, что нравлюсь. Алиса была в линзах. Специально для дня рождения надела. Рома почувствовал себя первым в огороде козлом, но в груди все еще кипело, и вместо извинений вырвалось: — Нравишься? Как девушка? Вынь блокнот и проанализируй, почему тогда я с другой встречался. Ага? Алиса ядом плеваться не стала, равно как и изрыгать огонь. Она гордо задрала голову с пухлыми и совершенно очаровательными щечками и сказала: «Дурак». Слово и оскорблением-то не было, но от Алисы прозвучало хуже оголтелого мата. Потом она развернулась и ушла.***
Рома был боксером и футболистом, а потому найти себе другую девчонку ему не составило труда. У Ани были длинные ноги, хорошенькие выпуклые части, она уже не была ломающейся девственницей и носила летом шорты. Это было круто, и Роме нравилось зажимать ее в углах, но любви он не ощущал. Его это немного злило. Обычная жизнь снова стала слишком обычной. Необычности происходили тремя этажами выше, где Алиса смотрела в телескоп, расписывала в блокнотике разные теории и уверенно шла мимо, когда видела Рому. Обсуждать «Звездные войны» и «Стартрек», а также есть блинчики стало не с кем. Рома бродил по обычной квартире, учил обычные уроки, писал обычные контрольные и ловил себя на том, что поглядывал на окна Алисы — почти Селезневой — Некрасовой. Та умела обижаться, да и было на что, а потому не разговаривала с Ромой вот уже три месяца. Три месяца! Рома и не думал, что дни могли длиться так долго, когда твой хороший друг вдруг объявлял тебе бойкот. В груди что-то зудело и чесалось. Рома почесывался и думал, что с Алисой, наверно, чесотка прошла бы или вообще не началась. Та все так же любила сидеть у качелей. Книги в ее руках сменяли друг друга. Рома подойти не решался, потому что было стыдно и нелепо: стыдно перед Алисой, а нелепо — извиняться. Поэтому он гулял с Аней и, заходя с ней во двор, видел, как Алиса, если сидела там, быстро собиралась и исчезала.***
Он увидел ее в компании высокого парня где-то в мае, прямо перед экзаменами. Алиса вышагивала в юбке и на маленьком каблуке, выставляя на обозрение публике ровные ноги, несла в руках розочку, а парень держал ее за другую руку. Она была слишком похожа на девушку, а не на девчонку со смешными очками, и Рома подумал, что парень рядом с ней тоже это видел и думал соответствующие мысли. Рома не знал, существовали ли демоны и умели ли они вселяться в людей, как делали это в «Сверхъестественном», но в него явно что-то вселилось, потому что подлететь к Алисе и злобно отобрать розочку мог только невменяемый человек, которым Рома стал на целых десять минут. Алиса заплакала, когда Рома зарядил парню, замахнувшемуся на него, в солнечное сплетение, ойкнула, когда парень невзначай толкнул ее на асфальт, и заплакала опять, когда поняла, что порвала колготки и содрала коленку. Рома, увидевший коленку, зарядил парню еще раз. Зря он, что ли, на бокс ходил! Алиса порывалась укусить его за плечо, когда он поднял ее, Необычность, на руки и потащил к дому. Благо, было недалеко, потому что Алиса, хоть и была стройной, весила килограммов пятьдесят, а Рома атлетом не был. Алиса, наверно, могла бы идти сама, но колено у нее было в крови, пачкало рубашку Ромы, а он думал, что скорее сдохнет с вывалившейся грыжей, чем заставит ее хромать до дома и поливать красным светлые туфли. — Ты придурок! — непреклонно заявила Алиса, которую отпустили около подъезда, чтобы открыть дверь. — Ты, что ли, сильно адекватная? — фыркнул Рома. — И с каких пор ты носишь такие вызывающие вещи? Тебя родители не прибьют? — Юбка чуть выше колена теперь считается вызывающей? — вспыхнула Алиса и одернула юбку пониже, когда увидела, что Рома снова смотрел на ее поцарапанную ногу. — Выискался моралист. — Ты маленькая! — завопил Рома. — Маленькая! — Я через год в Институт пойду. — Алиса посмотрела на него, как на болвана. Рома это прекрасно знал. Алиса снова запричитала над колготками, раздула щеки от несправедливости, убрала за ухо прядку волос. Рома же подумал, что необычней Алисы человека еще никогда не встречал и вряд ли встретит в обозримом будущем. Рома опомнился только на какой-то минуте поцелуя, когда хлопнула дверь в подъезде. Он посмотрел на Алису, которая моргала и пыталась сообразить, что они сейчас делали. Потом до нее дошло, и в челюсть Ромы врезался кулак. Это было больно, потому что Рома умел боксировать и паре ударов обучил Алису. — Козел. И очень-очень подлый! — взвизгнула Алиса. — Возьми блокнотик и проанализируй, почему то, что ты сейчас сделал, было подлостью. А если не сможешь, то я напомню, что я — не девушка в твоем представлении. Иди тискайся со своей Таней! — Аней, — поправил Рома, поправляя челюсть. — Да мне как-то… — Алиса покрутила ладонью в воздухе и похромала домой.***
Рома блокнотик брать не стал, но крепко задумался. Он не был влюблен, вовсе нет. Но Алиса ему нравилась, потому что с ней было хорошо. А как это вообще — влюблен? Рома любил футбол, любил утро, любил какао, любил своих родителей, любил книги и учебу. Он скучал по Алисе, он любил, когда она выбирала фильм для просмотра так серьезно, словно решала межнациональный конфликт. В ней было так много всего потрясающего, что Рома пару раз хлопнул глазами, ударил себя по лбу, отопнул футбольный мяч из-под ног к окну и уселся за стол. Алиса скрестила руки на груди, когда он постучал в двери. Она была в домашнем халатике и терла одной ногой в голубом носке вторую. — Ну и чего тебе? — с деланным равнодушием спросила она. Рома чувствовал себя кусочком Необычности, и ему это нравилось. Он вынул из кармана сложенный вдвое листок, развернул его, откашлялся и прочел: — Твои глаза, они, как космос, Который сильно любишь ты. Прости за то, что я обидел. Ты — девушка моей мечты. Алиса в упор смотрела на него. Рома же думал, что более глупых стихов не слыхивал, а Пушкин, скорее всего, не только перевернулся, но еще и застрелился повторно — на этот раз сам. — Мои глаза, как космос? — переспросила Алиса. — Даже лучше. — Блины будешь? Рома серьезно соскучился по ним. Он кивнул, а Алиса посторонилась, пропуская его в квартиру Необычности. — И все-таки ты придурок, — донеслось до него из коридора. Рома улыбнулся блинам, телескопу на подоконнике прямо на кухне и бросил через плечо: — Ты, что ли, сильно адекватная?