Сначала любовь потом деньги (Английская версия)

Я ожидала чего угодно, однако, даже не опоздав, я пришла на уроки вовремя, и погода вроде бы была неплохой. Но по коже все еще бродил предательский холодок от вчерашней сцены. Сегодня я готовилась к худшему, потому что интуиция подсказывала, что после моей вчерашней храбрости, меня ждет суровая расплата. Ванстронг не был тем, кто легко прощает обиды, мне это говорили не раз. Однако сколько бы мы с ним не ругались, он никогда не переходил границы простого крика. Видимо, я успела к этому привыкнуть и засунуть свое чувство самосохранения на дальнюю полкут пылиться. Суровая расплата действительо наступила. Это произошло возле доски объявлений. Я заметила толпу еще издали и решила, что Ванстронг все-таки включил мозги и объявил всем, что наш поцелуй – это случайность, а мы никогда не испытывали друг к другу ничего кроме простого и логичного отвращения. Однако меня ждало совсем другое известие. —Вот она! Пришла! – начался крик, когда меня заметили. Значит, в одном я точно не ошиблась, объявление на доске касалось меня, но это совсем не доказывало того, что оно касалось и Леонарда Вантронга. Мне нужно было взглянуть, чтобы понять, почему я почувствовала ледяной мороз по коже от всех этих взглядов людей вокруг. Однако свободного места не было и, скорее всего, не предвидется, потому что в Винлинтоне сплетни любили даже больше, чем деньги. Хотя, скорее всего слухи все-таки уступали богатству хотя бы в том, что на них нельзя было доехать до школы и уж тем более их нельзя было на себя надеть. Я была готова развернуться и уйти, планируя заглянуть сюда позже, но, словно по заказу, народ расступился, а я решила, что мое зрение впервые меня подводит, потому что то, что было написано на доске объявлений большими кричащими красными буквами не могло быть правдой. «ЛИДИЯ СТОУН – ПОТАСКУШКА!» - гласил заголовок, а дальше писали, что за время учебы в Винлинтоне я успела переспать с Джоном Кином, Леонардом Ванстронгом, а после этого пошла по рукам. Автор объявления видимо не удосужился вписать в список моих «побед» еще кого-то после столь знаменитых претендетов. Если из меня делали потаскушку, то явно ее элитную версию, потому что, судя по содержанию объявления, я спала с богачами, по которым вся школа с ума сходила. Однако никто кроме меня логику включать не захотел. На кого бы я не посмотрела, было ясно, что верили не мне, а бумажке, прилепленой непонятно кем на доску объявлений. Смотря на это, я поражалась. Я ожидала чего угодно, но того, что моя репутация будет запятнана таким образом я и не предполагала. Ванстронг был хорош в унижении людей, хотя слово «хорош» не передавало всей ухищренности этого упыря. Он был профи, а самое главное, что бы этот профи не сказал или не сделал, он всегда оказывался прав, вне зависимости от обстоятельств. —Посмотрите на нее! Как ей не стыдно?! – Видимо в Винлинтоне существовали строгие моральные принципы, обостряющиеся только тогда, когда то было нужно их владельцам. Потому что когда богачи издевались над бедными степиндиатами этого «золотого ада» никто не указывал им на их грехи. Обо мне же написали объявление, всего лишь кусок бумаги с буквами, не заверенными нотариусом или королевой. Однако этого оказалось достаточно, чтобы устроить то, что произошло после. Кто-то сзади резко дернул меня за волосы. Почувствовав неожиданную боль, я вскрикнула. —Бессовестная! Твоя мать, должно быть, прячет лицо, идя по улице! – показалось ли данное заявление абсурдным тому, кто его выкрикивал, после? Потому что мы жили в двадцать первом веке, где проституция хоть и была запрещена законом, но существовала, и думаю, у родителей путан не возникало желания прикрыть лицо. Никто не стал бы винить их в том, какими выросли их дети. А если бы и нашлись такие люди, родители проституток скорее ответили бы крепким словцом, но не стали бы прятать лицо. Однако вопрос стоял даже не в этом, а в том, что давно уже существовала свобода выбора и никто не имел право указывать другому человеку как ему жить. Я была невиновна, но даже если в том, что происходило, была моя вина, никто из этих богатеньких отпрысков не смел делать то, что они устроили. Я была к этому не готова, совершенно. И это сделало меня легкой добычей. Дальше я плохо помнила, что происходило, просто потому, что толпа била меня наперебой, выкрикивая еще более грубые вещи, половину из которых я хоть и пыталась разобрать, не запомнила. Я пыталась не сдаваться, но мои попытки похоже рождали в этих людях зверинный инстинкт, и они продолжали делать свое дело с удвоеной силой. Когда же силы закончились, и я перестала сопротивляться, то почувствовала, что пришел конец. Конец моей истории в Винлинтоне, конец чести моей семьи, конец всему, чего я мечтала добиться, конец меня самой. Я видела кровь рядом на полу и от осознания, что это моя кровь, тошнота подступала к горлу. Я убеждала себя, что сильная, что смогу справиться даже с этим, но как бы я не старалась отразить удары, встать или дать сдачи, меня снова валили на землю. —Бейте ее! Такие, как она, позорят честь нашей страны! – И когда это ученики Винлингтона успели стать такими патриотами? Мне казалось, что теперь я не смогу даже говорить, до такой степени мне было больно. Однако когда свет перед глазами стал постепенно угасать, я увидела своего спасителя. Джон Кин, взявшийся из ниоткуда, словно ангел-хранитель, ловко повалил троих, затем еще пять получили от него по заслугам. Не будь я так разбита, сделала бы комплимент его умению махать кулаками. Вообще=то, я думала, что это скорее прераготива Ванстронга, а Джон… Джон скорее должен играть на скрипке. Никто не смел трогать наследника Винлинтона, поэтому Джон быстро добрался до меня. Наклонившись, он аккуратно дотронулся до моей щеки, —Лидия, ты как?! – Я впервые услышала, как голос невозмутимого Джона Кина стал не на шутку взволнованным, и мне это понравилось. Не могла точно понять, почему, но понравилось. Ответить я, конечно же, не смогла, просто потому что, что погрузилась куда-то, и все вокруг погасло так, если бы кто-то просто нажал на выключатель. Я с трудом открывала глаза. Мои веки еще никогда не были такими тяжелыми. Мне казалось, что каждая косточка сейчас лежит отдельно и ноет, взывая о помощи. Я попыталась пошевелиться, но кто-то не позволил мне этого сделать. —Где я? – прошептала я, при этом понимая, что губы тоже не отсались целыми.. —Лежи, Лидия, я позвонил твоим родным. Конечно, я ничего не рассказывал, просто сказал, что ты недельку погостишь у меня. —Джон? – выдохнула я, хмурясь. Я смутно припоминала сцену, когда Кин словно рыцарь в сияющих доспехах, пришел спасти меня. И видимо ему это удалось. —Да, это я, Лидия. – Видимо он заметил, как я стараюсь не разреветься, то ли от несправедливости ситуации, то ли из-за боли в каждой клеточке моего организама. — Что такое? – Мягко спросил он. —За что они так? – Я не любила плакать, но сейчас слезы как-то сами потекли по щекам. Что ж, я могла потом оправдать свое хныканье тем, что ситуация была вполне подходящей. —Мне стыдно это говорить, но вчера ты сильно разозлила Леонарда, а в гневе он готов даже на убийство. Он…- Кин испустил отчаянный вздох, видимо не находя подходящих словю — Лидия, прости его, он ничего не понимает в таких делах, он просто хотел тебе отомстить… —Мне говорили, – начала я, — на что он способен, но я стала об этом забывать, потому что до этого момента он ни разу даже не намекнул на то, что я могу быть избита взбесившейся толпой.. – Я попыталась рассмеяться, но пожалела об этом. Разбитые губы потрескались еще сильнее, и скорее всего я и так была не красавицей, а когда плакала… О, когда я влакала я была похожа на варенного рака. Мое лицо действительно дико краснело, когда я плакала. Именно поэтому и потому что плакать было не в моем характере, я и предпоситала либо плакать в одиночку, либо не плакать совсем. — Зато теперь я в полной мере поняла, что значит Леонард Ванстронг. – Его имя, в отличие от всего остального, я почему-то произнесла отчетливо. Видимо даже мой язык испытвал ненависть к этому орангутангу. —Мое сердце разрывается, глядя на тебя, но сильных ушибов нет, зубы на месте. Я нанял лучших докторов, так что и шрамов не останется…. —Ты привык замаливать его грехи, верно? – Хмыкнула я, перебив Джона. — Но это не поможет. Я все равно понимаю, что он сделал. Лучше в моих глазах он не станет от твоей заботы. —Леонард не так плох. – Выдохнул печально Джон. Плечи его печально опустились. Он был настоящим другом. Чем же Ванстронг заслужил дружбу с таким человеком как Джон? Видимо, совершил что-то хорошее в прошлой жизни. Как минимум – спас целый город. — Раз уж ты лежишь здесь и в ближайщее время проведешь в этом положении, то послушай, что я тебе расскажу. Я ничего не ответила, просто не стала перечить, и Джон, видимо, принял мое молчание за согласие. —Лео помнит только год, один год, когда его семья была в сборе. Он тогда был совсем маленьким, а запомнил все так отчетливо, что когда пересказывает мне, то запросто назовет любую вещь, которая была надета на его матери или запах сигар его отца. – Как можно описать запах сигар? Я задумалась. Для чего вообще Джон начал рассказывать мне истории о детстве Ванстронга? Но я молчала, потому что знала, что Кин не просто так решил поделиться этой историей со мной. — Он всегда улыбается, когда рассказывает мне эту историю, зато когда действительно приходит рождество он заявляет, что терпеть не может этот праздник. – Джон удрученно покачал головой. Он был где-то далеко, хоть и сидел рядом. Я была уверена, что он вспоминал лицо Ванстронга в эти моменты. — В этот год было единственное рождество, на которое родители лично подарили ему подарки. А потом вернулась жестокая реальность. Все свое детство Лео провел в окружении нянь, гувернанток, затем дворецкого. Все эти люди работали на его семью, все они получали деньги за то, что изображали любовь и заботу к нему. Его мать никогда не говорила ему, что желает счастливого дня в школе, а когда он показывал пятерку, то равнодушно кивала головой, даже не отрываясь от телефонного разговора с подругой. – Джон сделал паузу. —С тех пор Лео стал приносить одни двойки, надеясь, что таким образом сможет привлечь внимание родителей. Однако те не спешили разговаривать с ним или проводить с ним время. Мать нашла себе молодого любовника и стала пропадать неделями, так и не поняв, как в ней нуждается единственный сын. Затем пришло время отцу идти налево, а затем развод. Мать пыталась за счет Леонарда урвать больше денег от капитала бывшего мужа, а отец просто назло бывшей жене хотел оставить Леонарда себе. Для них он был словно тряпичная кукла, которую можно перетягивать, при этом зная, что если она порвется, ей не будет больно. Но Лео было больно. = Я видела, как нелегко Джону рассказывать об этом. Я и сама понимала, что с каждым его словом слушаю все внимательнее и все глубже погружаюсь в происходящее. — У отца получилось. Лео остался с ним. Тогда их дом стал притоном, где его отец развлекался со своими пассиями. Это было не место для воспитания сына, а когда Лео попытался пожаловаться, его отселили в отдельный дом вместе с гувернантками, нянями и дворецким. Хоть дом и был красив, под стать семье Ванстронг, однако эта красота стала клеткой, а не местом для семьи. Однажды, когда отец сильно напился, то выболтал Леонарду, что никогда не любил его мать, а просто заключил с ней сделку, что она родит ему наследника, ведь он не мог бы быть на сто процентов уверен, что одна из его многочисленных любовниц беременна именно от него. Леонард был даже не его ребенком, а простой гарантией к тому, что фирмы и другое имущество семьи Ванстронг перейдут в руки истинного продолжателя рода, а не бастарда, а до той поры отец только и делал, что откупался от сына, и Леонард постепенно привык, что деньги в их семье, а значит и во всем мире, решают любые проблемы. Ему никто не объяснил, что плохо, а что хорошо. Сколько помню, мне постоянно приходилось извиняться за него, исправлять его ошибки, но я понимал, что он допускает их по своей неопытности. Я – его единственный друг, и ты не первая, и не последняя, кто диву дается, как я могу дружить с таким вспыльчивым и необузданным парнем, как он. Согласен, Лео требует большого терпения, однако я с радостью трачу свое терпение на него. Теперьты понимаешь? – Джон выжидательно смотрел на меня, ожидая моей реакции. Я хотела бы сказать ему, что с каждым словом, которое он произносил, мое сердце сжималось сильнее. Я посмотрела на все по-новому. Теперь все крики Леонарда Ванстронга были мне не противны, а как-то по-другому понятны. Это был его защитный механизм, срабатывающий автоматически, стоило кому-то затронуть его. Я была права, когда увидела в его глазах нечто, похожее на боль и обиду. Ему и вправду было обидно и больно от моих слов. Я сделала вдох. Порой действительно люди и вещи выглядят совершенно не такими, какие они есть на самом деле, и чтобы не ошииться, следует не торопиться в суждениях. —Его история печальна. – Я медленно повернулась, чтобы видеть лицо своего собеседника. — Но, Джон, это не оправдывает его. Как? Как он может причинять такую боль другим, когда сам всю жизнь страдал? —Это защитная реакция, у него нет никого ближе меня и Эмили – его няни. Он не подпускает никого близко, потому что чувствует, что его могут обмануть. Это логично для человека, которого всегда обманывали. —Я не могу его понять. – Я зажмурилась от резкой боли в боку. — Я благодарна тебе за помощь, а теперь я хочу спать. Извини, но дальше я не могу продолжать говорить. Попросту нет сил. —Конечно. – Джон поправил мое одеяло, аккуратно подоткнув его, и тихо вышел. Сон пришел очень быстро. Я, наконец, почувствовала, как мышцы расслабляются, и это показалось мне блаженством. Я не могла с точностью утверждать сколько я проспала, но когда начала просыпаться, то услышала, что рядом кто-то есть. В этой комнате похоже нельзя было отсаться одной, даже когда спишь. —Я не хотел такого итога. Я думал, они будут обзывать ее, дразнить. Максимум - сделают изгоем. – Я специально не открывала глаза, чтобы меня сочли спящей. Не четно – знаю, но мне нужно было услышать то, что Ванстронг мог преподнести как оправдание своих действий. — Я узнал об этом и тут же приехал. —Леонард, ты перегнул палку. – Джон был где-то совсем близко, и я постаралась сосредоточится на том, чтобы мои веки не дрожали. Если меня поймают, будет очень неловко. Хотя, в конце концов, это они пришли ко мне в комнату и начали болтать. Я тут ни при чем. —Я не ожидал этого. Я не хотел, чтобы она…. Черт, я не знаю, что сказать. – Наследник Англии как обычно был вспыльчив. —Попробуй извиниться. – Посоветовал Джон, и я еле сдержала улыбку. До чего же этот парень напоминает мне джентельмена восемнадцатого века, этакий пресыщенный рассудительный дворянин. —Извиниться? Она наговорила мне…. Она была не права… - И почему Ванстронг все чаще смахивал на дитя малое? —Это не повод натравлять на нее толпу! – Теперь злился Джон. Видимо, и у невозмутимого мистера Кина бывали вспышки. Хотя они были скорее маленькими крошечными лучиками по сравнению со вспышками его лучшего друга. —Я никого не натравлял, я просто хотел… да какая теперь разница, чего я хотел! – Что-то в голосе Ванстронга показалось мне приятным. Не хотелось признавать это, но он похоже испытывал чувство вины. Главное, чтобы он не растерял это чувство до того, как я открою глаза. —Она скоро проснется, и советую тебе поговорить с ней. – Дверь скрипнула, значит Джон ушел. Я полежала еще пару минут, изображая из себя спящую, а потом открыла глаза. Ванстронг внимательно смотрел на меня, а когда увидел, что я проснулась, слегка отпрянул. Пялился на меня спящую? Подозрительный самовлюбленный богач. —Э… - Начал он, потирая затылок. Неловкость между нами была вполне обправданной, но я в отличие от него точно знала, что ему скажу. — Выглядишь ужасно – Выдал он, видимо так хорошо и не подумав. Не этого я ожидала, поэтому отвернулась на другой бок. Делала я это совсем не грациозно, просто стараясь сделать это как можно быстрее и как можно безболезненее. — Эй, что это ты? А? – Он подождал ответа, но его не последовало. Виддимо, нужно показать ему в словаре значение слова «игнорирование» — Лидия. - Он впервые назвал меня по имени. Я солгала бы, если сказала бы, что мне не понравилось, как оно прозвучало из его уст. — Ты не хочешь говорить со мной? — Не имею большого желания. – Слабо отозвалась я, просто потому что наследник Англии все-таки соблаговорил назвать меня по имени. Нужно было отплатить ему парочкой однослодных ответов. — Я устала. —Не удивительно. – Напряженно выдохнул Ванстронг. — Послушай, я найму самых дорогих врачей… —Не надо, Джон уже все сделал. Я больше ни в чем не нуждаюсь. – Я почувствовала, как слезы снова подступают к глазам. О нет, Ванстронг все-таки прекратил меня в плаксу, и это было худшее, что он мог сделать – сломить меня. —Тогда я… —Ничего не надо. – Снова произнесла я, уже тверже, про себя умоляя его замолчать. —Я понесу ответственность за все это. – Что он только что ляпнул? Я слегка повернулась. Ванстронг сидел, опустив голову, и даже не заметил моего подглядывания. —Ответственность? – Переспросила я, не совсем понимая, что он имеет в виду. Ванстронг встрепенулся, подняв на меня свой взгляд. —Я могу же, например, сказать им всем, что распустил этот слух сам. – Ущепните меня кто-нибудь и поскорее, потому что это не может быть реальностью. Ванстронг предлагает поплатиться за свои грехи. Нет, я определенно сплю, а может вообще в глубокой коме. —Ты действительно это сделаешь? – Я повернулась к нему полностью. — Серьезно? Ты? —Да, так будет хорошо? – Видимо, то обстоятельство, что снова лежало к нему лицом, его воодушевило. Что ж, самое время сбить с него спесь. —Да, но недостаточно. – Заявила я. —Недостаточно?! – Между бровями богача проступила морщинка. —Мне бы очень хотелось съездить тебе по физиономии. – О да! Я все-таки произнесла это. На Рождество загадаю это в качестве главного подарка от Санты. —ЧЕГО?! Да как ты смеешь так со мной разговаривать, нищенка!? —Опять начал. – Выдохнула я. Зато это доказывало, что я не в коме. — Скажи спасибо, что у меня все болит, иначе исполнила бы свое желание прямо сейчас. —Я же сказал, что признаюсь всем… —Дурак, - он ошеломленно замолчал, — ты думаешь, я так просто прощу тебя? Я даже не верю, что ты скажешь всем правду! Это было правдой, я ему не доверяла, как многие другие. Он мог многое говорить, но на деле оказаться простым болтуном. Это де Ванстронг, в конце концов именно из-за него я сейчас лежала побитая в доме Джона. —Не веришь?! МНЕ?! – И он еще изображал оскорбленную невинность. Поразительно. —Я пролежу здесь еще неделю. За это время все так и будут думать, что я… - язык не поворачивался сказать это слово. Знай моя мама, что обо мне говорят, ее бы на месте инфаркт сразил. —Я понял. – Кивнул Ванстронг, благородно избавив меня от дальнейших разъяснений. — Я все расскажу завтра же. —А как я узнаю, что ты и вправду сделал это? – Подозрительно прищурилась я. —Тут на помощь приду я. – В комнату плавной походкой вошел Джон — я и вот эта штучка. – Он достал из-за спины видеокамеру и указал на нее театральным жестом. — Давно купил, но в эру айфонов она бедная пылилась без дела. Но теперь пришел ее час запечатлеть кое-что стоящее. —Неплохая идея, – заметила я, с вызовом смотря на Ванстронга, — так что? —Я… а ты-то хорош друг. Даже ты мне не веришь? – Ванстронга загнали в угол, и похоже до него наконец это дошло. —Тут до моей веры никому дела нет. – равнодушно заметил Джон. — Но для Лидии я побуду оператором. Заодно защищу твое доброе имя, Лео. —На такие условия я согласна. Значит, завтра я посмотрю, как ты сдержишь свое слово, Леонард Ванстронг. И почему даже его имя звучало как слиток золота? Будь он каким-нибудь Теддом, я бы скорее хохотала от души над воображением его родителей. Но нет, они назвали его Леонард, потому что это имя идеально подходило младенцу, родившемуся с золотой ложкой во рту. Ванстронг долго и внимательно смотрел на нас, а потом, сделав глубокий вдох и поднявшись, бросил: —Хорошо. – Не ожидая нашей реакции, наследник Англии направился прямиком к выходу. —Кхм, – кашлянул Джон, — ты уже диктуешь ему свои правила. Чувствую, это плохо кончиться. —Провинился – пусть исправляет. – Хмыкнула я, действительно чувствуя себя победителем. — Такова моя точка зрения. А ты, сними все получше, особенно его лицо, когда он будет извиняться передо мной на глазах всей школы….