А потом приходит темнота и забвение.
Вокруг него возникло пшеничное поле. И он стоял точно в центре золотистого моря. Размеренно и не торопясь, в его сторону двигался человек. Марианн Кросс посмотрел на мальчишку с неким презрением. Всё это время бедный седовласый мальчик был сосудом для Четырнадцатого. Страшная правда открылась для него только сейчас, окончательно ломая всё еще детскую психику. Подобно марионетке, которой обрезали нити, за которые дергает кукловод, Аллен свалился на колени, а потом и на спину.Последнее, что отразилось в его глазах, было бескрайнее синее небо.
***
Приземление вышло не очень мягким. Алма болезненно простонал, почувствовав, что где-то приблизительно в районе правой раздался противный хруст. Канда смотрел невидящими глазами вперед, пытаясь понять, где они и что происходит. Сквозь дымку он смог увидеть монохромные колонны, разукрашенные, как шахматная доска, пробуждающие в его памяти не очень приятные воспоминания. Тогда он впервые ударил этого… Мелкого. Кто бы знал, что этот несносный и глупый ребенок ценой собственной души подарит ему и его возлюбленному такую долгожданную свободу? Его тело медленно разрушалось, а взгляд заволокло плотным туманом, сквозь который едва можно было разглядеть несколько из многочисленных массивных колонн, кажущимися бесконечным песчаный простор и лицо человека, сидящего рядом с ним. Оба молодых человека тяжело дышали и морщились от боли. Постепенно у старшего парня появилось очертание ног, а страшные раны исчезали с каждой минутой, не оставляя после себя ничего, кроме смутных воспоминаний. Но вот у его друга дела обстояли с точностью до наоборот: абсолютно всё — лицо, туловище и конечности медленно покрывались глубокими трещинами. Он часто дышал, сглатывая и сжимая всё еще слушающиеся пальцы на руках в кулаки. — Юу, — раздалось откуда-то со стороны. Самурай повернул голову в сторону источника звука и увидел обеспокоенное лицо Алмы. — Ты чего? Не закрывай глаза! — прокричал он, касаясь младшего юноши. Прохладные пальцы коснулись потрескавшейся кожи на избитом лице рядом с губами. — Пожалуйста, Юу, не закрывай глаза! — чуть ли не плача повторил Алма, вцепившись в плечи любимого. — Ты же сам… Хотел убить меня, — сдавленно и с трудом прошептал Канда, на автомате ухмыляясь. — А теперь просишь… меня не умирать. И не кре… кретин ты после этого? — Я… Я знал, что ты будешь регенерировать, как сильно бы я не ударял тебя. Я ненавидел тебя за то, что ты убил меня, — наконец, из голубых глаз с зеленым ободком потекли слезы. — Хотел, чтобы ты почувствовал мою боль. В Мателле необычайно тихо. Седой песок был, кажется, везде. Он спадал плавными каскадами вниз, недалеко от пристанища молодых людей. Где-то валялись обломки огромных монохромных колонн, которые разбила кукла по имени Лала в порыве гнева. Все это сохранилось в своем первозданном виде, будто бы долгих двух лет с того дня не прошло вовсе. Застывшее искусственное тело светловолосой девочки, положившей голову дорого человека себе на колени, казалось просто-просто-напросто спящим, и было похоронено под белым песком лишь наполовину. Оно находилось в самой низине огромной белой площадки, будто бы утопая в середине глубокого белоснежного озера. То умиротворение и спокойствие на ее лице придавало ей безмятежный вид и создавалось ощущение, будто в следующую секунду прекрасный большой глаз, не скрытый посеревшими бинтами, откроется и в нем засияет жизнь. Канда бы усмехнулся, глядя на это зрелище, но все его мысли путались, отказываясь выстраиваться в правильном порядке, приводя тело и лицо в движение. Здесь нет ни ветра, ни жизни, ни времени. Просто огромное глухое пространство, забытое Богом, Жизнью и Смертью. — Идиот, — единственное, на что хватило мыслей молодого умирающего самурая. — Знаю, — Карма сел по-турецки, взяв умирающего парня за руку и положив его голову себе на грудь, обнимая. — Я должен тебе признаться… — Я уже понял это. — Нет, выслушай, прошу! Я и есть та девушка… Что ты видел в своих снах, — парень всхлипнул. — И я… Акума осекся. Так тяжело… Так тяжело вытащить на поверхность те заветные слова, что утонули в его горле много лет назад. Темная материя билась в нем, изничтожая останки человечности, но Алма боролся до последнего. Он еще раз тяжело сглотнул свои слезы, приоткрыл рот и… Ничего. Наружу вырвался лишь размеренный глухой плач. Он чувствовал себя паршиво. Нет, не так. Он чувствовал себя чертовски хреново, сжимая тело самого дорого человека в руках, тратя его драгоценные и последние минуты жизни, рыдая, как беспомощный ребенок не в состоянии помочь. Внутренне он даже назвал себя тряпкой, но наружу не вырвалось ни слова. — Я… — Я люблю тебя, — вдруг донеслось до его ушей тихим, хриплым голосом. — Ты это хотел сказать? — Да, — наконец, Карма сдался. — Взаимно, болван, — Юу усмехнулся, хватаясь слушающейся рукой за уже ровную, здоровую спину товарища и, подтянувшись, уткнулся носом в его шею. — Ты хныкаешь прям… Прям как… Маленькая девочка. Даже умирая, он шутит. Вот, кто здесь действительно болван. Алма подумал так, но не стал проговаривать это вслух. Он положил одну руку на растрепанные длинные волосы, начав ласково поглаживать. По щеке вновь скатилась слеза и юноша сжал губы, чтобы не заплакать. Наверное, Юу все-таки прав. — Тише, — шепотом проговорил он, сплетая пальцы с дрожащими пальцами любимого и пытаясь пошевелить ногами. — Мы найдем выход. Сейчас, через минуту я смогу ходить и мы пойдем за помощью. Тебя вылечат и мы будем жить вместе… Вдвоем. Речи Алмы были наивными. — Алма… — Или мой амулет, — не унимался юноша. — Мне больше не нужна регенерация, я могу вытащить его и вставить вместо твоего, тогда ты… В этот момент его губ коснулись другие, чертовски знакомые и родные, но такие сухие и холодные. Самурай не закрывал небесно-голубых глаз, глядя на очередную слезу, покатившуюся по бледной щеке, украшенной темной вертикальной полоской, идущей от глаза. Вдохнув побольше воздуха в сжимающиеся легкие, он все же решил, что зрение здесь не нужно, и достаточно только чувствовать. Посему в следующий момент он просто сомкнул ресницы, приоткрывая рот и увлекая неопытного товарища в медленный и страстный поцелуй, не лишенный однако нежности. Алма, конечно же, не умел целоваться. Но Юу просто продолжал действовать, не поправляя и не подкалывая по своему обыкновению. Силы медленно покидали его разорванное тело. Когда оно начало ослабевать, юноша бережно положил руку на затылок любимого, придерживая, а другой рукой ласково поглаживая его спину. Оба старались не отстраняться друг от друга ни на миллиметр, целуясь на грани сил и дыхания. Внутри что-то болезненно сжалось. Они оба — те еще кретины. Будучи здоровыми и живыми, они то и дело ругались, избивали или просто избегали друг друга. Лишь изредка сближались после болезненных попыток синхронизации с Чистой Силой и жаловались на того или иного ученого. А когда один из них находился на грани жизни и смерти, они целовались как сумасшедшие, вцепляясь в волосы друг друга дрожащими пальцами и стараясь целовать как можно глубже, кажется, пытаясь слиться в одно целое. Прижимались друг к другу как можно теснее, дышали в едином ритме. Кто они, если не кретины? Наконец, когда Юу потерял способность управлять своим телом, он заплакал - сейчас ему впервые в жизни не хотелось умирать. Ему хотелось, чтобы наивные слова его возлюбленного стали реальностью, они нашли выход и остались жить вместе. Вдвоем. Только Юу и Алма. Назло всем этим Тысячелетним Графам и Орденам. Чтобы восполнить тот недостаток тепла и любви в их душах, что остался от прошлой жизни. Возродить их любовь, прерванную чертовой войной, подобно легендарной птице Феникс. Из пепла боли и воспоминаний. Так безумно хочется поверить в это. Жить этим. Но… Из горла вырывается хрип. Три, два, один. Пульс становится все медленнее, губы юношей разъединяются. И Алма почувствовал это. Он вновь попытался вытащить собственный амулет, но Канда слабо ударил его по руке, из последних сил фокусируя взгляд на дорогом лице. — Юу, — хотел возразить старший юноша, но его прервали: — Значит, так надо. — Нет, — Карма отрицательно замотал головой. — Мы встретимся… В следу…ющ…ей жизни… Обещаю… — Ты и в прошлой мне это обещал! — наконец, акума не выдержал и сорвался на крик: — И вот, что получилось! Нужно жить сегодня и сейчас, Юу! Не полагаться на завтрашний день, которого может и не быть… — Пообещай… — самурай сделал вид, что не услышал его. — Что ты… Не будешь пытаться… у… убить меня, когда поймешь, что когда-то мы… были воз…возлюбленными… Даже если снова оба переродимся мужчинами… И улыбнулся. По татуированной щеке скатилась слеза. — Обещаю, — тихо выдавил Карма, не в состоянии озвучить все что думает по этому поводу вслух.Я люблю тебя.
Сорвалось с губ обоих в одно и то же мгновение. Их уста соприкоснулись в последний раз. Тяжело вздохнув и отразив в своих глазах слабый лунный свет, Канда медленно сомкнул веки. И на этот раз уже навсегда. Его ладонь, заботливо придерживаемая рукой Алмы у того на щеке, безвольно соскользнула вниз и упала на седой песок.Всё кончено. Давно кончено...
Отстранившись, акума взглянул на побледневшее лицо товарища, выражающее собой полное спокойствие и безмятежность. Ошарашено распахнув глаза, молодой человек замер. А потом, спустя несколько минут, все же осознав, что его любимого больше нет, он закричал. Так громко и жалобно, что, кажется, каждая целая колонна в Мателле содрогнулась. Сколько это продолжалось, не знал никто. Может быть, несколько часов, а может, и целая вечность. Алма все кричал и кричал, будто пытаясь спугнуть злодейку с косой, пришедшей за душой его любимого. Он даже уже не плакал, просто истошно орал в пустоту, не выпуская из рук постепенно холодеющее тело. Это казалось ему несправедливым. Чем они провинились перед Богом, что им не разрешают любить друг друга уже две жизни подряд? А может быть даже и тысячу жизней. Он не помнил. Вокруг сплошные вопросы и загадки, одна огромная завеса неведения, которую хотелось разорвать и разбросать останки по всему Мателлу, закопать в седой песок в разных местах как можно глубже, чтобы больше не склеилась. Ему хотелось крушить и метать, сравнять дурацкие колонны и немногочисленные наполовину развалившиеся здания с землей, разобрать их по кирпичику, точно так же, как Азиатское подразделение Черного Ордена. Чертового Ордена. Он хотел вернуться туда и убить всех ученых, так или иначе связанных с проектом Второй Экзорцист, разгромить всю лабораторию, да и вообще избавиться от Божественной Организации, не оставить от нее даже воспоминаний. Это желание было глупостью, он это понимал, однако… Она отняла у двоих детей свободу. У двух людей — любовь и жизнь. Его разум вновь начала захватывать ненависть. Тьма накрывала его с головой, будто волна во время прилива, но он противился. На мгновение у него появилось еще и желание присоединиться к Тысячелетнему Графу, но… Юу бы не хотел этого. Внезапно крик оборвался. Голосовые связки не выдержали огромного напряжения и разорвались в горле Кармы, выпуская наружу лишь тихий хрип, а после — тишину. От противоречия внутри кружилась голова, что можно было взвыть и, не контролируя собственные эмоции, парень со всей силы ударил кулаком по песку, под которым, как оказалось, находилось что-то твердое. На секунду замерев и посмотрев на получившуюся ссадину на костяшках, он вновь ударил в песок. Скоро он просто начал молотить по нему, все также пытаясь закричать, но голосовые связки как назло и не желали восстанавливаться. Внезапно под руку подвернулась злосчастная колонна, на которую до этого он опирался спиной. Когда кулаки юноши оказались сбиты в кровь, а обломанная колонна — разобранной по кускам, он успокоился. И вновь посмотрел на израненное и безмятежное лицо усопшего. Несколько раз вздохнув, он обнял мертвое тело и опустился с ним на песок. Спину обжег шершавый песок, но Алме было все равно. Он устремил уже равнодушный взгляд вверх, в то место на каменной крыше, где красовалась громадная дыра и виднелось вечернее небо. Он ни о чем не думал. Просто дышал и смотрел на плывущие облака. Это длилось очень и очень долго. И тогда акума принял решение. Он положил руку на свой амулет и надавил на него, сжал ногтями. Он продолжал это ровно до того момента, пока под избитыми пальцами не появилась кровь, немедленно стекающая по груди и окрашивая песок в алый. Еще один рывок, и амулет уже лежал в его руке, по которой стекала его кровь. Замахнувшись, он отшвырнул часть своей плоти подальше. Какой прок от этого амулета, если он уже ничем не поможет им? Алма мог бы аккуратно извлечь его и помочь самураю, оставшись в живых и излечив дорого человека. Но Канда не захотел этого. Да и вряд ли бы это помогло… Поэтому он просто вырвал его вместе с частью своей кожи, плоти и частицей ребра. Вновь обняв Юу окровавленной рукой, он закрыл глаза. Ближе к утру следующего дня регенерация полностью выветрилась из его тела. И, поцеловав любимого в лоб, он испустил свой последний вздох. Он добился своей цели. Убил Канду, похоронив правду вместе с ним и собой. Алма посчитал себя глупым. Что бы он делал, если бы добился своей цели в Ордене? Ответа нет. Наверное, точно также лег бы и умер. Юу прав, он — придурок. Ближе к концу вторых суток поднялась буря, бушующая здесь раз в один год. И уже через четыре дня два искалеченных молодых тела были похоронены под слоем чертового песка. А светловолосая кукла так и продолжала сидеть на своем месте чуть приоткрыв рот, занесенная песком только по пояс.Здесь кончилось время.
Да, как бы горько это ни звучало, это так. Канда Юу не вернулся в Орден. Не спас Джонни Гилла от засланных людей из Ордена, который, конечно, спасся, но вскоре пал от лап Акума. И они вместе не нашли Аллена Уолкера. И Говард не нашел. Он искал его несколько месяцев после своего пробуждения. Искал год. Искал пять лет. Но не нашел. Вывод напрашивался сам собой…Всё тщетно. Аллена Уолкера никто больше не найдет. Есть только Неа, но он уже далеко отсюда. Рядом с Графом. Одно мгновение, одна трагедия жестокой любви изменила ход истории. Герои этой войны никогда не будут счастливы. Ни в прошлой, ни в этой, не в будущей жизни. Этот мир уничтожат любовь и время. Игра окончена. Вы проиграли.
Создав любовь и время, Вы проиграли с самого начала.