Жизнь удалась

Какузу с ужасом воззрился на экран, который со всей бездушностью техники демонстрировал, как в прямом эфире Хидан приносит в жертву чёрную курицу. Одним ударом остро заточенного разделочного ножа снеся несчастной несушке голову, откатившуюся на противоположный конец алтаря и изрядно заляпавшую его сочащейся из обрубка кровью, проповедник довольно оскалился. Попытавшись вырезать у оставшейся в его руках тушки сердце, он слегка не рассчитал силу удара и едва не поранил себе руку, когда лезвие, проткнувшее курицу насквозь, вышло с обратной стороны. Беззвучно выматерившись (Какузу возблагодарил всех богов, что тот не шокировал телезрителей ещё и всем своим привычным лексиконом), жрец продолжающего набирать популярность культа Джашина с трудом выдернул нож из тушки и поднял его вверх, позволяя каплям крови стекать по кровотоку вниз и пачкать белоснежные манжеты подризника. Выбрав для зрелищности двенадцатидюймовое лезвие, Хидан не подумал о том, что таким ножом проще разделывать громадные коровьи туши, а не мелкую птицу. И теперь он скалился в камеру и раздумывал, как можно вырезать сердце у этой грёбаной курицы и не оттяпать при этом себе парочку пальцев. В итоге, решив сильно не заморачиваться, полоснул лезвием поперёк грудки, а после отложил его в сторону и вырвал сердце рукой. Он ещё размышлял, стоит ли сунуть его в рот для пущего эффекта, но тут увидел перекошенное от ярости лицо Какузу, замершего около сцены, и передумал это делать. — Да славится Джашин, самый великий и могучий на свете! Он даст нам силу и проведёт путём испытаний. Лишь самые достойные получат от него в дар вечную жизнь! — монотонно завыл Хидан, опуская и курицу, и вырванное сердце в заранее начерченный на алтаре круг с вписанным в него треугольником. Собравшиеся в студии фанатики дружно воздели руки к потолку, подхватив вой жреца. Они закатывали глаза и впадали в религиозный экстаз, начиная раскачиваться из стороны в сторону, а Какузу, скривившись от увиденного, развернулся и пошел в сторону своего кабинета. До окончания еженедельной передачи «С Джашином в сердце» оставалось всего две минуты, и вряд ли этот повёрнутый на своих проповедях псих сможет налажать ещё сильнее, чем уже успел. — Хули ты такую рожу скривил? Я сегодня был неебически крут! — с ноги распахивая дверь, в кабинет ввалился Хидан. Его руки всё ещё были запачканы кровью, а на лице сияла довольная ухмылка, тут же увядшая, когда Какузу, поднявшись из кресла и сократив расстояние между ними, залепил ему звонкую оплеуху. — Ты чё, совсем охуел? Я твоему грёбаному каналу такой рейтинг сегодня сделал, который всем остальным сраным шоу вместе взятым даже и не снился! Какого хера ты руки распускаешь, долбаный мудак?! — Мой канал после того цирка, который ты устроил в прямом эфире, завалят гневными письмами обыватели. Далеко не все телезрители такие же повёрнутые психи, как ты. Ещё и Гринпис на нас натравят, и эта курица нам выльется в немаленькую сумму. И это не говоря о том, что в дневное время категорически запрещён показ сцен насильственного характера, — яростно сверкал покрасневшими от недосыпания глазами Какузу. — Наши юристы и так с ног сбиваются, пытаясь урегулировать все иски, которые сыплются на канал словно из рога изобилия. И девяносто процентов из них направлены в твой адрес. — Пф-ф-ф. Подумаешь, — осторожно потирая горящую щёку, фыркнул Хидан. – Да даже после вычета зарплаты всем твоим юристам вместе с премиями и надбавками я приношу твоему ебучему каналу не меньше трёхсот процентов прибыли. А обыватели твои пускай отсосут. Не нравится им передача, так и нехуй тогда смотреть. А то сначала дрочат под одеялом на мои проповеди, а потом писульки свои возмущённые строчат. Раздражение Какузу понемногу сходило на нет. Да и возразить по существу было нечего. На продаже сувенирной продукции их канал получал прибыль, перекрывающую затраты на производство как минимум в восемь раз. Выпуск памятного «Знака Джашина» — пластикового круга с треугольником внутри, покрытого серебристой краской и подвешенного на самую дешёвую цепочку, обходился в тридцать четыре йены. А продавались эти сувениры по триста восемьдесят йен. Себестоимость футболки с портретом Хидана на лицевой стороне и надписью «Джашин — мой Бог!» на спине составляла сто шестьдесят три йены, в то время как её продажная цена была две тысячи сто йен. Аналогичная ситуация складывалась и с остальной сувенирной продукцией: производство значков, чашек, сумок, бейсболок, ручек и прочего хлама окупалось как минимум в десятикратном размере, и это даже при вычете зарплаты продавцам и стоимости аренды торговых точек. Проповеди, несмотря на свою абсурдность, привлекали всё больше и больше адептов. Тысячи новоявленных последователей Джашина просто сметали с прилавков всевозможную атрибутику своего «Великого Бога». На устроенном недавно аукционе прядь волос с головы Хидана, перевязанная красной нитью, ушла за двести тысяч йен, а унция его донорской крови в хрустальном фиале — за полмиллиона. Да за такие деньги Какузу готов был лично обрить проповедника под ноль и выпустить ему всю кровь! Жаль, что лоты предоставлялись в единственном экземпляре. Но ничего страшного — никто ведь не помешает проводить подобные мероприятия хотя бы раз в квартал. Пока передача «Джашин. Путь к свету» находится на пике популярности, нужно выжать из неё максимум дохода. — Ну, хорошо, как-нибудь с исками разберёмся, — вздохнул Какузу, решив замять конфликт. Вот только Хидан не собирался так просто спускать на тормозах полученную пощёчину. — Ты меня ударил, а я этого очень не люблю, — сузив полыхающие малиновым глаза, Хидан ехидно оскалился. Цвет его контактных линз неимоверно раздражал Какузу, но образ жреца Джашина требовал некоторой доли экстравагантности. — Сегодня вечером я трахну тебя по самые гланды, так что растяни себя заранее. Знаешь ведь, что я этим заморачиваться не люблю. Какузу тяжело вздохнул. Он ненавидел быть снизу. И дело было даже не в нежелании подставлять свой зад. Большую часть того времени, что они встречались, если попеременную ругань с рукоприкладством и страстный секс в знак примирения можно назвать отношениями, он был активом. Но иногда любовнику попадала шлея под хвост, и тогда позицию топа приходилось уступать. Но если сам Какузу трахал Хидана по-простому, поставив в коленно-локтевую или взгромоздив на любую подходящую для секса горизонтальную поверхность, то у жреца всё время возникали какие-то оригинальные идеи, в конечном итоге заканчивающиеся для Какузу не самым лучшим образом. Чего только стоил их эпический опыт в ванной, когда, выползая на подгибающихся ногах из душевой, Какузу наступил на оброненный любовником брусок мыла. В тщетной попытке удержаться на ногах он ухватился за первое, что попалось под руку, – клеёнчатую занавеску для душа. В результате Какузу рухнул на пол вместе с ней, а сверху на него приземлилась вырванная из стены труба, на которой эта самая занавеска и крепилась. Ремонт ванной обошелся ему тогда в пару десятков тысяч йен, а визиты к травматологу из-за ушибленного копчика — едва ли не вдвое дороже. И нет бы на этом остановиться. Но уже через пару месяцев, после особенно крупной ссоры с Хиданом, тот потребовал в знак примирения секс в лифте. В кинокомпании был всего один, подходящий по всем параметрам, — с непрозрачными стенами и огромным зеркалом напротив дверей; его-то они и оккупировали в обеденный перерыв. Остановив лифт между этажами, любовники со страстью принялись срывать друг с друга одежду. Вот только в процессе так увлеклись, что не заметили, как чья-то ягодица случайно задела кнопку блокировки, и лифт медленно тронулся вниз. Стоит ли описывать реакцию возвращающихся с обеда сотрудников, когда за плавно разъехавшимися в стороны дверями обнаружилось невиданное зрелище: в зад владельца канала яростно вколачивался телепроповедник. И в тот самый момент, когда лифт открылся на всю ширину, господин Какузу, бешено надрачивающий свой огромный, налитой член с красной головкой, кончил прямо на платье ведущей вечерних новостей. Заткнуть рот сотрудникам помогли крупная премия и угроза увольнения, если слухи просочатся за пределы компании. Благо перед лифтом тогда оказалось всего три человека, в противном случае раскошелиться пришлось бы намного больше. Однако экспериментировать в офисе с тех пор они перестали – Какузу сказал своё категорическое «Нет!» подобным авантюрам. — Хорошо. Сегодня в восемь. Я буду готов, — обозначив согласие коротким кивком, Какузу вернулся к столу, указывая Хидану на кипу бумаг и десяток папок на подпись. — А сейчас у меня гора работы. Если хочешь, чтобы я успел управиться к восьми, не мешай мне разбираться с этими документами. Проповедник не стал возражать и вышел из кабинета. Спускаясь по лестнице в собственную гримёрную, он насвистывал весёлый мотивчик. Жизнь удалась. Сегодня он заставит Какузу надеть тот чудесный костюмчик, сплошь состоящий из кожаных ремешков, и поиграет с ним в раба и господина. А на следующей неделе в зоомагазин доставят заказанного из-за границы кролика ангорской породы. Наверняка приносить в жертву такого пушистого милаху будет гораздо интереснее, чем эту тупую курицу.