До слабости

Олег толкнулся еще раз. После первого оргазма уже хотелось просто лечь и притвориться ветошью. Но еще больше хотелось другого, гнал вперед адреналин, заводя снова, заставляя двигаться, как оголодавший. Сухое дыхание, воспаленная близостью кожа, соприкосновение в каждой возможной точке тела. Голову отчетливо вело и внутри все туже скручивало отчаяние. Сергей стонал под ним. Так не-пошло, не-низко, не-неправильно. Он жался плечами к плечам, целовал в шею, дрожал, тихий, дикий, открытый, настоящий. Олег покупался на это. Смотрел на чужое лицо, прекрасно зная, что за человек перед ним. Но покупался, как сам себя продавал с потрохами за ложное ощущение дурацкого прошлого, питерских подворотен, майской духоты. За ту память о друге, с которым нынешний Сергей не имел ничего общего. Ничего. Ничего... От третьего рефрена в голове Олег просто завыл, прибавив жару и уткнувшись мокрым лбом в чужую ключицу. Потому что сомнения замыливались, таяли, и он сам почти верил уже во вранье, в то, что получилось сделать давно желаемое, что это секс с человеком, которого хотел, не знал, но хотел. И у него сорвало крышу. - Серый... Сереж. Будь моим. Чужие холодные мурашки отлично оттенили собственное тошнотное волнение. Жаром окатило от стыда. Пальцы крепче вцепились в чужие бедра, дернув на себя, чтобы вогнать сильнее. Чтобы не дать ничего сказать и продолжить эту сраную исповедь, державшуюся годами в самом не-дай-то-бог-вспомнить дальнем уголке. - Женился бы. И так, и так одинаково мозг ебешь. Купили бы квартиру где ты там хотел. Волков физически ощущал чужой шок. Сергей не дышал - только выдыхал рвано от каждого толчка внутри, захлебывался. И молчал. Хорошо. Можно еще чуть больше заиграться. Подсунуть одну руку под поясницу, придержать ладонью под шею, пальцами по затылку. Прижать к себе. А отчаяние захватывает все сильнее, заливает внутри, как прорванные токсичные отходы. Написано было четыре раза "радиация", но кто бы слушал. Олег знал, что он дурак и смертник. От осознания легче не становилось. Только хуже, и хуже с каждой секундой, с каждым движением, с закушенной со злобы губой. - Сука... Сука! Хочу, чтобы моим был. Слушался меня, не слушался - меня. Трахался только со мной. Он чувствовал, как Сергей открыл рот, и укусил тут же, сильно и больно, заставляя заткнуться и вымещая заодно обиду на то, что творится внутри. В этом кто-либо другой виноват был относительно, ведь его, волковы, проблемы так попасть. Но мелочно отомстить это не помешало. Сергей вскрикнул и Олег закричал с ним. Зарычал сквозь стиснутые зубы, вбивая его в матрас. Но не хватало, все равно и этого уже не хватало, чтобы заставить себя заткнуться, забить дыру в груди. Черная тварь зияла пугающим сквозным отверстием, тянула вакуумом к себе все острое, и раз за разом под ребра влетали острием чужие взгляды, слова, раздражающие манеры, до белого каления выбешивающие поступки. От напряжения уже дрожали руки. Олег двигался на пределе и понимал, что даже если они сдохнут в постели вдвоем от единовременного сердечного приступа, это не поможет. Ничто уже не поможет заглушить грохочущее в голове. - Блядь! Сергей! Олег вошел до упора, сжал мечущегося человека обеими руками, не останавливаясь, упираясь головой в подушку, сбитую над чужим плечом. - Сереж, я люблю тебя. Слова, сказанные во время секса, могут и не считаться. Во время того, как ты кончаешь, и под тобой кончают, ломаясь как под электричеством. Еще одна отмазка, чтобы... Олег зажмурился до рези в глазах. Но жгучая вода все равно просочилась. Он плакал. Впервые в жизни ревел, просто зайдя в тупик, просто потому что все, дальше некуда, незачем. Попал так, что не выбраться. Он мог пережить войну. Он мог пережить смерть. А влюбиться и жить с этой дрянью под сердцем - вот перед этим Волков безоружен. С минуту все было тихо. Только из груди вылетал этот шум, как у лошади после бега. А потом чужая шея выгнулась, запрокинулась голова, мелко затряслись плечи. Олег подумал, что Сергей ржет над ним. Открыть глаза стало еще труднее. Но спины коснулись холодные ладони. Олег почувствовал, как в волосы на затылке зарываются пальцы, трогая увереннее. Он вдруг оказался окольцован объятиями. Странно-крепкими и такими, что захотелось не отбиться и вырваться. Поддаться. - Я тоже люблю тебя. В голове тихо хлопнуло, как струна порвалась. И стало легко до слабости.