Шестьсот шестьдесят четыре...

Тишину нарушает вкрадчивый голос, который слышу лишь я. «Одна ночь… Только одна ночь. Дай мне то, чего я желаю — то, чего мы оба желаем — и все станет на свои места. Все будет так, как должно быть…». Я трясу головой, пытаясь заглушить этот ненавистный мне шепот, но тщетно: он лишь становится ещё более настойчивым. Это длится уже очень долго. Я даже и не помню, когда услышал впервые голос, льющийся в уши и обволакивающий всё, что есть «я», словно мед, такой же сладостный и тяжелый, медленно текущий вниз, проникающий в душу и выворачивающий её наизнанку, демонстрируя все самое мерзкое, самое грязное и порочно-темное, что в ней есть. Я боюсь его слышать — и в то же время я боюсь, что он никогда не звучит вновь. Это странно, это заставляет меня дрожать всем телом, а мои волосы от этого становятся дыбом, но все же… Знаю, мне следует обратиться к врачу. Давно уже пора, но все никак не решусь, всегда нахожу тысячи причин не идти, повременить с этим еще немного; снова и снова обещаю себе, что завтра обязательно пойду и запишусь на прием к психиатру. А затем вновь придумываю очередную отговорку, и так по кругу, до бесконечности, раз за разом успокаивая себя привычно-лживым «завтра». Я трус, а потому ни-за-что не признаюсь, что не желаю прекратить свое безумие. Даже себе. *** Вновь раздается в моей голове тот голос и я… Я сдаюсь. Я больше не могу — больше не хочу — противостоять ему. «Выполняй мои указания, и все будет по-нашему», говорит он, и дает четкие инструкции. Я не хочу причинять боль моему идолу, но… Вариант, предложенный голосом, единственный шанс на его внимание. Пусть будет так, к черту совесть и мораль, если у меня есть возможность, то стоит ей воспользоваться. А последствия… О них я подумаю, когда они наступят. На небе светит полная луна. Этой ночью лишь её холодный и безразличный свет будет освещать мой путь. Ни окна окрестных домов, ни фонари уже не горят. «Отлично… » Я выхожу из квартиры, бесшумно спускаюсь по лестнице на первый этаж и выхожу на улицу. Вдыхаю свежий ночной воздух, мне кажется, что он пахнет как Он, или так и есть? Неважно. Сейчас не имеет значения ничего, кроме плана. Плана, который позволит мне заполучить Его. Все просчитано до мелочей, любая случайность, все действия — ничто не сможет помешать мне… Я и не заметил, как дошел до Его дома. Ну что же, назад пути нет. Я улыбаюсь. Время воплощать задуманное в жизнь! *** Твое белое тело трепещет под холодными прикосновениями стали и ледяных пальцев. Словно стая мотыльков, летящих к пламени свечи… Сгорающих в нем. И ты — ты тоже сгоришь. Но не сейчас. Позже. Всему свое время. «Ты ведь счастлив, верно? Мы оба счастливы. Его тело в наших руках, полностью в нашей власти — разве это не то, чего мы с тобой так долго ждали?». Да, это оно. Это совершенно точно оно — мое наконец исполнившееся заветное желание. Как же чудесно выглядишь ты сейчас, мой хороший… Ты чувствуешь жар, идущий изнутри твоего тела, исходящий из моих ладоней, жар, оставляющий невидимые ожоги на твоей коже? Такой беззащитный. Я только сейчас понял, сколько сильно я желал увидеть тебя таким — слабым, дрожащим, полностью обнаженным, и моим, моим от макушки до кончиков пальцев, весь только мой. Весь — только для меня… Ощущаешь ли ты огонь, что бежит ныне по венам вместо крови, сжигая изнутри всего тебя, уничтожая здравый смысл, оставляющий лишь инстинкты и бешеное, животное желание? Оставляю очередную рану на твоем теле. Карминовый на белоснежной коже, словно роза на снегу, какое же это дивное зрелище. Слизываю капли крови, провожу губами по багряной полосе и вторгаюсь в нее языком. Ты плачешь, по твоим щекам бегут слезы, но ни одного звука не слетает с твоих уст. Голос ты сорвал еще полчаса назад, и теперь можешь лишь хрипеть. «Чудесно… Алый цвет ему к лицу, добавим красок? Еще, еще.Еще! Больше, этого мало!» Я почти не соображаю, и мало что вижу — перед глазами стеной встал багрянец и кармин, а в ушах набатом бьется сердце, заглушая все прочие звуки. Провожу кончиком ножа по твоей щеке, осторожно, почти с нежностью, и впиваюсь в полные губы. Не сопротивляйся мне, любимый… Я все равно сделаю тебя своим. Ах, как дрожит, как изгибается твое тело в моих руках, как чудесны твои глаза с плещущимся в них ужасом, как прекрасен рот, открывшийся в немом крике… Люблю тебя. И сделаю так, чтобы тебя любил лишь я. Не позволю никому забрать тебя. Ты принадлежишь мне! *** Касаюсь теперь уже синих губ, целуя тебя в последний раз. Теперь ты навеки принадлежишь лишь нам, и никто в целом мире не сможет этого изменить. «Наш… Навеки наш». Голос внутри довольно ворчит, словно бы устраиваясь удобнее, и затихает. Я выхожу из обшарпанной комнаты и осторожно пробираюсь к выходу из заброшки. Здесь не будут искать. Здесь ты останешься в безопасности…