Трещины

Цепь золотых мелькающих огней устремляется вдаль. Желтый свет от фонарей ложится на пустую трассу, поглощает чернильную пустоту вокруг. Отдаляет ее к мелькающим по обоим сторонам деревьям. Ветер перекликается с шумом двигателя, оглушает. Задание окончено. Осталось вернуться на базу, пихнуть Солдата в кресло, связать по рукам и ногам. У него в глазах непонимание, подчинение, а где-то в самой глубине бесшумное отчаяние. Солдат не понимает, но догадывается. Не помнит, но предчувствует. Снова обнуление. В тысячный раз все его воспоминания безжалостно стирают в пустоту. А Брок сбивает в кровь костяшки пальцев. Бьет по боксерской груше, превращая ее в разодранное месиво. Новая миссия, поручение Гидры. Они работают, четко выполняют все указания. Убивают, расстреливают множество безликих людей, вспарывают им глотки и выворачивают конечности. Информация получена, территория захвачена. Они почти не разговаривают, а если перебрасываются парочкой односложных фраз — то только по делу. В смазанной череде убийств, в вихре насилия и крови, Брок все лучше узнает Солдата. В этих коротких диалогах или в редких, секундных касаниях. Солдат случайно задевает его предплечье, проводя пальцами по грубой коже рабочей формы. Солдат случайно скользит взглядом по его напряженным плечам, всматривается, будто изучая. Брок не обращает внимания, позволяет Солдату разглядывать себя и касаться. Брок отвечает на каждый заданный вопрос, даже если он представляет собой угрозу для разбитой, поломанной памяти Солдата. — Ты чувствуешь страх? — голос Солдата приглушен из-за надетой поверх рта черной маски. — С моим-то стажем работы, — усмехается Брок, — конечно нет.       И это ведь правда, поистине правда. Даже смешно. — А я чувствую, — коротко бросает Солдат в ответ.       Смешок застревает в горле. Хочется откашляться, сплюнуть. И так горько во рту. — Я не знаю, может это и не страх вовсе, уже не разобрать. Но чувство нервозное, неприятное, — Солдат пытается подобрать слова, — оно всегда со мной. Постоянно.       Липкое, холодное, душащее. Теперь Брок тоже чувствует. И желание сдавить плечи Солдата, обнять, начинает скрестить по ребрам. А может лучше как следует его ударить. Да так, чтобы услышать хруст и хрип. Чтобы Солдат замолчал и больше не говорил с ним. Не делился этим откровением, после которого хочется взвыть. Ведь после, Солдата вновь ждет обнуление, вновь все полетит к чертям собачьим. Так гораздо легче и проще — управлять бездушной машиной, в которой есть место только приказам. Никаких воспоминаний, эмоций, посторонних мыслей. Память Солдата вновь изнасилуют. Очистят, вышвырнут все ненужное. К нему относятся, как к безгласному, глухому и слепому существу, как к бездушному предмету. А Брок наблюдает и терпит. Ненавидит и недозволительно сильно переживает. Программа все равно дает сбой. Всегда. Каменная стена в сознании покрывается трещинами. И из каждой прорехи пробивается яркий, ослепительный свет. Каждый тонкий луч — это их короткие диалоги, их взгляды и прикосновения. Все это так много значит, но в тоже время не значит ничего. Солдат начинает вспоминать, чувствовать, раскрываться. А Брок сам не знает, что делает: пытается починить стену или наоборот еще больше ее разрушить. Брок сжимает челюсти так, что зубы сводит. Плечи Солдата опущены, дыхание хриплое. Взгляд напуганный, как у подбитой псины. — Голова всегда так раскалывается после той процедуры, — говорит он после каждого обнуления.       Говорит постоянно и даже не знает, что уже повторял эту фразу, слово в слово, бесчисленное количество раз. Память же снова чиста. Каменная стена без единого изъяна. — Ты надави пальцами на виски и медленно помассируй, — из раза в раз повторяет Брок.       Затем сам берет поникшую голову Солдата в свои руки, убирает длинные волосы, кладет пальцы ему на виски. Солдат ничего не говорит, но Брок знает — тот ему благодарен. Брок уверен, Солдат всегда это чувствует. Даже после обнуления, после полного очищения черепной коробки — между ними остается это незримое острое напряжение. И доверие, такое нужное обоим. Рев мотоциклов вибрирует в толще ветра. Скорость почти максимальная, доведенная до предела, до ускоренного пульса. Огни смазываются в одну яркую ленту, растворяются во мгле. Они почти летят. Адреналин разливается по венам. А душа будто так и рвется: у Брока — наружу, у Солдата — надвое. Солдат едет один, первым, а он, Брок, позади, прикрывая спину. Всегда, неотступно движется следом, всегда готовый защищать.