1 мая 2016 г. в 21:51
…– Обречённая, невзгоды несущая – мы отрекаемся от тебя!
Слова гремят в пустом зале, отражаясь от стен, многократно усиливаясь, дробясь.
– Не дочь ты нам! Не родня ты нам! Разная кровь, разная суть, разная судьба!
– Пусть беды твои – будут только твоими! На твою лишь голову падут!
Мама… Папа… За что вы так?
– Убирайся прочь!
Резкий толчок и за спиной открывается межмировой портал. Последние что видят глаза – отвращение на лицах родителей и… упрямая и испуганная мордашка младшей сестры.
Льера…
Ты открываешь глаза, слепо таращась в потолок.
Давно тебе это не снилось.
Лет… триста? пятьсот?
Больше?
Больше.
А ведь уже, кажется, отболело всё. Отмерло.
Растворилось в бесконечных заботах, новых заклинаниях, противостоянии с «подданными». В репутации Великого Ужаса – ну в самом деле, такие не страдают из-за ерунды.
Так легко оказалось убедить окружающих в каменности сердца. Ещё легче – самой в это поверить.
И удерживать эту уверенность – долго, долго удерживать.
Даже когда рогатые – уверенно опознанные как сородичи – пытались громить Замок, а вместе с ним и всю твою налаженную и привычную жизнь.
Даже когда появился Кейн и ты, пусть и не сразу, признала в нём брата, которого никогда не видела и который даже не знал, что ты у него есть.
Даже когда ты впервые за очень долгое время взглянула в глаза Верилайна, практически заменившего тебе родителей.
Нет, мнимая броня на сердце сломалась позднее.
Дядюшка Фарг… тебе никогда не нравился. Не-то, чтобы у тебя прежде было против него что-то конкретное, но… мерзкий он. Был. Его смерть тебя не расстроила.
Тебя надломила помощь предков. В тот момент, когда незримые мёртвые руки бесцеремонно отталкивали тебя с пути чужого меча.
Одна мысль. Одна единственная мысль. Почти случайная, проскользнувшая по задворкам сознания – «А вдруг среди этих предков были и мои родители? А вдруг они не хотели мне зла?» – и всё. От шаткой внутренней устойчивости остались одни обломки. Тебе повезло, что Кейн такой деятельный – он просто не давал тебе ни секунды на осмысление. Он что-то нудел, куда-то тебя таскал, что-то от тебя требовал – и тебе пришлось включатся в этот бесконечный поток. Чтобы не подводить брата.
Отыгрывать роль Злыдни, принимать присяги, читать законы, заново вспоминать всё давно и прочно забытое. Отложить как можно дальше всё, что только возможно. И почти рычать от злости про себя, понимая, что никто – вообще никто – ни разу не упомянул, что детей у прежних правителей было трое.
Это уже потом, позднее, Верилайн рассказал, что старшая дочь – Кадия – погибла в раннем детстве. Потому все и молчат – считается, что такие дети, если их поминать, могут застрять по эту сторону жизни призраками. «Глупость, – добавлял он, – суеверие.»
Старый магистр – помнящий несколько поколений твоих предков – всё понимает. Он очень хорошо знал старших детей Айрис и Лоена – что тебя, что сестру. Ему даже мысли читать не надо.
Он очень хорошо помнит, как впервые увидел маленькую Кадию, и как увидел – в ней – огромный потенциал. И страшный дар карателя, появляющийся только в преддверии больших бед для страны. И как проклинал свой слишком длинный язык каждый раз, когда маленькая Кадия махом взбегала к нему в башню в слезах и с одним и тем же вопросом: почему мама и папа её не любят. И как находила утешение в Льере – слишком упрямой и самодостаточной, чтобы кого-то слушать.
Он всё понял сразу же – и смолчал. Не выдал тебя ни взглядом, ни жестом.
Почему? Кто знает. Может – потому что любит тебя. Может – потому что считает себя виноватым. Может – потому, что василискам нужна правительница. Любой из этих вариантов может быть верным и все три признаются тобой вполне достойными уважения. Так какая разница?
Старик надёжен – так же, как и Кейн. Он тоже твоя семья. Он позволил тебе жить так, как ты считаешь правильным.
И ты живёшь.
И будешь жить.
Будешь с лёгкой оторопью смотреть в зеркала – находя там всё больше и больше черт Льеры.
Всё легче и естественнее откликаться на чужое имя.
Всё меньше и меньше задумываться о том, как поступить, чтобы не выдать себя.
Всё чётче и яснее «вспоминать» сознательно забытое прошлое.
И всё глубже и глубже прятать боль, страх и вину.
Боль от предательства близких и любимых – родителей. Страх раскрыться, страх попасться, страх не справиться, и, главное, – страх принести предсказанные беды. И вину за смерть Льеры.
Нет, ты, конечно же, не убивала её.
Наоборот, когда окровавленная и едва живая сестра свалилась тебе мало не наголову – ты постаралась сделать всё и даже больше, чтобы её спасти. Но ты не целитель и никогда им не была – а позвать на помощь просто не успела. Так бывает. И твоей вины тут – немного. Только та, которую ты сама себе придумала – за глупые детские мысли.
Ведь были же? Были. И не раз, и не два ты, лёжа в темноте и тишине спальни думала – что было бы, если бы Льеры, обласканной судьбой и родителями, вдруг не стало? Если бы ты осталась единственным ребёнком?
Ты никогда не желала Льере смерти, но зависть… зависть была. И, во искупление этой зависти, ты решила – что? Прожить жизнь вместо сестры? За сестру?
Поначалу – да. Тебе ведь показалось это справедливым. Ты – была сломана и покалечена, от Льеры – вообще осталось только имя. И тебе показалось, что из вас двоих может сложиться что-то одно. Нормальное.
Ты ведь действительно старалась делать так, как сделала бы Льера.
И чем дальше – тем больше запутывалась. Тем сильнее размывала границы между собой – и тем, кого ты для себя придумала.
Впрочем, были вещи, которые не позволяли совсем забыть. Например – категорическая нелюбовь к камням и табуреткам. Вообще к любым сидениям без спинки. И дело было вовсе не в привычке или избалованности, как считал вредный братец, – дело было в том, давнем, портале. Не слишком удачное падение спиной на камни – и травма. Не слишком тяжелая, чтобы причинять серьёзные неудобства, но вполне достаточная, чтобы любая попытка посидеть без опоры для спины хотя бы десять минут – заканчивалась страшной ломотой в пояснице.
Или чешуя, не только проявляющаяся медленнее, или являющаяся менее прочной – но и вообще появившаяся значительно позже совершеннолетия. А если бы не коронация – и чешуи бы не было вообще. Отречение – такое отречение – без последствий не проходит.
А ещё – есть самообновляющееся Родовое Древо в зале Династий, куда может войти только действующий Правитель, в котором под каждым портретом члена семьи стоят даты рождения и смерти.
Когда-нибудь – обман раскроется. При твоей ли жизни? Или тогда, когда Правителем станет Кейн? Или, быть может, эта тайна дождётся твоего ребёнка.
Быть может – тебя даже поймут.
А пока… живи, королева брошенных детей.
Страшись разоблачения – и желай его.
И никогда не забывай – кто ты.
Кадия?
Льера…
Золия.