Питер, дым, Дарио.

спасибо, если: 1) вы прочтете это 2) укажете на все ошибки *** — Господи, — лицо Евстигнеева скрывается за камерой, — улыбнись нормально, не скалься. — Блять, я уже устал, — португалец старается улыбнуться, не выдавая усталость, но не выходит. И он опять вызывает у Вани недовольство. — Я тоже, но чем быстрее мы закончим, тем быстрее освободимся, — Ваня произносит это быстро, показывая свою раздраженность, а потом опять скрывается за камерой, делая несколько снимков. — Давай хотя бы покурим?       Рудбой выглядывает из-за камеры и буравит португальца недовольным взглядом. Когда Виейра предложил покурить, у Вани началась какая-то ломка, но нужно было скорее закончить все это дело. И фраза: «и хочется, и колется», как нельзя кстати подходила к этой ситуации, полностью ее описывая. Евстигнеев устал, и ему тоже безумно хочется курить, поэтому он кивает головой и вешает фотоаппарат на шею.       Ваня точно не думал, что все это затянется так надолго. И в принципе, можно было оставить все как есть, отобрать хорошие фотографии, обработать их и дело с концом. Но все они казались Рудбою слишком сырыми и ненастоящими. Потому что португалец на всех снимках скалился фотоаппарату и выглядел очень напряженно.       Выйти покурить на балкон было замечательной идеей. Никотин в легких — это самая расслабляющая вещь, которая снимает всю напряженность. Город уже давно поглотили сумерки, и небо окрасилось синим цветом, только на горизонте цвет слегка светлел и отдавал розовым. Санкт-Петербург — это город падших, он принимает тебя без остатка, таким, какой ты есть. И Ваня знаком с настоящим Петербургом, не с его ширмой, которую хотят показать все приезжие, а настоящим. Это город облеванных улиц и красивейших домов. Город поэтов, писателей и самоубийц. Днем ты можешь прогуливаться по Питеру и наслаждаться его невероятной атмосферой, культурой и свежим влажным воздухом. А ночью, случайно зайдя на Думскую, ты увидишь обкуренных подростков, пьяных ублюдков и барыг. Любой алкоголик расскажет тебе Пушкина и Есенина наизусть, а любой интеллигент поведает о том, как трахал малолетку возле храма. Питер двойственный город. Люди сходят с ума от всей этой красоты, литературности и затхлости вокруг. В центре сплошь кофейни и уютные улицы, но стоит попасть за его пределы, как тебе предоставится вид на обыкновенные спальные районы, грязь и тлен. Питер разный. И Евстигнеев без ума от него. А еще он без ума от парня, который стоит рядом с ним.       И он встрял с этим дерьмом уже давно, еще на вписке месяц назад, когда они оба зажимались как школьницы в чьей-то спальне. А потом, на следующее утро, безумные глаза Дарио и фраза: «Ничего же не было?" И Ваня лишь качнул головой в знак согласия, лучше уж так: «А что было?». Да ничего не было, просто два друга на пьяную голову устроили себе легкий петтинг.       Только вот ничего не забылось и висело мертвым грузом над головами парней, не давая нормально общаться и шутить как раньше.       И это под стать одиночеству.       Охра хочет как раньше, зависать вместе с Дарио и приходить домой только под утро. Только вот это "раньше" не вернуть, даже если и притвориться. Потому что мозг, как назло, запомнил тот вечер в мельчайших подробностях. И воспроизводил его каждый вечер, будто это воспоминание стояло на репите. — Евстигнеев, ты оглох там, — Дарио непонимающе смотрел на парня, а раньше бы он его растормошил. К слову, португалец вообще свел все прикосновения на нет после того дня, — дай зажигалку, в моей газ закончился.       И Ваня качает головой, выуживая из кармана зажигалку и давая ее парню, при этом соприкасаясь с чужими пальцами, отчего Виейра вздрагивает и роняет зажигалку.       «Блять, что за хуйня, — думает русский, — он все оставшееся время собирается меня шарахаться".       Евстигнеев долго уламывал португальца на фотосет, целую неделю, и скорее всего это был предлог, чтобы остаться наедине. А Дарио согласился лишь тогда, когда Ваня применил тяжелое оружие, попросив Мирона уломать Виейру. И этот гребаный Оксимирон.       Нужно отвлечься. И парень тушит сигарету и наводит объектив на вечерний город, фотографируя определенные моменты, а потом Дарио.       Он попадает на снимок случайно, так же как и Евстигнеев начинает фотографировать его случайно. Слишком расслабленное лицо, слишком уставший взгляд, и слишком красивые длинные пальцы, что попадают на снимок. Ване нравится сочетание его любимых вещей, и если раньше это был вечерний Петербург и дым, то теперь к этим вещам можно причислить португальца. Который слишком красив.       Ваня готов назвать себя зависимым. — Ты без объектива жить не можешь? — Виейра делает очередную затяжку и облокачивается на перила, — тут красивый вид, теперь понятно, почему ты тут ошиваешься и днем и ночью, — и он улыбается, а Ваня делает очередной снимок. — Так же, как и ты без Федорова, — и русский затыкается, он сказал это вслух. И, господи, эти серьезные блядские глаза, которые теперь смотрят в объектив. И Ваня благодарит всевышнего, что сейчас между ними пропасть, состоящая из фотоаппарата, за которым он прячет свое лицо. И не надо самому смотреть в эти глаза. А в голове пробегает шальная мысль, которую сложно игнорировать. Она безумна, но кто сказал, что Ваня нормальный?       Он откладывает свой инструмент и подходит к португальцу. Ваня выше на какие-то несколько сантиметров, но Дарио все равно приходиться задрать голову, чтобы зрительный контакт не прервался. Для него это лишь игра, которую задумал Евстигнеев, это игра в гляделки. Но когда губы Виейры накрывают чужие, которые он только недавно стер из памяти, что-то ломается внутри… в области сердца.       У Вани неестественно для мужчины мягкие губы, они даже не обветрены, как в прошлый раз. Он целует медленно и выжидающе, ждет ответа, накрывая своей рукой чужую, что лежит на перилах. Рука Евстигнеева холодная и немного подрагивает, а губы замирают в легком прикосновении.       Вот так вот целоваться с парнем ненормально, но кто сказал, что они нормальные?       И Дарио отвечает, и он даже не представляет, какие мысли пронеслись в голове бэк-мс.       Ваня целует нежно, будто перед ним стоит девушка, а не брутальный парень, который отвечает укусами, заставляя искры сыпаться из глаз. И весь этот бред: про подкашивающиеся ноги, про отсутствие мыслей, про безумие и легкий омут.       Все это, блять, правда.       А Дарио не девчонка, он хватает парня за грудки и тянет к себе ближе, чтобы стать одним целым, а русский лишь поддается. Виейра горячий, вспыльчивый и резкий. И в голове Вани появляется мысль, что Виейру можно назвать сексуальным, когда он вот так вот рычит и притягивает ближе, забравшись теплыми руками под кофту.       И Евстигнеев ломается. — Мне кажется, что ты мне нравишься.       В этот вечер, португалец молча покидает студию, при этом разбивая Ване губу и объектив.

***

      Вечерний город зализывает раны Евстигнеева, точнее, это делает какая-то девушка, к которой он подошел и предложил бесплатную фотосессию и экскурсию по студии.       А португальца город встречает холодным дождем, который не в силах остудить разгоряченную кожу. — Мне кажется, ты мне тоже.